Все мы родом из детства. Первая книга романа «Вера и рыцарь ее сердца»

«Никому и в голову не пришло мне посочувствовать. Как можно исполнять душевную музыку, когда у ее исполнителей нет чувства сострадания к тем, кто менее талантлив?» – думала Вера, в одиночестве идя в свой музыкальный класс.

Устроившись на подоконнике рядом со стареньким пианино, Вера обреченно рассматривала набухшие почки сирени, но весна уже не радовала. Как можно радоваться, если она подвела свою учительницу и у нее нет белого кружевного платочка пианистки, без которого даже оплакивать свой провал как-то несподручно?

Когда Мила Ивановна влетела в комнату с поднятыми кверху руками, Вера не на шутку испугалась.

– «Бить будет за провал? Прямо в классе?»

– Так, скажи-ка мне на милость, кто играет Баха, словно танцует кадриль?!

– Я, – покорно отвечала Вера.

– А Шопен, в чем провинился бедняга Шопен, что ты играла его прелюдию, как играют только на похоронах?

– Ни в чем, – тихо произнесла девочка и удрученно покачала головой.

– Если бы я не знала, кто такой Бетховен, то я бы подумала, что сонату в твоем исполнении писал пьяный человек, за которым гнались голодные псы!

– Я знаю, и мне стыдно!

– Зато я не знаю, почему ты прошла на областной концерт как моя самая одаренная и перспективная ученица! – глаза Милы Ивановны неожиданно сверкали радостью. – Ноктюрн в твоем исполнении звучал так жалостливо и проникновенно, что покорил сердца всего жюри! Жюри признало в тебе талант!

– Но мне никогда не сыграть этюд Черни так, как играл его худенький мальчик, что выступал передо мной!

– Забудь и Черни, и мальчика. Этот мальчик не прошел, а мы к финалу подготовим вариации на тему Паганини!

С улыбкой до самых ушей проходила Вера в вестибюле мимо ранее своих соперниц. Немногие прошли в финал, а Вера прошла!

Сразу после своего музыкального успеха Вера отправилась в гости к тете Инне, где ей всегда были рады. Ей нравилось быть своей в этой странной семье. Хорошее настроение царило в этой семье всегда, и даже во время осеннего ненастья. В холодильнике почти никогда не было мяса и сливочного масла, зато у дочек тети Инны были настоящие краски и мольберты для рисования. Их замечательные рисунки украшали все стены квартиры, так как они учились в художественной школе при Дворце пионеров, а Вере было стыдно даже брать карандаш в руки в их присутствии.

Выходные платья девочек были перешиты из старой одежды самой тети Инны, зато они брали частные уроки английского языка, а цены за уроки были непомерно дорогими даже для Вериных родителей. Всегда помятый, пьяненький и глупенький муж тети Инны жил сам по себе, как бы отдельно от семьи. Зато добрая тетя Инна ходила со своими девочками в походы, ставила домашние театральные представления и занималась изготовлением бесполезных поделок. Одним словом, эта удивительная семья жила беззаботно и весело, кроме ее молчаливого «короля».

«Королем» был папа тети Инны, он жил в маленьком закутке без окон, в котором еле вмещалась узкая кровать, приставленное к кровати старое кресло, а напротив – маленькая табуретка. Стена, отделяющая спальню от зала, была застеклена, а три другие стены были от пола до потолка заставлены книжными полками. Книги в старинных переплетах стояли в терпеливом ожидании, когда их возьмет в руки хозяин и будет задумчиво перечитывать, страницу за страницей.

Отец тети Инны не участвовал в активной жизни семьи. Как старый король на престоле, сидел он в своем кресле, по-королевски выслушивал своих родных и понимающе кивал в ответ. Седой король без слов, одним чуть заметным кивком, мог одобрить и одним взглядом заставить сгорать от стыда.

Вера никогда в своей жизни не встречалась с человеком, умеющим так умно молчать. Необыкновенные глаза были у отца тети Инны, в них таились знания, недоступные обычным людям. Иногда у девочки возникало чувство, что он, король без короны и королевских реквизитов, может читать ее мысли и сердечные тайны, но не спешит об этом сказать, потому что это не является главным, а то, что является главным, знать Вере было еще не положено. Его спокойная мудрость не отпугивала, а, наоборот, притягивала, и так хотелось раскрыть тайну этого молчаливого мудреца, который и в старости может быть таким величественным.

Девочка нередко замечала, с какой любовью смотрел «король» на свою взрослую дочь, хранящую в семье уют и маломальский достаток, и с какой заботой приглядывал он за своими веселыми внучками, совсем не похожими на своего деда. Иногда Вера замечала в его глазах безграничную печаль и пыталась развеселить «его королевское величество» своими историями из школьной жизни, а за это ей разрешалось брать домой очень редкие книги. Однажды, когда Вера пришла за очередной книгой, «король книжной спальни» задал ей странный вопрос:

– Скажи-ка мне, Верочка, а кто создал землю и небо?

– Земля – это планета, как остывшая звезда … а небо – это атмосфера… которую никто и не создавал, наверное.

– А как появились звезды?

– Мы это еще не проходили. Что звезды могут остывать и падать, это я знаю, но откуда они появились на небе, я, честное пионерское, не знаю.

Тут Вере стало стыдно. Она сидела на табуретке и от неловкости прикусила нижнюю губу. «Книжный король» не стал на нее сердиться, а открыл лежащую у него на коленях толстую книгу и стал читать девочке слова, которые казались ей пришедшими из другого мира.

«В начале сотворил Бог небо и землю. Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою. И сказал Бог: да будет свет. И стал свет. И увидел Бог свет, что он хорош…»

В этот момент Вере показалось, что в темную спальню вошел необычный свет, открывающий тайну тайн всего мира. Об этой тайне еще никто не знает, и ей одной выпала честь быть в нее посвященной.

– Папа, Вере уже пора домой, Римма Иосифовна будет очень волноваться, – прервала тетя Инна волшебную Верину прогулку по чудесному божественному саду в образе прекрасной Евы. В книге не было написано, что Ева была красивой женщиной, – Вера это знала сама. Увидев тревогу и недовольство в глазах тети Инны, девочка поняла, что задержалась, и поспешила домой. Так закончился этот один из самых интригующих разговоров Веры с удивительным человеком, отцом тети Инны.

Жалко, что его давно нет в живых. Из всей семьи Шевченко только Вера пришла на его похороны. Этот день ее родители провели на даче, так как был поливной день, и они так и не узнали, какого замечательного человека в тот день предавали земле. Потом на уроках биологии Вера изучала научную теорию о происхождении жизни на планете, и неприятное чувство разочарования вошло в ее сердце, словно Вера кого-то обманула.

***

Но теперь школа и все ее постулаты остались в прошлом, а тетя Инна по-прежнему ходила в гости и по-прежнему удивляла Веру своей неподдельной, какой-то детской непосредственностью.

Когда красная смородина для тети Инны была собрана, когда, отобедав, гостья ушла, прогибаясь под тяжестью дачного урожая, Вере взгрустнулось. Ей очень хотелось задать этой удивительной женщине, дочери мудрейшего короля, один щекотливый вопрос, который мучил ее уже давно. Девушка хотела спросить гостью, какой национальности была Ева из той божественной истории, которую знал ее папа, но спросить почему-то постеснялась.

Спросить у человека его национальность считалось неприличным. К национальному вопросу в Вериной семье относились очень деликатно, и девочке не разрешалось интересоваться национальной принадлежностью кого бы то ни было.

– Чтобы я от тебя никогда не слышала обращения к людям: «казах», «немец», «русский», «еврей». У каждого человека есть данное ему от рождения имя. Будь добра, называй людей по их именам, – строго предупредила дочь Римма еще в детстве. Этого предупреждения оказалось достаточно, чтобы Вера всегда старалась запомнить имена тех, с кем она знакомилась.

Национальный вопрос для Веры открывался в народных танцах, которым она обучилась еще в детском саду. Когда же пришло время получать паспорт, то «национальный вопрос» застал ее врасплох. Оказывается, она была вовсе не русская.

– Мама, ты что, полячка? – искренне удивилась Вера, впервые в жизни читая свое собственное свидетельство о рождении.

– Да, и что? – излишне строго ответила мама, словно дочь уличила ее в каком-то ужасном преступлении.

– Мама, это даже невероятно интересно – быть дочкой полячки! – попыталась разрядить обстановку Вера.

– Не полячки, а польки! А твой папа – украинец, – поправила мама дочь и ушла на кухню с гордо поднятой головой.

– Пронесло! – вздохнула девочка, а тут к ней подошел брат, чтобы предупредить сестру о сложности этого выбора.

– Вера, я хочу, чтобы у тебя не было проблем в будущем. Быть полькой или украинкой неплохо, но твой родной язык – русский. Думай башкой! Понятно?

Вера подумала и записала себя украинкой, только потому, что ей самой очень нравилось быть украинкой и танцевать украинские танцы.

За день перед тем, как будут вывешены списки поступивших в медицинский институт, отмечался день рождения главы семейства. С утра Римма готовилась к приему гостей, держа дочь на подхвате, а после обеда она отправила ее на рынок за цветами с Сашиным другом Вовой Коваленко, которого Вера с детства стеснялась, но перечить маме было бесполезно. Для девушки друг брата был пижоном, который говорил так много, что сам забывал, с чего начинал разговор. В его поведении было что-то неестественное, а к ней он относился фамильярно, хотя Вера не была придворной дамой и не нуждалась в особом галантном обращении. Когда подошел автобус, она в него забежала первой, оставив Володю одного стоять на остановке, и уселась на заднее сиденье. Девушка была довольна собой, так как считала, что освободила друга брата от общения с ней.

Вера не любила быть кому-нибудь в тягость. Впрочем, как только автобус тронулся с места, она тут же забыла о Сашином друге и не увидела на его длинном худом лице появившегося досадного недовольства.

Папин юбилей прошел замечательно, а на следующий день Вера отправилась в институт, где в вестибюле были вывешены списки студентов, поступивших на первый курс. В этом списке Вера нашла и свое имя, ее мечта начала сбываться!

Скоро, скоро она уедет из дома!

Часть 2

Глава 1

– Отдать тебе любовь?

От удивления он забыл все неудобства езды в кузове грузовика ГАЗ-51, который исправно возил будущих врачей на совхозные поля для сбора картофеля. Ребят набилось в дощатый кузов совхозного грузовика – как селедок в пузатую бочку, и мотор этой разбитой колымаги то надрывно гудел, взбираясь на пригорки, то весело посвистывал, скатываясь под горку, а то противно взвизгивал, пропуская коров на водопой.