Отступники Эскулапа

Проводив взглядом удаляющуюся машину, увозившую вторую жертву этого позднего осеннего вечера, таинственный убийца вновь направился в темноту дворовой территории – туда, где лежало бездыханное тело наркомана без имени, известного всем знакомым лишь по прозвищу Джо.

Глава 9

Июнь 1936 года. Рига. Латвия.

На перроне железнодорожного вокзала было многолюдно, однако среди отъезжающих и провожающих отдельно выделялось большим нагромождением чемоданов и коробок одно многочисленное семейство. Кроме отца и матери в нём присутствовала восемнадцатилетняя старшая дочь и два малыша: трёх и пяти лет от роду, мальчик и девочка.

Отец семейства: высокий, крепкого сложения мужчина с рыжими густыми усами и интеллигентной «докторской» бородкой, всё никак не мог устоять на одном месте, беспокойно прохаживаясь по перрону то в одну, то в другую стороны. Было очень заметно, что он сильно нервничает: мужчина курил одну папиросу за другой, и постоянно оглядывался по сторонам, словно ища кого-то глазами.

Его жена – высокая под стать мужу блондинка средних лет в изящной дамской шляпке и собранными в «конский хвост» волосами, тем временем безотрывно следила за младшими детьми. Те же, явно заскучав в ожидании поезда, уже давно приступили к весёлым играм на перроне. По всей видимости, терпение женщины было на исходе, поскольку в какой-то момент её яркие сине-голубые глаза внезапно потемнели и в них заискрились грозовые заряды. Со стороны могло показаться, что ещё секунда-другая, и она начнет пускать молнии в своих непослушных детей. Действительно, малыши так заигрались, что совсем перестали обращать внимания на грозные окрики матери, да и сами игры уж давно перешли все дозволенные рамки приличия нахождения в общественном месте.

– Ну, где же она?.. Мы же ей сказали, что отправление будет ровно в семнадцать тридцать, – обращаясь к жене, нервно произнёс рыжий мужчина.

И тут же, даже не дождавшись ответа, суетливо повернулся к старшей дочери, обращаясь уже к ней.

– Хельга, посмотри на вокзальные часы. Который час? А то во всей этой суматохе я куда-то положил свои очки и теперь не могу их найти. А без них я ни черта не вижу…

– Сейчас только пять минут шестого. Папа, не переживай – до отправления поезда ещё целых двадцать пять минут, – пытаясь успокоить отца, ответила дочь.

– Генрих, не нужно так волноваться. Ханна пообещала, что будет вовремя, только попрощается с друзьями и приедет. Ты же прекрасно понимаешь, что мы возможно больше никогда не вернемся обратно в Латвию, – вмешалась в разговор супруга, пытаясь хоть как-то отвлечь мужа от тревожных мыслей. – Мы и так, еле-еле, смогли её уговорить поехать с нами в Советский Союз. Ты лучше вспомни, какой скандал она закатила нам вчера вечером. Это ещё хорошо, что мой отец не знает о том, что мы вот так… тайно… уезжаем из Риги. А иначе – быть беде…

Однако едва произнеся эту фразу, женщина осеклась, потому как внезапно увидела двух людей, идущих по перрону в их сторону: девушку и старика.

Девушкой, несомненно, была их вторая старшая дочь-близнец Ханна. Она как две капли воды была похожа на Хельгу. Правда, это было лишь внешнее сходство. Внутри же сёстры были полные противоположности – огонь и лёд.

Хельга по своей природе была спокойной и уравновешенной девушкой, имеющей довольно либеральные взгляды на жизнь, больше всего на свете любящей три вещи: музыку, театр и медицину.

Ханна, в отличие от сестры, была отнюдь не романтичной особой. Она была крайне практична во всем, правда при этом столь импульсивна, что порой это переходило в открытую агрессию, настолько сильно было в ней стремления доминировать. Но больше всего родителей расстраивало новое увлечение дочери, а именно, её необъяснимая тяга к национал-социализму. В последнее время Ханна настолько углубилась в суть идей нацистской Германии, что стала ярой сторонницей Адольфа Гитлера.

Стоило бы отметить, что отдельно к формированию подобных нацистских взглядов приложил руку и родной дед Ханны – Вильгельм фон Шмидт, отец их матери Катрин. Дед происходил из старинного немецкого рода, имевшего давнишнюю историю. И только, как он всегда считал, его непростительное попустительство в деле воспитания дочери, позволило той в своё время выйти замуж за Генриха, этого немца-полукровку, а когда-то его лучшего ученика на кафедре анатомии Лейпцигского университета, с такой несуразной латышской фамилией – Петерсонс.