Свой среди чужих, или Гауптман с Олерона

Свой среди чужих, или Гауптман с Олерона
Владимир Германович Корешков

У Яра все идет хорошо: престижный вуз, по окончании которого он станет звездным пилотом, любимая девушка – длинноногая Линда – и лучший друг детства – Алекс, который готов пойти за ним хоть в самое пекло. Но в один момент его жизнь меняется, совершая крутой разворот. На планете Олерон вспыхивает восстание, куда Яр отправляется в составе экспедиционного корпуса, в рядах звездной пехоты, где в горниле жестокой войны он закалился, стал опытным воином. Ему удаётся выжить и узнать страшную тайну.

Свой среди чужих, или Гауптман с Олерона

Владимир Германович Корешков

© Владимир Германович Корешков, 2017

ISBN 978-5-4485-5919-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

Его руки стальной хваткой, словно гигантские клещи, вцепились в мое горло, всем весом своего тела он вдавил меня в землю, а весил он никак не меньше центнера, плюс амуниция, бронежилет и прочее. Черт, какой же здоровый мне попался противник, его желание было мне предельно ясно – как можно поскорее оправить меня к праотцам; у меня на этот счет существовало свое собственное желание, отличное от желания этого бойца, на тот свет я сильно не хотел; наши желания ну никак не совпадали, поэтому я сопротивлялся изо всех сил, но единственное, что мог сделать – вцепиться в его руки, не давая ему вдавить мне кадык и сломать шею. Парень был крайне настойчив, а мои руки слабели, в висках сильно стучало, глаза вылезали из орбит, очень не хватало воздуха, хотя бы один глоток воздуха, ну хотя бы один. Я скосил взгляд вправо: совсем рядом лежал мой штык-нож, выбитый из моей руки в начале схватки, но для того чтобы попробовать дотянуться до него, мне придется освободить свою руку и сдерживать его натиск одной рукой – вот тогда этот парень точно сломает мне шею. Вот привязался гад. Господи, как не хочется умирать, денек вроде так неплохо начинался. Я посмотрел на его бородатое лицо: крупные капли пота на лбу, набухшие от усилия вены, выпученные глаза, в которых явно читалось желание побыстрее покончить со мной. Неужели он – это то последнее, что я вижу в своей жизни? Брр, какая омерзительная картина. Где-то совсем рядом разорвался снаряд, осыпав нас комьями земли; он чуть ослабил хватку, я сразу воспользовался этим – быстро правой рукой дотянулся до штык-ножа и резко воткнул его бойцу в бок, туда, где у него заканчивался бронежилет; штык-нож, как в масло, вошел плавно; еще, еще и еще раз – я не мог остановиться, вытаскивая клинок и вонзая его снова и снова в тело противника, ощущая на своей ладони, державшей рукоятку, ножа его теплую и липкую кровь; он закатил глаза, изогнулся, захрипел и отпустил меня. Я наконец смог вдохнуть полной грудью и… Проснулся в холодном поту. В комнате царил полумрак.

Этот кошмар из моей военной юности постоянно мучил меня, периодически заставляя меня снова и снова переживать события того трагического дня. Интересно, сколько сейчас времени? Шторы плотно задернуты, совершенно не понятно, еще ночь или уже утро. В квартире было очень тихо, ничего удивительного – кроме меня, в ней никого не было, а звукоизоляционные окна не давали постороннему шуму с улицы пробиться в комнату. Я потянулся к своему хронометру: стрелки светились в темноте, показывая пять минут девятого – значит, утро. Пора вставать. Отбросив одеяло, сел на краю кровати, стряхивая с себя последние остатки сна. Затем прошлепал босиком в душ. Долго плескался, поливая себя то горячей, то холодной водой – принимая контрастный душ. Насухо вытерся полотенцем, придирчиво осматривая свое натренированное тело. Очень аккуратно и тщательно побрился, внимательно посмотрел на себя в зеркало – оттуда на меня смотрел светловолосый молодой человек, явно не урод: зеленые глаза, ровный, прямой нос, пухлые губы, над правой бровью белел небольшой шрам; провел пятерней по густому ежику волос, улыбнулся своему отражению и вслух произнес: «Ну, здравствуй, Яр Ковалефф, поздравляю тебя с твоим тридцатилетием». Ощущение странное, тридцатник, а ведь когда-то я думал, что ни за что не доживу до такого возраста. Прыснул на себя одеколоном и пошел одеваться. Открыл шкаф, сразу отодвинул в сторону серый мундир с двумя железными крестами и с погонами гауптмана звездной авиации. Не спеша, с удовольствием выбрал себе штатскую одежду, которую давно уже не носил: черный джемпер и черные джинсы, еще раз придирчиво оглядел себя – годится. Надо было где-то позавтракать. Холодильник девственно-чист и пуст, так как только вчера прилетел домой. Внизу в нашем доме находилось кафе, которое начинало работать с девяти утра. Ну что же, девять уже есть, а я готов есть. Закрыв за собой массивную входную дверь, очутился в полутемной прохладной парадной, которую помнил с детства. Дом был очень старый и имел какой-то свой, особенный запах. Стены впитали в себя все запахи людей, когда-то живших здесь, а вместе с запахами стены впитывали людские мечты, надежды, радости, печали и невзгоды. Стены парадной были отделаны темно-синим кафелем с витиеватым узором из золотистых цветов. Дотронувшись до кафеля ладонью, ощутил гладкую поверхность – он, как в детстве, был прохладным и слегка влажным. Лифтом пользоваться не стал. Спустился с третьего этажа, распахнул дверь – в лицо ударил яркий солнечный свет, свежий запах весеннего утра и шум улицы. Суббота – это особый день. Народ никуда не торопится, наслаждаясь своим выходным. Сразу направо был вход в кафе, о чем свидетельствовала пошарпанная ядовито-зеленая неоновая вывеска. В зале никого, кроме двух посетителей – пожилого мужчины, жующего гамбургер, и неопределенного возраста женщины, пьющей кофе, – не было. Подошел к стойке. Откуда-то сразу материализовалась миловидная блондинка, барменша, окинув меня внимательным взглядом чуть припухших глаз. «Видно, вечерочек вчера удался на славу».

– Что желаете? – передо мной возникло голографическое меню. Цены обычные, как и везде, а пугали, что на Земле мне отпускных не хватит.

– Мне омлет, кофе со сливками и булочку.

– Где будете завтракать? За стойкой или в зале?

– В зале.

– Присаживайтесь, ваш заказ будет выполнен.

Сев за дальний столик у окна, я осмотрелся. Нет, интерьер в зале практически не изменился с тех пор, как меня сюда водил отец. Он не любил и не умел готовить. Когда мама уезжала в командировку, мы завтракали и ужинали здесь. За окном тоже ничего не изменилось. Время остановилось. Те же липы, тот же старый дом с коричневым потрескавшимся фасадом, напротив та же улица, по которой я с лучшим другом бегал в школу. Обычно, когда я спускался, он меня уже ждал возле парадной, церемонно и со значительностью протягивал мне руку. Рукопожатие всегда было крепким, мужским, а дальше мы с ним шли до школы, которая находилась в шести кварталах от дома, беседуя о разных, как нам казалось, серьезных, важных вещах и событиях. По пути к нам присоединялись одноклассники, и шумной, веселой ватагой мы вваливались в школу. От воспоминаний меня отвлекла официантка.

– Пожалуйста, ваш заказ, – сияя ослепительно белозубой улыбкой, расставив приборы, омлет, дымящийся кофе и очень аппетитную на вид булочку с творогом, она поинтересовалась: – Вы не местный?

– Почему вы так решили?

– Ну, какой-то вы не такой.

– А что не так? – я насторожился.

– Ну, какой-то очень загорелый и одеты…

Так, ну да, штатское я давно не надевал, и видно, все вышло из моды. Надо зайти в магазин и прикупить что-нибудь.

– Я с Олерона.

– О, военный. Офицер?

– Так точно. Гауптман.

Ее голубые глаза стали маслеными, а улыбка еще шире, до коренных зубов.

– В отпуск?

– Да, в отпуск.

– Меня, между прочим, Лаума зовут, – промурлыкала она.

– Очень приятно. Яр.

– Мне тоже очень приятно. И между прочим, сегодня работаю до восьми вечера, а потом, вы не поверите, я ну абсолютно свободна.

Сейчас она смотрела на меня как кошка на сметану.

– Лаума, детка, я все понял и все учел.

Она повернулась и не спеша, слегка покачивая бедрами, отправилась к стойке, давая мне шанс разглядеть ее стройную фигурку. На полпути обернулась, призывно улыбаясь, гипнотизируя меня своими голубыми очами с поволокой, проворковала с придыханием в голосе:

– Яр, я очень буду ждать вечера.

«Ну что же, жди, – подумал я про себя, – а у меня на вечер другие планы». Омлет был так себе, а вот кофе и булочка просто восхитительны. Протянув левую руку, в которой был зашит микрочип с моими персональными данными, к считывающему окошечку в столике, расплатился. Поблагодарив Лауму за вкусный завтрак, оставив ей щедрые чаевые, на ее вопросительный взгляд сказал, что помню о сегодняшнем вечере. «Вдруг пригодится для алиби», – подумал я, неизвестно, как все сложится. Услышав в ответ обещание, что этот вечер будет самым незабываемым в моей жизни, вышел на улицу, вдохнув полной грудью свежий вкусный воздух, не такой, как на боевом звездолете, сочетающий в себе запах метала, пластика и еще чего-то неопределенного. Высокое ярко-синее небо, никто не стреляет, не слышно разрывов, стонов раненых. О черт, есть же такие места на свете! Сегодня мне тридцать, и я предоставлен самому себе до вечера. Взглянул на хронометр – подарок родителей на пятнадцатилетие. Точнее, до девяти вечера, а еще точнее, до выполнения задания осталось десять часов сорок пять минут. Ну что же, пойду пройдусь. Я медленно, не спеша брел по знакомым улицам моей родной Риги, воспоминания волной накрыли меня, заставляя вспомнить всю свою жизнь.

Глава 2

Как и все родившиеся в Рейхе: сначала ясли, затем садик, ничего необычного. Только была одна особенность – некоторые воспитатели и отдельные родители других детей смотрели на меня как-то не так. Лишь позже узнал причину: я был из семьи русскоязычных. Дело в том, что до образования Рейха были разные страны: Америка, Канада, Англия, страны Европы, называвшие себя «Евросоюз». Затем в эти страны хлынули потоки мигрантов с Ближнего Востока и Африки, начались волнения, беспорядки. Правительства пытались соблюсти хоть какую-то видимость порядка. В ответ от гостей получили массовые акты неповиновения и теракты. Естественно, местному населению все это не нравилось. К власти во всех этих странах пришли ультраправые. Европа с Америкой, Канадой объединились в единое пространство – Рейх. Наглухо закрыли, закупорив все внешние границы. Россия, Китай, Индия были объявлены империями зла и врагами номер один. Все сношения с этими странами были запрещены под страхом смерти. Дальше начались чистки, аресты и физическое устранение лиц, не лояльных режиму. Каждый человек должен был пройти тест на лояльность и дать клятву на верность Рейху. К этому времени были открыты новые источники энергии. Нефть и газ не имели значения. Когда-то богатые ближневосточные страны стали нищими, Рейх, умело манипулируя, играя на старых родовых, религиозных и межэтнических конфликтах, стравливал эти страны, разжигая братоубийственную бойню. Начались депортации, вначале мусульман, поставляя тем самым новое пушечное мясо в зоны конфликтов. Ближний Восток превратился в бесперебойную мясорубку. В это время был открыт Олерон, планета, недра которой были буквально напичканы полезными ископаемыми. В Рейхе пораскинули мозгами и решили: чтобы освоить все это добро, нужна была дешевая рабочая сила. Началась новая волна депортаций. Теперь на Олерон. Каждый протекторат Рейха составлял черные списки неблагонадежных. В первую очередь это были русскоязычные, евреи, сербы, болгары, затем мексиканцы, афроамериканцы, но обо всем этом я узнал намного, намного позднее. Не знаю, каким образом моим предкам удалось остаться, они успешно сдали тест на лояльность Рейху, а мама и папа занимали хорошие посты. Мама была ведущим инженером самой крупной строительной компании Рейха «Герхард ман». Отец был начальником строительного отдела в этой же компании. «Герхард ман» занимался самыми засекреченными проектами Рейха, поэтому я рос в довольно обеспеченной семье. До восьми лет я не помню ничего особенного из своего детства, только лишь совсем маленьким я мечтал иметь игрушечный звездолет, точно такой, как у Сандиса, мальчика из моего садика. Он им очень гордился – яркого серебристого цвета. Сандис одной рукой подбрасывал звездолет вверх, и тот зависал в метре от земли, Сандис двигал рукой, и звездолет медленно и очень величественно скользил по воздуху, резко разжимал кулак, и звездолет стрелял красными лучами лазера в воображаемого противника. Все мальчишки завороженно и с завистью следили, как двигается это чудо. Естественно, когда родители поинтересовались, какой подарок я бы хотел на день рождения, я твердо заявил, что хочу звездолет. После садика мы с отцом и другом семьи, дядей Роландом, пошли выбирать мне подарок в магазине, подойдя к прилавку с игрушками, я сразу увидел свою мечту. Красивый, серебряный, он весь блистал, но отец с дядей Роландом скептически оценили мой выбор, повертев звездолет в руках, постукав по нему указательным пальцем.

– Слушай, Яр, какой-то он ненадежный, – резюмировал отец.

– Девушка, покажите-ка нам вот тот, синий.

Девушка-продавец начала взахлеб расхваливать выбор отца и дяди Роланда. Еще бы, он был вдвое дороже.

– Вы посмотрите, из какого качественного пластика он произведен, у него запас мощности батарей, а значит, и хода больше, а еще эта модель может перемещаться не только по воздуху, но по воде и даже под водой.

– Яр, посмотри, какая вещь, намного лучше того. Берем?

Я не мог противостоять авторитету двух взрослых людей. Звездолет упаковали. Я взял его в руки.

– Ну что, Яр, доволен?

Отец погладил меня по голове своей большой теплой ладонью.

– Да, папа, спасибо большое.

Но на самом деле я был жутко разочарован. И если честно, вечер с праздничным тортом в кругу семьи мне тогда показался очень грустным. Наутро я пришел в садик со своим звездолетом, я видел, как другие дети завидовали мне, даже Сандис. Я понимал, что мой звездолет намного круче, и горделиво рассказывал и показывал преимущества моего звездолета. Мы с Сандисом на день поменялись игрушками, и целый день я провел со своей мечтой, но из всего этого я на всю жизнь вынес урок: получай и добивайся всегда того, чего ты желаешь и о чем ты мечтаешь, чтобы быть всегда в ладах с собой.

Глава 3

В третьем классе на уроке немецкого языка открылась дверь, зашла завуч фрау Шлессере, вслед за ней зашел невысокий, коренастый мальчишка с копной жестких, как проволока, рыжих волос.