Свой среди чужих, или Гауптман с Олерона. Часть вторая

– Все хорошо, док, – ответил я.

– Ну смелее, приходите в себя.

Мысли в башке задвигались быстрее, я стал очухиваться. Осмотревшись, я понял, что нахожусь на койке в своей палате, рядом напротив в кресле сидел профессор и улыбался.

– Док, как все прошло?

– Все хорошо, – ответил он. – Как вы себя чувствуете? – еще раз поинтересовался он.

– Рука болит, – пожаловался я.

– Ну это быстро пройдет, чип с новыми личными данными мы вам поменяли.

Я взглянул на свою руку – за маленьким розовым шрамом во мне скрывалась частица умершего человека, его уже не было на свете, а часть его, которая присутствовала с ним почти от рождения до самой смерти, теперь находится во мне… Ощущение крайне неприятное.

– А почему я до сих пор знаю, что я – Яр Ковалефф?

– Так и должно быть.

– Вы что, его память в меня не слили?

– Да нет, все сделали как надо, – сказал он, вставая и подходя ко мне. – Видите ли, молодой человек, если вы все время будете чувствовать присутствие в себе другой личности, то это грозит серьезным расстройством для вашей психики. Поэтому сейчас воспоминания другого человека находятся у вас в мозгу в правом полушарии дольной части, в отдельном, так сказать, месте. Как бы вам проще и доступнее объяснить, не вдаваясь в медицинские термины, чтобы вас не путать.

– Попробуйте, пожалуйста.

– Воспоминания другого человека находятся у вас в голове, как книга на полке в вашей личной библиотеке, которую вы всегда беспрепятственно можете достать с полки и прочитать в любую минуту, а затем опять поставить книгу на полку до нужных времен. Единственно, конечно, этому надо научиться и к этому надо привыкнуть, чтобы делать это в нужные и сложные моменты для вас.

– И я на время становлюсь другим человеком?

– Не совсем так просто. В те моменты, когда вам нужно, память другого человека всплывет у вас в мозгу и будет идти параллельно вашим воспоминаниям, ну и несколько доминировать. Поэтому, даже если вас подвергнут гипнозу допрашивающие вас люди, никакой другой информации, кроме как ваших ложных воспоминаний, от вас не добьются.

– Ну и как это делается, в смысле, как переключается этот переключатель? Извините уж за тавтологию.

– Ну в общем-то достаточно просто. Закройте глаза, молодой человек, успокойтесь, включите в своем сознании что-то типа метронома или маятника, досчитайте до двадцати пяти, на последней цифре обратите свой внутренней взор к вашей правой части мозга – области за ухом —и произнесите кодовое слово «сольфеджио».

Сработало. Лето, речка, мне шесть лет. Несмотря на то, что очень тепло, я почти посинел от холода, тело покрылось гусиной кожей, но из воды вылезать не хочется, хоть и трясет.

– Штефан, пора выходить, ну накупался уже – хватит.

Слышу мамин голос, оборачиваюсь – светловолосая женщина в летнем красном сарафане стоит на берегу реки, улыбаясь машет мне рукой.

– Мам, ну еще чуть-чуть, ну пожалуйста.

– Я сказала все, хватит, иначе папе расскажу.

Я нехотя вылезаю из воды. Знаю, с папой лучше не спорить, уж больно он крут. Мама достает большое махровое полотенце и начинает досуха вытирать меня. Немножко больно, но очень приятно. Начинаю согреваться. Я заворачиваюсь в полотенце целиком, очень хочется есть. Мама уже шарит по своей сумке, достает оттуда бутерброд с сыром и помидор. Кусаю бутерброд, пережевываю вязкий острый сыр с белым хлебом, вдогонку кусаю ароматный сочный помидор, брызги от которого летят во все стороны. Вкусно! Но вдруг становится до слез очень грустно и больно – знаю, что это последний день, когда вижу маму живой. Вечером отец придет домой пьяным, злым – он потерял работу. Обвинит во всем нас с мамой, что это мы ему сломали жизнь, начнет приставать ко мне, тыча в лицо пальцем, дыша на меня перегаром.

– Когда ты вырастешь и пойдешь работать? Сколько я вас с твоей матерью кормить буду?

Мне страшно, я описался. Жидкость из моего мочевого пузыря теплым ручейком стекает по ногам и образует лужицу возле моих ступней, одетых в кожаные сандалики, мне очень стыдно и становится еще страшнее. Отец гадко хохочет.

– Смотрите на него – обоссался. Нет, мужик из тебя никогда не вырастет. – И вдруг зло вскрикивает: – Что же ты, гаденыш, гадишь у меня в доме! – Беря меня за шею своей мощной рукой, второй больно бьет меня по щеке. – Я заставлю тебя убрать за собой.

Я реву громко, навзрыд.

– А ну заткнись!

Отец замахивается, чтобы еще раз ударить меня.

– Иштван, что ты делаешь? Прекрати, он же еще ребенок.

Мама изо всех сил, двумя руками отбрасывает отца от меня и становится между нами. Отец – пьяный, поэтому не удержался на ногах, упал.

– Ах ты сучка! – сказал он, вставая, и навис над нами.

Только сейчас я понимаю, мама, всегда казавшаяся мне высокой, совсем маленькая. Он бьет маму. Мама падает, но продолжает прикрывать меня своим хрупким телом.

– Иштван, опомнись, прекрати. Что ты делаешь? – шепчет она, вздрагивая от каждого удара.

Отец с остервенением, с какой-то нечеловеческой злостью продолжает наносить удары один за другим. Мама прекращает сопротивляться, только шепчет:

– Не надо, Иштван, пожалуйста, не надо.

Отец не унимается. Мама затихает, распластавшись, накрыв меня. Я чувствую, как ее тело больше не сжимается от ударов отца. Он еще пару раз бьет ее ногой.

– Ну вот будешь, сучка, знать, как мне перечить.

Отец вытирает разбитые в кровь костяшки рук белым кухонным полотенцем, оставляя на нем кровавые разводы, бросает его на пол, открывает холодильник, достает оттуда бутылку паленки.

С грохотом распахивается входная дверь, на пороге полиция – это соседи, услышав шум, вызвали их. Они с трудом скручивают отца, кладут его лицом на пол, надевают на него наручники. Девушка полицейская с убранными назад в черный хвост волосами, склоняется над телом матери.

– База, база! – кричит она. – Это группа шесть. Срочно скорую, слышите? Срочно! – Девушка полицейская замечает меня: – Как ты, мальчик, болит что-нибудь? – спрашивает она меня, одновременно ощупывая.

– Н-н-нет, – заикаясь говорю я.

Меня всего трясет. Дальше какие-то люди в халатах укладывают маму на носилки, подсоединяют к ней различные провода. Старший из них, седой мужчина, ничего не говорит, только с сожалением качает головой.

– Мама, мамочка! – кричу я, пытаясь побежать за носилками, меня не пускает, крепко держит девушка полицейская. – Пустите меня! Мамочка!

Маму увозят. Девушка держит меня и гладит теплой ладонью по голове:

– Все будет хорошо, – повторяет она как заведенная. – Все будет хорошо…

Я как будто выныриваю из глубины на свежий воздух. Дышу так часто, как будто только что пробежал полосу препятствий, установив рекорд вермахта, побив все существующие нормативы для звездпехов. Кто я? Яр Ковалефф. Фу ты, черт, ну и судьба у этого парня. Врач улыбается, смотрит на меня:

– Ну, я смотрю, у вас все получилось. Молодец. Вам сегодня надо будет побольше потренироваться, чтобы переходить из одного сознания в другое быстро и беспрепятственно. Потому что я слышал, вы нас завтра покидаете на месяц.

Честно говоря, после таких воспоминаний Штефана переходить к ним снова совсем не хочется.