Свой среди чужих, или Гауптман с Олерона. Часть вторая

– Добрый день, – ответил я.

– Сереж, трогай, – вполголоса приказала Алена.

Я снял шлем, в нос ударил запах свежей краски, раскаленного на солнце металла, кожи сидений, смазки боеприпасов. Я с интересом огляделся, раньше я видел сепаратистские джипы только разбитые, а тут оказался в целой боевой машине бывшего неприятеля. Два места спереди, одно из которых шоферское, на заднем диване, где мы сидели с Аленой, могли спокойно поместиться трое довольно крупных людей, посередине между водителем и задними пассажирами находилось еще одно небольшое кресло для стрелка, которое было продолжением башенки с пулеметом и могло крутиться вместе с башенкой на все сто восемьдесят градусов, обеспечивая тем самым возможность кругового обстрела. Рядом возле кресла слева и справа в строгом порядке закрепленные в специальные пазы стояли цинки с боеприпасами. Вообще-то внутри джип был сделан довольно грубовато, топорно, без изыска и особого комфорта, не то что рейховские хаммеры, но я очень хорошо помню, с каким уважением и восхищением говорили о сепаратистских джипах наши ротные механики, что по проходимости и живучести на поле боя им не было равных. Как машина сопровождения «Патриот» был идеален.

Пока я рассматривал внутренне убранство джипа, Алена внимательно разглядывала меня. В ее проницательном взгляде читался чисто профессиональный интерес ко мне: кто я, из чего я сделан и что во мне такого важного, что меня с Земли прислали в их разведшколу. И совсем не на цент интереса женского ко мне как мужчине. Штефану Дорну на это было плевать, но Яра Ковалеффа, привыкшего к постоянному вниманию женского пола к своей персоне, это зацепило. Мое мужское эго было задето, и я даже почувствовал легкий укол обиды.

«Ну и подумаешь, очень надо. Тоже мне, царица Савская». Хотя… что-то в ней определенно было и это что-то притягивало.

– Скажите, Штефан, вы были когда-нибудь на Олероне? – как бы вскользь поинтересовалась она.

Ответ на этот вопрос я знал. Штефан Дорн нигде дальше Луны не был. О чем я Алене и поведал. Ответ ее удовлетворил, составив, по-видимому, обо мне свое первое, как мне показалось, далеко не лестное для меня впечатление, она отвернулась и стала смотреть на дорогу. Я же, памятуя, что Штефан Дорн человек технически подкованный и любая техника для него представляла интерес, начал живо интересоваться у водителя начинкой джипа: какова мощность и сколько цилиндров у двигателя, а все ли три моста ведущих и можно ли их все блокировать, а как работает пневмоподвеска, ну и так далее. Я выстреливал свои вопросы как из пулемета. Водитель Сергей только успевал отвечать на них, правда, было видно, что делал это с удовольствием. Он как каждый шофер-профессионал очень любил и хорошо, до последнего винтика знал свою машину. И поэтому говорить о ее достоинствах мог часами. За разговорами с прямого полупустого шоссе мы свернули на проселочную дорогу всю в ухабах.

– Аккуратней, Сереж, не гони, не дрова везешь! – грозно попросила Алена, вцепившись в меня, после того как водитель, наверное, желая мне продемонстрировать все преимущества своего джипа в езде по бездорожью, прибавил газу, и нас с Аленой начало подкидывать на заднем диване аж до потолка. После окрика Сергей послушно убавил газ до минимума, и дальше мы поплелись как черепахи. Наступил полумрак – это мы въехали на лесную дорогу, сама дорога стала поровней, и водитель решился ехать побыстрей, мимо нас замелькали исполинские стволы деревьев, а между ними мягкий ковер из бурого мха.

Сразу вспомнилось, как мы с Алексом вот точно по такому же лесу тащили на себе фельдмаршала Ребендорфа, а эта пьяная скотина, удобно усевшись у меня на спине, давала нам абсолютно безмозглые советы и противоречивые, взаимоисключающие приказания. «Алекс, Алекс как же так, друг мой, я снова здесь, на Олероне, а ты сейчас лежишь много миллионов километров отсюда, так далеко, что даже не видно, в тесной могиле присыпанный землей. Ведь косвенно это я виноват в твоей смерти, это я тебя притащил за собой на эту чертову планету, и это будет глодать меня изнутри всю мою оставшуюся жизнь. Ты всегда оберегал меня. И в последний момент не задумываясь прикрыл меня собой, перехватив пулю, предназначенную мне. Если бы я только мог повернуть все назад, если бы только мог…» На глаза навернулись слезы.

– О чем, Штефан, задумались? – вопрос Алены заставил меня оторваться от моих мыслей.

– Да так, в первый раз такие большие деревья увидел, – соврал я первое, что пришло на ум, и сильнее прилип к смотровой щели, чтобы, не дай бог, Алена не видела моих глаз. Выехали на огромную поляну, перед нами возник высокий бетонный забор, возле ворот две башни для часовых с бойницами, из которых торчали направленные на дорогу стволы пулеметов, за забором виднелось здание из красного кирпича с маленькими, тоже узкими, как бойницы, окошками. Весь этот архитектурный комплекс очень напоминал средневековый замок. Вышел часовой, проверил документы, козырнув, вытянулся перед Аленой и махнул рукой:

– Проезжайте.

Здание построено действительно было хитро и внутри еще больше напоминало замок. За забором внутри периметра перед самим зданием, огибая все здание своеобразным кольцом, шел двор, который являлся полосой отчуждения, просматриваемой и простреливаемой со всех сторон. В само здание к арке въезда, являющейся заодно еще одним контрольно-пропускным пунктом, вела узкая каменная дорога. Здесь нас опять остановили автоматчики. Более тщательно осмотрели машину, сверили пропуск и документы и только после этого разрешили заезжать во двор. Внутри здания двор был тоже очень странным: во-первых, во двор не выходило ни одно окно, только присутствовали камеры слежения, сам двор был перегорожен на две части мощной стеной, в стене была вмурована маленькая, узкая дверца, соединявшая разделенный двор, что происходило по ту сторону забора, мне пока было неизвестно. По эту же сторону было крыльцо в пять ступенек, ведущее в главный вход здания. Слева в каменных арках стоянка для машин. Мне очень понравилось, что весь комплекс находился в тени деревьев и на улице царил легкий, спасительный полумрак. Водитель нас подвез не к центральному входу, а к дверце в стене.

– Все. Спасибо, Сереж, на сегодня все, свободен. А мы с вами, Штефан, выходим, – обратилась она ко мне.

Выйдя из машины, мы подошли к дверце, никакой ручки или скобы на ней не было. Алена дала сканировать сетчатку своего глаза индикатору, скрытому в стене, дверь бесшумно распахнулась, и мы уперлись еще в одну стену, направо и налево был проход в здание, каждый из которых заканчивался дверью. Прямо лабиринт какой-то. Алена повернула направо, подошла ко входу в здание, снова индикатор сканировал ее сетчатку, и снова дверь автоматически, беззвучно открылась, пропуская нас в здание. Коридор с лестницей, ведущей наверх, сразу окутывал своей прохладой, давая облегчение от жары, стоявшей на улице. «Отвык я от твоего знойного климата, Олерон». Возле двери за столиком сидел часовой в камуфляже, в звании младшего лейтенанта, при появлении Алены он резко вскочил и отдал честь:

– Здравие желаю, товарищ майор. Разрешите доложить? За время вашего отсутствия никаких происшествий не было. Дежурный по разведшколе младший лейтенант Драгон Митич.

– Вольно, – выдохнув одними губами, приказала Алена.

Алена начала подниматься по лестнице, а я засмотрелся на дежурного. Высокий, черноволосый, смуглый, подтянутый парень, по нескольким им сделанным плавным, мягким, кошачьим движениям туловища и движениям рук, по набитым косточкам на руках, именуемым кентусами, сразу заметно – передо мной неплохой боец. На поясе кобура, откуда выглядывает рукоятка «Глока 809» – в ближнем бою очень серьезное и страшное оружие, но мое внимание привлекло не это. Воротник камуфляжа у лейтенанта расстегнут на две пуговицы, на волосатой груди мелькнул православный крестик, а под левым глазом, на лицевой кости была вытатуирована злющая, оскалившаяся, готовая вот-вот ужалить пчела. Не все повстанцы носили православные кресты. Но те, у которых были православный крестик на груди и пчела под левым глазом, принадлежали к особому роду войск – элитное подразделение четники, их даже эсэсовцы боялись как огня, не то что простые звездпехи. Эти парни, презирая смерть, ходили в атаку в полный рост, никогда не кланялись пулям и в рукопашной схватке были страшны. Четники – это ночной кошмар для солдат Рейха. Мне против них, слава богу, воевать не приходилось. Но об этих бойцах в солдатской среде ходили всевозможные слухи и легенды. Говорят, рота четников запросто могла заставить ретироваться с поля боя в спешном порядке батальон эсэсовцев. Я первый раз увидел четника так близко.

– Штефан, вы идете? – спросила Алена, уже поднявшись на пару ступенек вверх.

– Да, да конечно, – поспешил я за ней. – Красивый парень.

– Понравился, что ли? – улыбнулась Алена. – У вас, Штефан, как с ориентацией, все в порядке? – спросила она меня едко, заставив густо покраснеть.

«Господи, что она обо мне думает?!»

– У меня с ориентацией все в порядке, и нравятся мне только женщины, – зло ответил я. И решив хоть как-то оправдать свой интерес к лейтенанту, я спросил, прикинувшись чайником:

– Просто интересно, почему у него пчела на щеке под глазом и что значит эта татуировка?

– Ах это. Никогда не видели? – она остановилась, повернулась ко мне и внимательно, изучающе заглянула в мои глаза. Что она там пыталась разглядеть? Но почему-то ее взгляд долго выдерживать было тяжело, он выворачивал тебя наизнанку, и становилось как-то не по себе. – Ну да, вам, как человеку штатскому, многое не понятно, – продолжила Алена, – но все узнаете в свое время. Обещаю. Пойдемте.

Мы поднялись на второй этаж, свернули налево. Светлый коридор, в котором все двери были с правой стороны. Дошли до двери под номером четыре, Алена распахнула ее.

– Заходите, – приказала она мне.

– Только после вас, – ответил я, слегка поклонившись.

Не то чтобы я пытался проявить галантность и этим хоть как-то понравиться Алене, пытаясь сгладить ее впечатление обо мне, нет, просто мама меня так учила: женщину пропускать вперед, подавать ей руку, помогая спуститься вниз или перейти через лужу, а когда идешь перед спектаклем по рядам к своему месту, ни в коем случае не поворачиваться к людям задом – это неприлично. Зевая, прикрывать рот ладонью или платком, уступать женщинам и пожилым людям место в общественном транспорте, есть при помощи ножа и вилки, не харкаться, не ковырять пальцем в носу, ну и многое, многое другое, без чего никак, как мне кажется, не может обойтись ни один уважающий себя молодой человек.

Правда, многое из того, что я перечислил, в Рейхе давно считается пережитком, а кое-что некоторые чересчур экзальтированные дамы даже сочтут за сексуальное домогательство. Но мама всегда говорила так: «Есть правила поведения в обществе, есть этикет, который обязателен для каждого приличного человека. Тем более, сынок, ты являешься предком Ковалеффых, а значит, носителем древней культуры, поэтому, несмотря ни на что, будь добр выполнять все то, чему я тебя учила, чтобы мне никогда за тебя не было стыдно».

Алена все восприняла правильно. Слегка улыбнулась, поблагодарила меня, зашла первой, сразу же уселась за стол спиной к крохотному окошечку, выходящему на улицу, а лицом ко мне. Махнула рукой:

– Ну что же вы, Штефан, заходите, присаживайтесь.

Убранство светлого рабочего кабинета состояло из небольшого письменного стола, деревянного стула, на котором сейчас сидела Алена, другого стула для посетителя, находившегося напротив нее. Справа стоял небольшой диванчик из бежевой кожи, за ним шел шкафчик для одежды, с правой стороны до потолка шла витрина книжного шкафа, из разноцветия обложек книг выделялись томики запрещенных в Рейхе Достоевского, Чехова, Толстого, Ремарка.

За Аленой, под окном стоял запотевший кулер с водой, далее стоял небольшой столик из черного дерева с шуфлядками, на котором покоился монументальный кофейный аппарат, рядом с ним, на подносе приютились одна вазочка с сушеными фруктами, вторая с малюсенькими чайными печеньями из песочного теста и еще одна вазочка, в которой горкой лежали шоколадные конфеты. «Так вот твоя слабая сторона, женщина-кремень!» – подумал я. – Ты, Алена, самая настоящая сладкоежка». Алена перехватила мой взгляд.

– Кофе или чаю? – поинтересовалась она.

– Если можно, то кофе. И, если можно, желательно капучино.

– Конечно, можно, – опять улыбнулась она. – А я, пожалуй, чаю попью. Вы присаживайтесь смелее, я сейчас.

Она встала и начала колдовать возле кофейного столика. Я же переключил все свое внимание на книжную витрину, чтобы ненароком не засмотреться на тонкую, как тростинка, фигурку Алены, на ее небольшую, но тугую попку, осиную талию, понимая, если она заметит мой взгляд, а она заметит его обязательно, в этом я был почему-то на сто процентов уверен, то этим самым я мог спровоцировать новую порцию колкостей в свой адрес. А этого мне совсем не хотелось, потому что нанести неожиданный, болезненный, колющий укол словом, как острым, заточенным кинжалом, у Алены слишком хорошо получалось. В книжном шкафу я увидел не только классику мировой литературы, но и множество научных трудов по философии, психологии, гипнозу, а также даже по эзотерике, и что не менее удивительно – по теологии. Крайне разносторонний интерес у девушки. По комнате поплыл волшебно-восхитительный аромат дорогого кофе, который, переплетаясь, смешивался с ароматом черного чая с чабрецом и мятой.

– На что вы засмотрелись? – спросила Алена, расстилая на столе две кружевные салфетки передо мной и перед собой, раскладывая приборы, ставя на салфетки большие дымящиеся кружки с блюдцами, расписанные затейливым голубым узором. На стол также были выставлены заветные вазочки с конфетами, печеньем, сухофруктами, а также креманки с медом и вареньем. Это была такая картина, такой натюрморт, что Павел Иванович Бабенко отдыхает, а ведь он считается непревзойденным королем натюрморта – короче, кто не любит сладкое, тот не поймет. У меня сработал рефлекс Павлова, пошло обильное слюноотделение.

– Так на что вы засмотрелись, Штефан? – еще раз задала вопрос Алена. – Какая-то конкретная книга вас заинтересовала?

– Нет, не отдельная книга, а вообще обилие книг. Никогда так много не видел.

Здесь Штефан Дорн не соврал, он действительно никогда не видел так много книг сразу в одном месте. Он любил книги, но у бабушки, которая его воспитывала, библиотека была очень скромная, и ему приходилось довольствоваться электронными книгами. А вот для Яра Ковалеффа, что касается книг, это была неправда, у него домашняя библиотека была во много, много раз больше, богаче, во всяком случае, что касается художественной литературы. И я любил читать именно настоящие, а не электронные книги, перелистывая слегка пожелтевшие, с легким, незаметным простому глазу налетом пыли страницы, имеющие свой определенный, ни с чем не сравнимый запах. С первых строчек ты, забывая обо всем, погружался в атмосферу, созданную автором, вместе с главным героем переживая все невероятные приключения, выпавшие на его долю. Я очень хорошо помню, какое сильное впечатление на меня произвела первая прочитанная мной книга автора Даниеля Дефо «Робинзон Крузо».

– Ну что, налетайте, угощайтесь, Штефан, – пригласила меня Алена, сама присаживаясь за стол.

Я даже не знал, с чего начинать это пиршество. В начале глоток кофе, вот так, а сейчас пару вот этих вот крохотных печенюшек, чайную ложку густющего варенья из местной пряной вишни, еще глоток капучино. Какая вкуснотища! Я закрыл глаза от удовольствия.

– Скажите, а где вы служили?

Я настолько расслабился и ушел в нирвану, что Аленин вопрос застал меня врасплох, и я чуть было бодро не отрапортовал: «Четвертая бригада звездной пехоты, подразделение „Королевские кобры“». Слава богу, рот у меня был полностью набит сладким, что помешало мне необдуманно, сразу же выпалить свои личные данные, а глаза, как я уже говорил, были заблаговременно прикрыты от удовольствия, поэтому по ним Алена тоже не могла прочитать правильный ответ. «Какой ты кретин, герр Ковалефф!» – ругал я себя мысленно. – Кретин розовый и неприкрытый, сожрал сладкого, расслабился, забыв обо всем. За кусочек булочки чуть не лишили девственности дурочку. – Это я о себе. – А ты, Алена Бортко, опасная, и, видно, зараза еще та: видит, паренек отъехал, находясь в полном расслабоне, ну и на ему вопросик по теме, не в бровь, а в глаз!»

Я сам не рыбак, но слышал, чтобы поймать жирненького леща или линя, надо вначале хорошо прикормить его кашей, а вот когда этот паренек окончательно разомлеет от обилия пищи и ему захочется разнообразия в рационе, подсунуть ему под нос жирного, вкусного червяка, естественно, предварительно надетого на острозаточенный крючок. Лещ или линь, который посчитал, что достоин в этой жизни большего, потому что каша, как ему кажется, его уже окончательно достала и обрыдла, ведется на новый продукт, жадно заглатывая червяка, а далее следует искусная подсечка.

И вот когда он, такой тщательно очищенный от чешуи и выпотрошенный, хорошо прожаренный с двух сторон, весь в кляре, лежит на сковородке, тут-то к нему и нисходит озарение – ну на хрена тебе нужен был этот абсолютно не диетический червяк, кстати, не такой уж он и вкусный, ты же вел здоровый образ жизни, правильно питался кашкой тиной и тебе всего хватало.

Так со мной, как с покойным линем, попыталась поступить и Алена. Я слегка приоткрыл один глаз, посмотрев на Алену, она буквально впилась в меня взглядом, наблюдая за моей реакцией. Нет, дорогуша, подсечка не удалась, линь сорвался с крючка и плюхнулся обратно в пруд, придется тебе пока обойтись без улова.

– Я не служил в армии, – ответил я как можно спокойнее, после того как тщательно прожевал печенюшки с вареньицем, открыл второй глаз и потянулся за конфетками.