Иван Федорович (сборник)

Так рассуждал я, глядя с тоской на грязный шланг, брошенный мною на дно ванны.

Из задумчивости меня вывел громкий голос:

– Ты что там, уснул? Давай шланг!

Я подал.

– Так ты что, его не вымыл? Эх, горе ни шланга помыть, ни бабу уговорить ты не можешь.

Я вспылил:

– Какое вам до этого дело? Может, это моя родственница приходила?

– Ага, мама.

– Знаете что, – устало ответил я, – вы давайте доделывайте свое черное дело да уходите. – И, оглядев ее, добавил: – Можете даже ванну принять.

Я вышел в зал, открыл приготовленную для Зои Васильевны бутылку армянского коньяка, налил целый стакан и выпил. Сел на диван и, жуя конфету, стал рассуждать! «Что, плохо? Да, плохо. Но, наверное, на Зое Васильевне свет клином не сошелся. Да она тоже штучка, сразу раз и убежала. И от кого? От меня!» Коньяк, очевидно, уже плотно дошел до моего серого вещества. Я, встав, оглядел себя в зеркало и подумал: «Красавец. Правда, немного суховат. Зато жилист».

Пока я так красовался на себя в зеркало, в ванной комнате зашумел душ.

Я, забыв о своих огорчениях, сначала даже удивился: кто это там моется? Но вовремя вспомнил – да это же в ванной мой «Горгаз». Умора. Она поняла буквально мое предложение сполоснуться.

И тут меня прострелила новая дьявольская мысль: «А что если мне сделать рокировку: поменять Зою Васильевну на это газовое чудо. Ну и пусть, что повыше и пошире, зато, наверное, помоложе».

И я, подойдя к двери ванной, постучал костяшками пальцев в дверь.

– Красавица, глинтвейн остынет.

Душ затих.

Из-за двери выглянуло симпатичное личико с ямочками на щеках.

– Что остынет?

Я оторопел: откуда эта красавица? Неужели то чудо в берете с чемоданом?

– Глинтвейн… – повторил я оторопело.

– А что это такое? – спросила женщина, выходя из ванной комнаты в халате и вытирая шикарные ярко-рыжие волосы махровым полотенцем.

Я был так ошарашен, что не стал ничего и говорить о предстоящих возмущениях Эдика по поводу эксплуатации его банных принадлежностей.

– Глинтвейн – это вино, только горячее.

– Я не люблю горячее вино, – сказала рыжеволосая женщина и, взяв в руки бутылку армянского коньяка, повертела его из стороны в сторону. – Это же коньяк, а не вино. Я пила такой, – и задумчиво добавила: – Правда, очень давно.

– Так, давай выпьем еще раз, – живо предложил я.

Она посмотрела на Меня долгим взглядом и, поставив бутылку на стол, сказала:

– Давай.

Я разлил, сказал короткий спитч о Золушке, и мы выпили.

А «Золушку» звали Лизой.

– Какое приятное имя, – сказал я и предложил выпить на брудершафт.

Она согласилась.

Мы встали. Оказалось, что я ей всего по подбородок, поэтому переплетать руки было не совсем удобно. Зато после того как я приобнял ее тело для поцелуя, оно – это тело – оказалось очень податливым, хотя и весьма упругим.

Наш фуршетный поцелуй затянулся, и мы незаметно для себя оказались в горизонтальном положении на диване.

Такого большого и такого шикарного женского тела я еще не видел в своей юной жизни.

Поцелуи ее были страстны, объятия мощны и долги.

Я, исполняя обязанности соблазнителя все время боролся за свою жизнь, боясь быть задушенным моей гигантской Золушкой.

После того как она расслабилась, я еще хотел немного поползать по ней, как таракан по булке, но вдруг неожиданно почувствовал недомогание (может, от крепких объятий, может, от страстных поцелуев, а может, от выпитого коньяка). Я быстро сполз с Лизы и побежал, вихляя задом, в ванную.

Там меня вырвало.

«Нет, все же это не от коньяка, – решил я. – Скорее всего от перенапряжения. Все же удовлетворить женщину с такими объемами было не так-то просто. Но судя по тому, как безвольно и расслабленно лежала на диване Лиза, задачу честного соблазнителя я выполнил». Рассуждал я так, стоя на коленях и свесившись головой глубоко в унитаз. Сил не было даже подняться на ноги.

Вдруг кто-то погладил меня по голове.

– Бедненький. Тебе плохо?

– У-у-у-у… – промычал я.

Лиза обтерла мое бледное личико полотенцем и, подняв на руки, отнесла меня на диван.

Там она меня укрыла теплым одеялом! напоила чаем. Затем переоделась в свой рабочий комбинезон и, спрятав свои шикарные солнечные волосы под берет, ушла.

Правда, предварительно она поцеловала меня в лобик и выпила на дорожку еще одну рюмку коньяка.

Я, пролежав еще где-то час, вылез из-под теплого одеяла уже совсем бодрым.

Горечь потери Зои Васильевны сменилась радостью от неожиданного свидания с Лизой из Горгаза. Я даже закружил от радости и легкости по комнате.

Убрав все со стола, я помчался в институт поделиться своей победой с приятелями.

Поделился.

И даже пообещал друзьям познакомить их с этой прекрасной женщиной.