Окно как фактор слабоумия

Окно как фактор слабоумия
Владимир Дэс

«“Итальянский концерт” Баха вызвал у отца такие рывки зевоты, что он складывал пополам своё сидящее тело, чтобы в смачном зевке не открыть свой огромный рот.

Концерт этот был нашей семье не нужен…»

Владимир Дэс

Окно как фактор слабоумия

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

«Итальянский концерт» Баха вызвал у отца такие рывки зевоты, что он складывал пополам своё сидящее тело, чтобы в смачном зевке не открыть свой огромный рот.

Концерт этот был нашей семье не нужен.

Отец в музыке ничего не смыслил, мама вообще не знала, что она, музыка, есть на белом свете, сестра Люся кроме Киркорова ничего больше не признавала, а у меня от всего, что связано с папиной инициативой, болели зубы, причём все двенадцать, оставшиеся после посещения папиного друга стоматолога.

Но отец был в нашей семье был непререкаемым авторитетом, и если он говорил, что надо идти на концерт, то все мы шли на концерт. Если он сказал, что пригласительные билеты на этот концерт, полученные им в виде приза за покупку десяти килограммов квашеной капусты из Голландии, не должны пропасть, значит пропасть они не должны.

И вот мы всей семьей сидим и не слушаем концерт, каждый по-своему.

Мама, сидя слева от папы, вяжет зимнее пальто для нашей собаки Шарлотки.

Люся – моя младшая сестра – спит у меня на плече.

Я пытаюсь, не слушая музыку, мечтать о моем завтрашнем свидании с Розой.

Отец, мучаясь зевотой, борется со своим ртом.

Шарлотка, подвывая альту, ходит по-маленькому то под одну ножку кресла, то под другую.

Наконец Шарлотка писать перестала, и концерт закончился.

Мама довязала пальто.

Люся проснулась.

У меня перестали ныть зубы.

А папа зевнул.

Широко, смачно.

Потом еще.

И еще.

И так раззевался, что мама засомневалась, сможет ли он управлять в таком состоянии нашим «Запорожцем».

На это отец жестами показал: «Все будет нормально». То есть в порядке.

Понятно, что говорить он не мог.

И мы, подчиняясь жестам папы, дружно уселись в наш заграничный автомобиль.

Я вам скажу, в машине ехать было нелегко. Она, подчиняясь зевкам папы, двигалась рывками и зигзагами.

К счастью, жили мы недалеко и доехали до дома без особых приключений, что, пожалуй, для этой ситуации было удивительно.

Когда все вылезли из «Запорожца», отцу, очевидно, уже надоело зевать. И от этого он стал злиться.

И злиться, естественно, на нас.

Шарлотка, как самое догадливое существо в нашей семье, поджала хвост, и, перестав лаять, спряталась за маму.

Мама тут же взялась за вязание.

Люся, как самая маленькая, значит, самая глупая, сказала папе:

– Папа, жалко, что сейчас зима. Если бы было лето, ты бы ртом мух наловил видимо-невидимо, – и от радости захлопала в ладоши.

Но папе это сообщение Люси не очень понравилось.

Я тоже хотел что-то сказать, но, посмотрев на папу, потом на Шарлотку, скулившую за спиной мамы, передумал и осторожно вошел в подъезд.

Электрического света в нашем подъезде не было уже лет десять. Но папа каждое утро брал из дома лампочки и вкручивал их на всех этажах. Хотя к вечеру их кто-то снова выкручивал.

Я думаю, это делала мама, иначе бы наш семейный бюджет не выдержал этой папиной инициативы.

Хотя он очень удивлялся, когда по утру дома открывал тумбочку, где брал лампочки, почему лампочки в ней никогда не кончаются.

Так вот, света в подъезде не было, потому что мама перед концертом лампочки успела вывернуть и положить обратно в тумбочку. А на улице было уже темно. И мы на ощупь в темноте потопали на наш четвертый этаж, спотыкаясь о бутылки, банки и храпящих по углам лестничных площадок местных пьяниц.

Наконец мы добрались до двери нашей квартиры.

Папа, зевая, нервно достал ключи и сунул один из них в дверной замок.

Поднатужился.

Крутанул, и бац – ключ обломился. Одна его половина осталась в замке.

Как оказалось, это был ключ от багажника нашего автомобиля.

Мы стояли у двери в полной темноте и тишине.

Тишину, правда, методично нарушало булькание папиных зевков.

Люся тут же вспомнила, что прошлый раз папа вставил ключ от почтового ящика, и мы попали домой только на третьи сутки.