И тройка ушла в автобус.
Голицын с напряжением ждал, что оставшиеся с ним два омоновца начнут задавать ему вопросы. Но они молчали, как глухонемые. Буквально через пару минут задержанный вышел из автобуса и вернулся к своему спутнику, спокойно перейдя дорогу.
Свободны, – произнёс прорезавшийся голос одного из омоновцев, лениво поднёсшего руку к козырьку своей камуфляжной кепки.
Спасибо, – сказал Голицын, и быстрым шагом пошёл прочь с этого места, оставив своего спутника, как будто они вовсе и не были знакомы никогда. Он шагал так быстро, что чёрные железные прутья ограды парка имени «Октябрьской Революции» мелькали мимо него, превращаясь в сплошную стену. Эта ограда и огромные жёлтые, а иногда и белые звёзды на ней, сопровождали его всю жизнь, как на фотографиях, хранившихся в его домашнем альбоме, так и в его собственной памяти и вот в таком реальном виде, когда ему приходилось бывать здесь или проезжать мимо.
Куда же вы, маэстро?! – колоколом раздалось над ухом Голицына, ухнуло в здание Управления Северокавказской железной дороги на противоположной стороне улицы, задрожало в прутьях парковой ограды, заполнив баритональным эхо весь этот отрезок улицы, и ударившись о торец здания Волго-Донского пароходства, ринулось, наконец, на широкие просторы Театральной площади.
Куда, куда – кор-р-рмить верблюда, – зло ударил Голицын на последний слог.
Какого верблюда??
З-зелёненького!
Да стойте же вы, наконец!
И Голицын остановился, и стал, как вкопанный. Он разгорячённо дышал, был бледен и насуплен.
Что с вами? Что произошло? – удивлённо спросил покинутый спутник.
Это вы меня спрашиваете??! Да это – я должен спросить у вас – вы что, специально притягиваете к себе всякие неприятности на мою голову?! Мне вот только милиции сейчас и не хватало – для полного счастья!!
А что – вы что-нибудь нарушили или украли, – наивно спросил ТОТ.
Боже сохрани! Я никогда ничего не крал, и красть не собираюсь! С голоду умирать буду, а не украду!
Так чего же вы тогда испугались? У вас в стране есть прекрасный лозунг: «Моя милиция – меня бережёт»!
Значит так, дорогой Мессир, – интимно-заговорчески заговорил Голицын, – у нас здесь своя жизнь – и вам не понять. Так что, прошу соблюдать элементарную этику и советоваться со мной, прежде чем совершать какие-то поступки.
А что я сделал?? Я перешёл улицу, как и принято у вас – где попало. И в этом, как раз таки, я не нарушил вашей этики. А вы, между прочим, шли за мной по пятам. И кричали – вы. И размахивали руками – вы.
Ладно, не будем спорить – «кто виноват».
А что будем делать?
Голицын огляделся по сторонам:
Вы мне скажите, что они у вас спрашивали?
Ничего.
Как? Вообще – ничего?
Ровным счётом – ничего. У меня в паспорте была «заряжена» купюра.
Какая купюра?
Фальшивая, конечно. Вы же знаете, читали. Мне ведь командировочные не платят. Бюджетов мне не утверждают.
Вы с ума сошли, – у Голицына ноги стали ватными, – они же нас искать начнут, когда ваша купюра превратится в пустую бумажку.
Обижаете, маэстро. Они забудут, как мы выглядели. Уже забыли.
Уходим.
И они, не подавая вида, двинулись дальше.
А дальше – перед ними открылась широченная Театральная площадь. Они обогнули вход в подземный переход, и пошли по раздольному тротуару, идущему мимо Театра-трактора. И на этом пути Голицын вновь зашипел на своего спутника:
Учтите! Я твёрдо придерживаюсь правила – «никогда не разговаривать с неизвестными»! И я бы в жизни не заговорил с вами – встретьтесь вы мне на улице! Но вы хитростью вошли в мой дом!
Ни какой хитрости – вы сами впустили меня, – обиженно поправил ОН своего собеседника.
Потому что вы прикинулись Лёхой!
Вы сами обозвали меня этим именем, – снова обиделся Мессир, – и я принял вашу игру, – невинно заключил ОН.
Как вы ещё не додумались, на этот раз, явиться сюда с этим вашим мурлом!
Каким это мурлом, – с недоумением, но и с лёгкой обидой в голосе спросил Мессир.
С каким, с каким – с котом вашим дурацким! И с этим ещё,.. как его,.. с клыком-то… – Азазелло! Вот.
Мм, – понял ТОТ.
«Гусеницы» «Трактора» были в строительных лесах, местами задрапированных прозрачной мелкой сеткой. И вот, из правой от них «гусеницы», стёкла которой были выставлены, а лестница, ведущая наверх в офис Ростовского отделения Союза театральных деятелей, была, естественно, доступна с улицы, выскочил чёрный пушистый кот, с сединой у носа. Он выскочил, затормозил перед Мессиром и его спутником, сделал кульбит, прыгнув выше их голов, нырнул обратно сквозь леса на лестничную площадку СТД, надулся там как шар, и заорал на всю лестницу, как ужаленный: «Ме сси-и-ирр»! И с этим мерзопакостным криком, он пролетел вверх по лесам, прыгнул на драпировку сетки и, разодрав её сверху донизу, метнулся куда-то вглубь, и исчез.
У Голицына ноги вновь стали ватными и даже подкосились. Но он вовремя был поддержан под локоть своим спутником.
Ничего, это пройдёт. Это бывает, – успокаивал ОН Голицына.
Что пройдёт, – тихо стонал тот, – что бывает?
Пойдёмте. Пойдемте, присядем на скамеечку.
Они пошли мимо парадного входа СТД, мимо левой «гусеницы» Театра… И только сейчас Голицын понял, что сегодня суббота, увидев множество свадебных машин,
запрудивших площадь, и толпы нарядно одетых людей, сопровождающих к фонтану и обратно – женихов с невестами.
Мне же сегодня к Светлане Николаевне надо, – вспомнил он.
Не надо, – успокоил Мессир, – сегодня она вас не ждёт. Вы же договорились —
сегодня у неё дела,.. потом, стирка.
Да?