Витязи в ребристых шлемах. А поле боя держится на танках

Садясь в машину, перед тем, как захлопнуть дверку, спросил:

– Ваша фамилия, по-моему, Лысый?

– Так точно, Лысый! – не моргнув глазом, ответил Куцый.

Обдав оставшихся бензиновым дымом, машина умчалась. Куцый достал сигареты, мрачно закурил, помолчал.

– Иван Петрович, а почему вы его не поправили?

– Да, ну всё это безобразие к черту! – выругался Куцый, – я лучше десять раз буду Лысым, чем ещё раз соглашусь всё это выслушать.

Нет смысла рассказывать, как они готовили это показное учение. Неделю перекрывали мишенное поле, готовили танки, пристреливали оружие, тренировали роту. Занятие удалось на славу. Оказывается, и на своем тактическом поле, при желании, можно подготовить поучительные ротные тактические учения. Необходима разумная инициатива во всём. Так, на некоторых танках не было турелей для зенитных пулеметов поэтому по воздушным целям, которые изображали осветительные ракеты увеличенной дальности, на парашютах, заряжающие вели огонь из автоматов трассирующими боеприпасами. Для Ткачева это был большой урок.

Собрав всех после учений возле центральной вышки, комдив перед строем объявил занятым в подготовке и проведении учений благодарность. Рота получила «хорошую» оценку.

Тем временем, колонна с включенными фарами, буравила темноту ночи, проглатывая километр, за километром. В шлемофоне щелкнуло, и знакомый голос командира полка пробасил:

– Попридержи, обойду тебя слева. Прием!

– Механик, тише, прими вправо, пропустим колонну, – скомандовал комбат.

Танки, вслед за командиром, прижались к самым соснам и снизили скорость. Вскоре, обдав Ткачева дымом выхлопных газов и облаком пыли, мимо, блестя в лунном свете отполированными траками, прошел танк командира полка. В командирском люке, боком сидел командир, в больших танковых очках, такой же пыльный, как и все танкисты. Поравнявшись с отдавшим честь Ткачевым, махнул рукой.

– Поехали!

Следом, выбрасывая струи черного дыма, высоко подкидывая острым носом, протарахтел гусеннчный БТР-50ПУ. За ним, плавно, на мягких колёсах, проплыл БТР-60 «Чайка», весь утыканный антеннами, с улыбающимся начальником связи полка в командирском люке.

Пристроившись за колёсным БТР, Ткачев прибавил скорость. Танки, вновь рванулись вперед!

– Командир, наверное, первым желает отметиться на пункте регулирования, – подумал комбат, – или, надоело глотать пыль в колонне второго батальона. Где там, Иван Иванович Вайнагин? Третьему батальону достаётся вся пыль, ходя дистанции между машинами и подразделениями увеличены, не успевает поднятый гусеницами и вентиляторами грунт опуститься на землю. Зато, дорога накатанная, не заблудишься, катись, не спеша, любуйся природой. Скоро рубеж развёртывания в батальонные колонны, разъедемся, но третий батальон, так и пойдет за первым, он по плану во втором эшелоне. Интересно, с кем пойдет КП полка, наверное, тоже за первым батальоном? На направлении главного удара, и ближе к Варшавской вышке.

Где-то рядом, справа, также пылит колонна соседнего танкового полка, будущие соседи в бою. Самоходно-артиллерийский полк, всего скорее, где-то впереди, на параллельном маршруте. Они должны занять огневые позиции заранее и обеспечить огнем прорыв обороны противника. Интересно будет ли реальная огневая подготовка? Наверное, в полном объеме нет. Разобьют всё мишенное оборудование, нам стрелять будет не по чему. Авиация, точно, будет работать реально и много, – Министр обороны любит авиацию.

Вот, и последний пункт регулирования, светятся красные фонарики регулировщиков и посредников. Остановили танк командира полка, что-то решают с посредником. Благо одно – посредники в этот раз не мешают, не путаются под ногами, видимо решили, что сами танкисты лучше разберутся. Двинулись дальше. Теперь нам машут, остановиться. Опять отметка на карте. Сколько машин в колонне? Танков тридцать один. Все!

Скрылись сзади в ночной мгле и пыли огоньки регулировщиков. Ночная темень начала редеть. Далеко на востоке, над горизонтом, появилась узенькая полоска светлеющего неба. Более четко проступили верхушки могучих елей по обеим сторонам дороги, стали видны танки колонны, всё ещё двигающиеся с зажженными фарами.

Самое тяжелое время для механиков, вторая половина ночи, – подумал Ткачев, почти сутки за рычагами, именно ближе к утру в сон клонит. Но, попробуй, кому-нибудь предложить подмену? Обидится за такое недоверие, многие ждут, не дождутся учений, чтобы, как они говорят, «погонять». У самого голова затяжелела, но командирские заботы не дадут забыться.

Он посмотрел на давно замолчавшего замполита. Крепко держась за люк заряжающего, и прижавшись ребристым лбом шлемофона к рукам, тот стойко переносил дёргание, удары, и дрожание движущейся машины.

Устал с непривычки, бедолага, – с неожиданным, лёгким злорадством, подумал комбат. Вспомнился приезд Владимира Дмитриевича, так изредка, Ткачев называл своего заместителя. По давно заведенному правилу офицеры батальона жили в одном доме, в одном подъезде. На одной площадке жил комбат и его заместители, выше этажом ротные. Как правило, дружили семьями, кто, кому приглянулся. Вместе отмечали праздники, приезд из отпуска, дни рождения, присвоение воинских званий. А иногда, жены сами, чувствуя усталость мужей, устраивали им маленькие праздники, так, без особого повода.

Волей судьбы, прибывший замполит, оказался соседом Ткачева. Говорливая, компанейская жена Владимира Дмитриевича, Лида, быстро нашла общий язык с Наташей Ткачевой. И, в первый же день, был организован легкий ужин, как говорят «с приездом».

Вещи были ещё не распакованы полностью, часть посуды ещё не обнаружена, но женщины, подключив жену заместителя комбата по технической части, неунывающую Марию Михайловну, самую старшую по возрасту, общими усилиями собрали на стол у кого, что было, – вскладчину.

За столом, как обычно, говорили о службе, о детях, вспоминали места и гарнизоны предыдущей службы. Мужчины, выходя покурить, травили анекдоты, вспоминали общих знакомых, строили планы.

После очередной рюмки, Владимир Дмитриевич посетовал, что мучается бессонницей, и, даже приняв снотворное, спит плохо. Зампотех, Иван Иванович, тогда, смеясь, заметил, что на новом месте службы, сон восстановится. И вот, наблюдая клюющего носом замполита, Ткачев вспомнил этот разговор. Он слегка толкнул Владимира Дмитриевича рукой. Когда тот повернулся, показал, – иди, мол, вниз, сложив руки под головой, – поспи. Замполит, с готовностью кивнул головой, и исчез в люке.

Танк, трясясь по неровностям дороги, кивая пушкой на бесконечных буграх танковой трассы, мчался вперед, увлекая за собой батальон.

Изнутри машины потянуло легким табачным дымком. Механик-водитель закурил, – подумал комбат, – вроде и не положено, с другой стороны, пусть покурит, иначе может задремать. Ткачев открыл командирскую сумку, подсвечивая фонариком, взглянул на карту. До границы полигона километров двадцать – двадцать пять, надо поднажать. Вспомнив про замполита, опустился вниз на своё сидение. В башне было темно, гудел двигатель, на кочках что-то звонко стучало, гремело и бухало в железном чреве машины. Привычно протянув руку, комбат включил свет. На полу вращающегося контактного устройства, среди ящиков с пистолетами и секретной документацией, согнувшись в три погибели, подложив под голову чей-то ОЗК, сладко похрапывал Владимир Дмитриевич.

– Вот бы жена увидела, – до чего мужика довели! Всё кругом грохочет, гремит, прыгает и трясётся, а, он спит! Спит, как ребенок, – никакой бессонницы! – вслух подумал Ткачев. – Да брат, это тебе не интеллигентные войска связи! Это, танковые войска!

В наушниках шлемофона щелкнуло и далёкий голос зампотеха, через шум и треск, грустно доложил:

– Узор – 1, я сороковой, девяносто девять, пятьсот тридцать девять, я сороковой, приём!

Ну вот, судя по номеру, учебная машина встала. Там механик водитель опытный, если поломка устранима своими силами, устранит.

Колесный БТР, ныряющий по буграм впереди, заморгал правым указателем поворотов, сидящий на броне начальник связи полка машет, – объезжай.

Ткачев объехал остановившийся танк командира полка, и оба бронетранспортёра. В наушниках голос командира полка пробасил:

– Обгоняй! Встану тебе в хвост!

Снова комбат впереди этой извивающейся, грохочущей и пылящей, бронированной змеи. Усталость берет своё, суточный марш дело утомительное. Трудно держать в голове все повороты и изгибы такой длинной трассы. Тем более, местность с предыдущих учений порядком изменилась. Слева какую-то насыпь насыпали, а на карте её нет. Не заблудиться бы! Опозоришься!

Ткачев спустился в башню, включил свет. Замполит, по-прежнему, спал среди железных ящиков, на грохочущем днище. Поднеся карту ближе к свету, комбат ещё раз внимательно изучил карту. Местность низменная, много мелких озёр и заболоченных участков. Наверное, и насыпь возвели, как дамбу. То ли защититься от воды, или наоборот, сделать водоём.

Наконец подошли к рубежу развёртывания в батальонные колонны. Обычная развилка лесных дорог, только крепко разбитая гусеницами танков и боевых машин пехоты. Уже достаточно расцвело, но в глубине соснового леса было по-прежнему жутковато темно. Как в сказке, подумалось Ткачеву, – направо пойдёшь, – коня потеряешь, налево, – жизнь! Слава богу, нам направо, по этой заросшей колее! Налево, по накатанной дороге Фомичу, он живучий, – выдержит! Комбат доложил установленным сигналом о прохождении рубежа. Командир полка, так же, ответил сигналом, – выполнять, поставленные задачу.

Первый танковый батальон двинулся по своему маршруту. Вскоре лес поредел, дорога бежала по песчаной опушке леса. Справа, в утреннем тумане, простирался, поросший высокой травой луг, дальний край которого, терялся в предрассветных сумерках. Слева, за редкими соснами, угадывался песчаный взгорок, с большими деревьями наверху. Дорога, постепенно спускалась вниз, в широкую низину, покрытую белым, клубящимся туманом.

Внезапно, из поредевшей пелены, слева обозначилась свеженасыпанная дамба. Перед ней, достаточно глубокая, наполненная до половины водой, широкая траншея, с отвесными стенками. Дорога была перегорожена забором из сосновых жердей, на которой красовался знак «Проезд запрещен».

Ну, немцы, понарыли! Но даже в лесу всё сделали по правилам, и знака не пожалели! Вправо, в туман, уходила заросшая, слегка прикатанная колея. Центра низины не было видно в плотном тумане, и сереющей темноте. На противоположной стороне, из тумана вроде бы вновь выходила, заросшая травой, лента колеи и пряталась в лесу.

Остановившись, Ткачев внимательно изучил карту. Развилка, как развилка! Таких в каждом лесу сотни. За свежей дамбой должно быть поросшее травой озеро, с болотистыми берегами вокруг. От него насыпью и отгородились. На бугорке деревня, которую, как рассветёт, отсюда будет видно. Правая дорога проходит по низинке, и километра через два, вновь соединяется с левой, перегороженной. Нечего время терять! Надо ехать!

– Механик, направо, вперед!

Танк рванулся с места и углубился в клубящийся туман. Над землёй туман был ещё плотнее, механик-водитель, практически, ничего не видел перед собой, включил фару, и тут же выключил. Ткачев, тоже, пытался ему помочь, включив командирский прожектор, опустив его до упора вниз. Но мощный луч света не смог пробить плотную стену тумана, освещаемое прожектором белое покрывало становилось непроницаемым. Пришлось отказаться от этой затеи. С высоты танка комбат видел направление движения и подбадривал механика:

– Давай, чуть-чуть левее! Обороты! Не бойся, там дорога!

Механик послушно прибавил скорость, и перешел на третью передачу. Ткачев оглянулся, танки первой роты, спустившись с бугра, следом за ним ушли в туман. Мелькнув треугольным флажком на антенне, растаял в белой пелене танк командира второй роты. Кое-где над туманом, как длинноногие великаны, плыли фигуры командиров танков и качались штыри пятиметровых антенн.

– Как бы не столкнулись в тумане, не дай бог, кто-то встанет! – вслух подумал комбат.

– Вы мне говорите? Не расслышал, повторите! – внезапно, по внутренней связи послышался голос замполита.

Через мгновение, его ребристый шлем появился в люке заряжающего, следом выглядывало заспанное лицо Джахадзе. Сев на край люка, и осмотревшись по сторонам, Владимир Дмитриевич восхищенно промолвил:

– Красота-то, какая! Как по воде плывем! И очутятся на бреге, в чешуе, как жар горя, тридцать три богатыря!