Возвращение Орла. Том 2

Но у понедельника, у Мундея, были ещё и демоны – Белал и Лилит, они-то знали, что понедельник не просто день, а день тяжёлый, поэтому готовы были принять любой облик и вооружиться любой идеей, только бы не допустить в этот день никого до работы, особенно до дел, касающихся капусты, ибо в Мундей дел с капустой иметь нельзя, это грозит катастрофическими расходами на всю неделю.

«На работу!» – говорит Самцил.

«На какую работу? – удивляется Белал. – Понедельник пространственно ориентирован на северо-запад, а капустное поле где? На юго-востоке капустное поле. Так что купаться и ловить рыбу».

«На работу! – не сдавался правильный ангел Самцил. – На работу, в поля, где политая потом и соляркой земля родит нам…»

«Неудачника она вам родит в понедельник, неудачника, – вмешивалась Лилит, – уж я-то знаю детей понедельника!»

«Да бросьте вы свои еврейские приметы!» – отбивался в неравном споре Самцил.

«Еврейские!? – забрызгали жидкой и обильной слюной Белал и Лилит. – Да это только на Руси и называли этот день похмельником, поминками по воскресенью».

Да, да. И только Африке и Фландрии понедельник в радость, так что пусть и работают по понедельникам в Африке. И Фландрии. Понедельник ещё характеризует неприятный запах…откуда же ему взяться, приятному, в понедельник? А вообще понедельник – день рыбаков и моряков (святой Брендан в обнимку с адмиралом Нахимовым или Фаддеем Фаддеевичем уже отмечают), но уж никак не земледельцев.

Самцил, тот, что за созидательный труд по своим родным понедельникам, проснулся вместе с Капитаном, и его голосом прямо в палатке закричал: «Па-адъём!». На работу, на работу, ребята, капуста ждёт, стране нужна белокочанная, особенно если она квашеная, да с морковкой, да с клюковкой, да после ст… стоп, стоп, стоп»! Просто: подъём и на работу!

Капитан-Самцил вылез из палатки на белый свет и увидел, что демон Белал, который против какой бы то ни было работы в понедельник (а уж особенно с капустой), сидит в камуфляжном костюме около едва дымящегося костра напротив полутрезвого Орликова и что-то пишет на планшете. Рядом с белым бакеном легко покачивался катер, на корме стояли ещё два демонёнка-Белалчика, рангом, видимо, помельче, но один из них с автоматом, что добавляло ему значимости, а за стеклом в каютке маячила ещё одна серая фигура.

– Вот, товарищ начальник, – обратился лукавый (похмелился!) Орликов к Капитану, дистанцируясь от надвигающихся неприятностей, – протокол на вас, били-мыли, составляют.

«До чего же он полутрезвый сволочь! Радуется… не похмелять его, гада, пусть мучается!» – подумал Капитан.

– Что случилось?

– Конфискуем, – Белал был мрачен и тяжёл, даже Орликову, наверное, было легче. – Бредень ваш? – три слова дались ему с трудом.

– Какой бредень?

Бредень, новенький двадцатиметровый бредень, три дня назад разложенный вдоль берега, теперь лежал кучей возле катера. Капитан настолько натурально удивился (а удивился он тому, что расстелили и забыли, за три дня дело до бредня не дошло), что Белал прекратил писать и поднял измождённое от перебора и недосыпа лицо. Видно было, что сегодня работа особенно в тягость: воскресные браконьеры откупались щедро и разнообразно, да вот разъехались – понедельник! Браконьеры разъехались, а его, Белала, отдохнуть не отпустили. Говорить ему было непросто, поэтому вместо слов были красноречивые гримасы, и Капитан прочитывал их:

«Этот, какой же ещё? Ну, скажи, что первый раз видишь…»

– Но мы-то тут при чём? Валялся и валялся…

«Давай, давай, заливай…»

– Чего мне заливать? С бреднем же надо в воду, а кто ж в такую пору в воду полезет? Мы даже не купались ещё.

Из палатки выполз Африка, хотел подойти к костру, но решил, видно, не мешать чужому разговору, разделся догола и с традиционным криком «Утро, здравствуй!» бросился в реку. На плеск вылез Поручик и тоже бросился в воду, только в плавках.

Белал усмехнулся и продолжил писать.

Подплывая к берегу, Африка сообразил, в чём дело, крикнул как бы никому:

– Во! Бредень! Чей бредень? Новенький! – в смысле «чей туфля?».

Белал оторвался от протокола. Африка подошёл к костру.

– Продаёте? Жаль, мы не рыбаки.

Капитан развёл перед рыбнадзором руками, но в этот момент из палатки зарычал проснувшийся Аркадий:

– Я вам продам! Двадцать пять рублей в кооперации!

По-честности, сволочь…

Белал теперь заговорил, тяжело, зато без двусмысленностей:

– И бредень, и транспортные средства.

– Что транспортные средства? – это приплыл Поручик.

– Конфискуем. И лодку, само собой. Май. Нерест. Запрет.

– За вот эту кучу ниток?

– За бредень. Документы на машину и мотоцикл.

– Чего? – прорычал голый Африка.

Белал махнул рукой, и демонята выпрыгнули на песок.

– Удочка чья?

– На два крючка, – Аркадий тоже выбрался наружу, понял свой косяк с бреднем, но удочку решил отстоять. – По-честности, на два крючка можно.

– А донка? А чешуя? Знатная чешуя!.. а потроха, а ещё чешуя? – демонята знали свою работу.

Капитан-Самцил нервничал: в Дединово кончается завтрак, Тимофеич уже, психуя, ходит вокруг автобуса…

– Ладно, командир, забирай ты этот бредень, нам пора.

– Документы на машину… и мотоцикл, – не поднимая головы, с трудом повторил Белал.

– Может, договоримся?

– Предложения?

– Виночерпий!

Как гостю, ему налили в точёный стаканчик. Белал не выпил, а как будто закинул содержимое в рот, покрутил изящный прибор в руке и с неожиданной собачьей грустью взглянул на Капитана… А вот после третьей завязалась дружеская беседа, и Белал велел принести из лодки пакет с подлещиками. В ответ пригласили к дастархану демонят. После пятой появилась килограмма на полтора щука (Капитан был уверен, что та самая, что ещё десять лет назад подружила его с Сергеем Ивановичем, а теперь вот разруливает с рыбнадзором). После седьмой Белал предложил покататься на катере. Отказались и налили «на посошок». После посошка один демонёнок начал блевать, а роняющий голову Белал через великую силу спросил пьющих с ним наравне и не пьянеющих физиков: «Вы кто?».

Капитан многозначительно ткнул пальцем в небо: мол, сейчас расскажу, но Белал дожидаться рассказа не стал, посмотрел вслед за пальцем в облака.

– Я так и знал!..

Когда удалось оттолкнуть катер от берега, была уже половина десятого…