Московские окна

Московские окна
Владимир Ерахтин

Сборник рассказов «Московские окна» Владимира Ерахтина выпущен для широкого круга читателей. Рассказы написаны в разных жанрах – любовная лирика, фэнтези, нон-фикшн. Свое название книга получила по одноименному рассказу. Каждая история – это отдельное окно, за которым скрыта своя судьба. За шторами можно разглядеть первую любовь и бравого офицера, лучшего друга и странного соседа, а порой увидеть и самого себя. Три рассказа из сборника «Исход», «Московские окна» и «Намоленое место» удостоены призов в литературных конкурсах за 2021 год и вошли в разные сборники. Так, рассказы «Возраст 60 +», «Я Кузя» заставляют иной раз улыбнуться, а история «Исхода», которому 100 лет, может выжать незапланированную слезу. После прочтения читатель не останется равнодушным и задумается о многом в своей жизни.

Владимир Ерахтин

Московские окна

Чёрное море. Белый пароход

Само море подарило мне этот рассказ. Оно выбросило его, как пиратскую бутылку, к моим голым ногам, обмываемым по щиколотку тёплой волной лёгкого прибоя. Когда на море шторм, почему-то чувства зашкаливают, получают дополнительную энергию, и тебе хочется писать и писать. Тогда, ещё в детстве, я пытался сделать невозможное – написать рассказ «Море чувств» и «Белый пароход». С детства я веду лоцию – дневник «Записки мальчика с приключениями». На его листках я записывал все, что видел и узнавал у Черного моря. Я был весьма скромным и застенчивым мальчиком, но наблюдательным.

Как-то в детстве майским вечером я сидел на пирсе и «рисовал» на листке блокнота рассказ. Подошла та самая девочка, которой я давно хотел понравиться. Маша была самой красивой и гордой в классе. Одевалась ярко, броско и тем ещё выделялась из серой толпы одноклассников. Маша в своей розовой курточке спросила, что я делаю? Не поворачиваясь к ней, я ответил спокойно: «Рисую море».

– Но у тебя нет ни красок, ни кисти, ни холста. Разыгрываешь меня, Айвазовский?

– Нисколько, – невозмутимо продолжал я. –  Мои кисти и холст – ручка и бумага, а краски – мои чувства, переданные через мысли, метафоры, сравнения и положенные на холст в мой рассказ о море. Посмотри сколько у него оттенков голубого, лазурного…

«Померанцевые блики – это солнца дар великий…»

Как я тогда хотел прославиться, чтобы напечатали мой рассказ в городской газете, чтобы все узнали, и Она, какой Я изобретательный выдумщик. Я даже написал карандашом на листках, вырванных из судового журнала жгучую тайну моряцких происшествий, указал на карте место, где зарыт клад с золотыми монетами. Затем трубочкой засунул в бутылку, залил воском и бросил на песок, якобы, выброшенную на берег прибоем. В костюме пирата отнёс в редакцию и водрузил старинный сосуд, облепленный песком, на стол редактору: « Йе-ха-ха. И бутылка рома!» Думал, заплачет, зарыдает этот старый «капитан пера». Не зарыдал, критик.

Все мои опусы ложились «в стол», коту под хвост, никто и не думал браться за них и публиковать.

Маша стала музыкантом, и её, такую красивую, увёз вместе с инструментом богатый жених в столицу. Я же, окончил институт, стал писать статьи, рассказы, вернулся в Феодосию. Продолжал писать рассказы и работал в местной редакции газеты и матерел с каждой битвой за статью. Пером пытался привлечь власти к реставрации исторических мест, и с каждым годом вместе с блокнотом врастал все глубже в почву города. Утренний кофе, ручка, блокнот, дневная сигарета и вечерняя газета были моими лучшими друзьями.

Прошло несколько лет. Ночи сменялась днём. Шторма сменялись штилем. Рассветы – закатом. А в моей жизни ничего не происходило. Я уже думал, что останусь один, конечно. я встречался с женщинами, но эти встречи не разжигали внутри костёр страсти, а лишь напоминали свечу, догорающую к утру до основания. Как вдруг внутри стало нарастать ощущение напряженности и смены чего-то? Наверное, к грозе, подумал я.

По набережной старого города с вечерней прохладой среди гуляющих пар шла элегантная дама в шляпке с опущенной головой и с собачкой. Шпиц. Белый. В её облике я узнал свою первую любовь – Машу, только глаза её почему-то были потухшие. Она не смотрела на прохожих, прошла мимо. Для меня она была всё той же умной, желанной женщиной, только немного обожжённой судьбой. От друзей я узнал, что была она в разводе. Я был вдовец. Меня раздирал конфликт с самим собой, и внутри возникло ощущение, что я в двух шагах от зарытого, тогда ещё в детстве, пиратами клада. И я пошёл на абордаж: страх потерять её второй раз толкнул меня на подвиги. Как-то теплым кудрявым вечером, располагающим к романтическому настроению, весело подошел к ней.

– Здравствуй, Машенька – лучшая девушка старого града и всего полуострова, – запах её дорогих духов нежно перебивал парфюм моря.

– Здравствуй, Сергей, а я узнала тебя. Ты тот самый необычный мальчик моей юности. Чем же ты теперь занимаешься? Ах, да, могу угадать – ты продолжаешь писать морские повести. Не скрою, я читала твои произведения и мне они понравились, особенно  «Морская душа», – она говорила медленно, как бы продумывая каждое слово.

Она всё знает обо мне. Вот и хорошо, не надо о себе ничего сочинять. Я почувствовал, что стал намного выше и смелее в своих глазах, чем тогда, в детстве. А она, всегда высокомерная, изменилась, стала сейчас вдруг ниже и проще, этакая веселая и игривая. Она чувствовала, что нравится мне. А вот нравлюсь ли я ей? Предложил зайти в кафе, где играла негромкая музыка. В разговоре выяснилось, что Феодосию она не любит и собирается уезжать отсюда. И я начал соображать, чем же её можно удивить, чтобы удержать? Задачка с одним неизвестным, но женского рода. Непосильная. Ну, понятно, Феодосия – это порт, старые дома, неровные разбитые дороги, мусор, жара. Так думала она. И тогда я просто начал перечислять ей семь чудес древнего города, по которым можно остаться жить здесь. В детстве мы никогда не углубляемся в историю родного края.

– Феодосия! Она как красиво стареющая дама, на седые волосы которой упал оберег в виде намоленой мантильи, как луковичный купол исцеляющей энергетики и веры. Здесь легко дышится, сердечко твоё и давление приходят в норму. И тебе остается лишь заниматься любимым делом. Ты музыкант, а здесь с давних времен произошло переплетение культур Запада и Востока. Множество известных людей посещали этот дивный край, а сколько их здесь проживало. Чего стоит только один Айвазовский со своими выразительными морскими пейзажами, подаривший Феодосии железную дорогу и воду.

– Но где я буду играть на инструменте? Здесь так мало залов с хорошей акустикой.

– Давай-ка попробуем дать концерт в гостиной музея Айвазовского, где сотни картин будут аплодировать тебе тёплою волною, а затем в древнейшем Храме Саркиса, – и я раскрыл ей некоторые исторические корни. Храм Сурб Саркис – армянский храм 14-го века. Он изобилует древними, вмурованными хачкарами – каменными крестами со сложными орнаментами. В границах генуэзской крепости каждый приходящий народ ставил свою церковь, храм, мечеть. Их насчитывалось более ста. Все уживались и все молились одному Богу.

Так мы и сделали с выступлением. В начале концерта я читал рассказ или стихи о городе, затем Мария играла духовную и классическую музыку. Акустика древнего храма подхватывала орган и все оттенки семи нот и, ударяясь о вековые стены, метались над нами и смятенная Аве Мария, и фуги Баха, унося наше сознание на вершину горы Митридат. Марии такое выступление понравилось. Её тепло и приветливо встретила неискушенная публика курортного города.

Вскоре я подарил ей на день рождения полет на параплане в Коктебеле. И ощущение счастья.

– А парашют там дают? – пошутила она.

Гора Клементьева на вершине Узун-Сырт, что означает «длинный хребет, спина», где постоянно возникают восходящие воздушные потоки, уносящие твой дельтаплан в мечту. Здесь проходит 45-я параллель, которую называют Золотой осью, или серединой планеты.

В небо с инструктором они взлетели легко, и, как большая чайка – мартын, стали плавно планировать у берега моря. Для меня время их полета, казалось, шло долго, но они приземлились буквально через 15 минут.

– Тебе не страшно было?

– Совсем не страшно, – радостно от переполнявших чувств выплеснула эмоции Мария. – Ощущаешь себя свободно парящей птицей. Может быть и было небольшое напряжение перед полётом, но оно быстро прошло. Появляется ощущение свободы полёта. С высоты открываются очень красивые окрестности. На земле такой красоты никогда не увидишь. Так это здорово! Спасибо тебе, – и поцеловала меня в щеку.

"Жизнь – это не те дни, что прошли, а те, что запомнились" говорил один классик.

Каждый день я устраивал для неё праздник. Она меня просто вдохновляла на это. Хотелось жить, творить и радоваться с нею вместе. Истинная красота коренится внутри человека, ложная – вовне. Она стала более приветлива и улыбчива. И вообще, она очень похожа на мою мать.

Ранним утром по прохладе мы шли к морю. Запах морского парфюма – водорослей и йода, начинал чувствоваться при приближении к берегу.  Вода родниково-прозрачная хвалилась рыбками, крабами, медузами. Недалеко от пирса стайка афалин гоняла по кругу косяк ставриды и кефали, создавая пенящийся бурун.

Мы с Машей мерным брасом заплывали далеко за буйки и, лёжа на спине, любовались ещё спящим городом, раскинувшим улицы, как руки на хребте лежащего холма великана, напоминающего исполинскую застывшую волну морского прибоя, накрытого лёгким облачком-одеяльцем.

Затем уставшие, падали на теплый песок. Рябь воды быстротечно отражала блики солнца. Солнце отражается в чистой воде, а небо – в сердце. Мне сейчас так хотелось заморозить эти прекрасные моменты. Две тёплых волны эмоций осторожно шли навстречу. Мы сидели с Машей, касаясь руками, и перекатывали из ладони в ладонь какой-то удивительный камешек, мягкого золотистого цвета со сверкающими золотыми песчинками, как талисман.

– Я с тобой за полгода получила больше положительных эмоций, чем с бывшим мужем за несколько лет. Спасибо тебе, что ты  открыл мне глаза на наш город. Мне казалось, что я его знаю, а оказалось, что совсем нет.

Приедается все, лишь тебе не дано примелькаться, если творческий путь, пролегающий через сердце, ты себе выбираешь однажды.

Как-то после полудня вдруг раздался звонок. Встревоженный, почти плачущий голос Марии с трудом различимыми словами, вымолвил, что её ограбили. Влезли в окно, и унесли вещи и некоторые ценности. Не так много, но испугали её изрядно. Я предложил ей пожить некоторое время у меня, успокоиться. Местная полиция быстро нашла грабителей, городок маленький. Но после этого случая мы стали уже жить вместе.

Я часто думаю, а если бы тогда, двадцать лет назад, я подошёл бы к ней с предложением, наверное, ничего бы не получилось. Порой мы часто больше сожалеем о тех вещах, которые не сделали когда-то, чем о тех, которые сделали.

Мария влюбилась в этот старинный город «Богом данный» и решила посвятить себя защите памятных исторических мест и реставрации старого града и его уникальной архитектуры. Она узнала и полюбила музеи и галереи, Дачи Стамболе, Милос и Виктории. За 25 веков итальянские архитекторы и художники эпохи Возрождения оставили свой необычный след на фасадах домов прекрасного города Богом данного. И дело не в роскоши и убранстве города, куда наше меркантильное сознание влечёт, а в том, что внутри нас заставляет выбрать город по душе.

Так я обрёл прекрасного единомышленника и продолжил писать повесть, где было море чувств и белый ангел на волнах Чёрного моря в Феодосийском заливе на фоне алых парусов, которому уже не страшен никакой шторм и девятый вал.

Кибер дед

За окном «хрущевки» краски янтарной осени уже не так играли в глазах ветерана, как это бывало в зрелости. Прохладный ветер свистел в голых ветвях, сбивал последние листья. Холодало. Иван Петрович с грустью присел на стул возле хлопотавшей на кухне жены и промолвил:

– Вот если бы внук навестил или позвонил хотя бы разок, сразу бы потеплело. Сидит всё у компьютера, да на кружки разные ходит.

– Игнатка-то, помнишь, назвал нас какими-то «Ботами» – тапочки, что ли такие? – суетилась за столом с пирожками старушка. – Может тебе сходить на компьютерные курсы? А, старый? Освоишь там компьютер и меня научишь. Ты ведь был асом в последний год войны.

– Ну, что ты бормочешь на старости, вспомнила. Я со своими ранами войны, будь они не ладны, дальше ста метров от дома не улечу. «Шасси» мои не смазываются уже. Интернет – эт тебе не приборная панелька в Горбатом Илье («Ил – 2»), – опираясь на палочку, возмущался дед.

Эти неизведанные дебри всемирной паутины пугали поседевшие мозги израненного тела. Наши старики выросли в совершенно другом мире и уже давно не поспевали разжевывать за молодёжью новинки, но регулярно читали классиков. Дед прилёг с Чеховым на диван и включил «ночник». Как только снотворная книга попала в магический круг от света электрической лампы, так вдруг сразу раздался звонок…

Маленький Захар вместе с родителями переехал из тихой провинции в бурлящую столицу. В своей новой школе познакомился с одноклассником из пятого «А» класса по кличке Знахарь и на переменке в шумной толпе записал его номер телефона на свой мобильный. Этот мальчик всё знал про уроки, поэтому вечером Захар позвонил ему, чтобы уточнить домашнее задание по математике.

– Слушаю вас, – вдруг хриплым добрым голосом заговорила трубка, мальчик молчал, не зная что делать. – Алё. Кто это? – спросил старческий голос. Этот голос показался Захару очень близким. Он понял, что не туда попал, но какая-то сила удерживала его, и вкрадчиво вымолвил:

– Это я…

Незнакомый человек вроде бы и не удивился звонку, как будто ждал. Голос его сначала звучал хрипло, осторожно, но теперь стал теплее:

– Здравствуй, внучек! Я рад, что ты позвонил своему дедушке. Я очень ждал. Как дела у тебя в школе?