Чаша страдания

Красивый двухэтажный особняк был в этот день окружен охраной гестапо. К нему точно по времени одна за другой подъезжали большие черные автомобили «Хорьх», «Мерседес-бенц» и «опели». Адъютанты вскакивали с переднего сиденья и открывали заднюю дверцу, оттуда выходили генералы и министры, разминали ноги. Самым младшим по рангу был подполковник Карл Адольф Эйхман, но он как раз и был самым опытным в «еврейском вопросе» – с 1938 года его работой было арестовывать и ссылать в лагеря евреев Австрии и Германии. Некоторое время все приехавшие стояли у воды, поеживались от прохладного воздуха, любовались видом озера и тихо переговаривались о погоде и о семейных делах. Все ждали приезда командующего гестапо Генриха Гиммлера и его заместителя, начальника войск секретной полиции СД Рейнхарда Гейдриха.

Так же по-немецки точно прибыли и они, выйдя из машин, вытянули в приветствии руки, крикнули: «Хайль Гитлер!» За ними шла еще одна машина с гражданскими инженерами и архитекторами. Гиммлер был небольшого роста, его холодные серо-голубые глаза строго смотрели из-под пенсне. Без генеральской формы его можно было бы принять за скромного школьного учителя. В прошлом он был малообразованным владельцем прогоревшей куриной фермы, в 1923 году примкнул к фашистскому движению, был знаменосцем во время Мюнхенского путча, был арестован, отпущен и вскоре сумел стать рейхсфюрером гестапо, третьим лицом в фашистской иерархии. Это был фашист по убеждению.

Его заместитель Рейнхард Гейдрих фашистом стал скорее случайно. Он родился и вырос в состоятельной семье директора консерватории, где царило преклонение перед классической музыкой и классической культурой. У семьи было много друзей-евреев, выдающихся музыкантов, и имелись подозрения, что маленький Рейнхард был незаконным сыном одного из них. Внешность у него была стопроцентно арийская – высокий блондин с голубыми глазами. Однако сам Гейдрих опасался подозрений в неарийском происхождении и велел сбить с каменного могильного памятника своей матери ее имя «Сара».

Он с детства был прекрасным скрипачом, но выбрал карьеру морского офицера. Из флота его уволили за любовную связь с дочерью командира, и он оказался на улице. Тут его подобрал Гиммлер: Гейдрих понравился ему как эталон типичного арийца, представителя нордической расы. Ни Гитлер, ни сам Гиммлер не имели типичных арийских черт. Из-за них-то Гейдриха и взяли в штаб СС. Почему было не сделать карьеру? В 1934 году он сумел уничтожить берлинскую организацию противников Гитлера, попал в «обойму» Гиммлера, в 1936 году был назначен руководителем тайной полиции. В 1938 году он спровоцировал массовые еврейские погромы по всей Германии, которые потом назвали Хрустальной ночью. Гейдрих командовал этими погромами в Берлине, сжег девять синагог и руководил разорением еврейских магазинов. Он открыл первое гетто, стал главным управляющим системой концентрационных лагерей и был настолько влиятельной фигурой, что решал важные государственные дела за спиной более высоких сановников.

Адъютанты несли за Гейдрихом большие свернутые рулоном плакаты из ватмана. Все молча прошли в дом, мимо столовой, где официанты в смокингах накрывали длинный стол. Поднялись на второй этаж – в гостиную с большим камином. По стенам висели старинные картины и гобелены со сценками из мирной и красивой деревенской жизни Пруссии. Адъютанты развесили плакаты на стендах, щелкнули каблуками и удалились. В комнате осталось пятнадцать человек.

Гиммлер держал вступительную речь, выкрикивая короткие фразы в манере Гитлера:

– Господа, фюрер делит человечество на три расы: первая – это создатели культуры, арийская, или северная, раса, мы с вами – германцы. Вторая раса – это носители культуры: итальянцы, испанцы, японцы. Третья раса – это разрушители культуры: евреи, славяне и негры. Никогда в природе не было предусмотрено, что расы могут быть равны. Они не приспособлены к равенству, как не могут быть равны индивидуальные личности. Германская раса была создана, чтобы господствовать над остальными. Сама природа обеспечивает арийской расе полную победу в войнах. Мы имеем моральное право, мы имеем обязанность перед фюрером и перед германским народом – уничтожить еврейскую расу, которая хотела уничтожить нас[13 - Цитаты из речи Гиммлера по поводу «окончательного решения» (Time, 1991. Dec 2. Р. 68).].

Выкрики Гиммлера внимательно слушали четырнадцать человек вполне интеллигентного вида, получившие хорошее образование. Ни у одного из них на лице не промелькнула хотя бы едва уловимая тень сомнения или что-то похожее на гримасу брезгливости. Никому, конечно, не приходило в голову встать и крикнуть: «Опомнитесь, что мы обсуждаем?!» Бацилла фашистской ненависти к евреям стала их собственным глубоким убеждением, а технические детали убийства – их профессией. Они не сомневались, что эта же убежденность присутствовала у их помощников, которым предстояло разрабатывать детали убийств. И та же самая убежденность в необходимости этих убийств жила в помощниках их помощников, и далее по нисходящей линии – до рядовых солдат гестапо и большинства солдат вооруженных сил.

Основной доклад делал Гейдрих. Речь его была намного более культурной, слушая его, все согласно кивали головами.

– Господа, еврейская раса представляет собой наихудший вариант разрушителей культуры. Фюрер считает их биологическим источником коммунизма и большевизма, против которого мы теперь боремся. До того как мы начали войну против Англии, у фюрера был план полностью изолировать еврейскую расу, изгнав ее из Европы и переселив на остров Мадагаскар, колонию Франции, которую мы завоевали в победном реваше. Тогда в Европе насчитывалось около четырех миллионов евреев и технически это было возможно. Оставленные без снабжения и не привыкшие к жаркому климату, евреи были обречены на быстрое вымирание. Это было бы простым и дешевым решением вопроса об уничтожении расы. Но с завоеванием Польши, Украины, Белоруссии, прибалтийских стран и европейской части России под нашим контролем теперь находится более пяти миллионов евреев. Эта низшая раса размножается и представляет собой большую опасность: исторически известно, что она порождает самый отрицательный тип хищников, стремящихся захватить в свои цепкие лапы весь мир. Вывозить их на другую отдаленную территорию теперь не представляется целесообразным. Мы уже провели несколько крупных операций по уничтожению больших групп евреев, но это были спорадические операции, и этого явно недостаточно. Сегодня мы должны выработать тактику и обсудить технику окончательного решения еврейского вопроса.

С немецкой педантичностью Гейдрих обсуждал сроки и технические детали уничтожения евреев:

– Центральный лагерь с главным штабом СС будет находиться в Заксенхаузене, к северу от Берлина. Это самый современный и самый дорогой лагерь. Шесть лагерей смерти будут построены на территории Польши, в стороне от жилых массивов. – Гейдрих показывал их расположение и планы на заготовленных картах-плакатах. – Мы планируем провести сотни километров железнодорожных путей прямо в лагеря и довести число последних до ста шестидесяти пяти. Из них шесть должны быть специально предназначены для уничтожения. Наиболее мощным станет Освенцим-Биркенау, он будет состоять из сорока лагерей. Над главными воротами будет написано: «Arbeit macht frei»[14 - Труд делает свободным (нем.).]. Все прибывающие будут видеть этот призыв, и это должно подбадривать их.

Один из генералов спросил:

– Откуда будет идти финансирование строительства и содержания этих лагерей?

– Господа, я счастлив вам сообщить, что в банках проводится «арианизация» еврейских вкладов – еврейские вклады передаются банкам. Это большие средства. На финансирование Освенцима дал согласие наш старый Немецкий банк. Остальные лагеря будут строиться и содержаться на арианизированные вложения бывших клиентов-евреев, – в этом месте Гейдрих обвел всех взглядом, широко улыбнулся и сказал со смехом: – Таким образом, в окончательном решении вопроса евреи будут принимать самое активное участие.

Все присутствующие заулыбались, и он продолжал:

– В Освенциме-Биркенау мы планируем построить четыре газовые камеры и четыре крематория. Ежедневно в них может быть уничтожено более двадцати тысяч заключенных. Особый вопрос – это проведение медицинских экспериментов над заключенными под руководством хирурга Йозефа Менгеле и гинеколога Карла Клауберга. Для этого будет выделен отдельный корпус. Охранять этот лагерь и следить за порядком будут несколько тысяч войск СС.

Доклад всем нравился, он был составлен так обстоятельно, что вопросов почти не было. Слушавшие кивали головами и время от времени вносили свои незначительные дополнения.

Затем инженеры и архитекторы представили планы-чертежи бараков, схемы подвоза евреев к газовым камерам и чертежи печей для кремирования тел. Проектируемая пропускная способность газовых камер и печей будет точно соответствовать числу привозимых евреев и рассчитана будет аккуратно по часам. Газовые камеры представляют собой как бы обширные душевые комнаты. Прибывающих евреев станут отводить в них, будто бы в душ. Они разденутся, войдут и окажутся под душевыми воронками. Только вместо воды из них пойдет газ «Циклон Б». Смерть от него наступает в течение нескольких минут. Первый успешный опыт массового уничтожения был уже проведен в лагере Освенцим – 3 сентября 1941 года в блоке № 11 убито газом «Циклон Б» 600 советских военнопленных. Газ убивает безотказно. В лагере Бухенвальд, около города Веймара, были поставлены химические камеры и печи крематория. В ноябре 1941 года в них было уничтожено 1200 евреев и советских военнопленных.

Специальная команда из заключенных-евреев тут же перенесет тела в расположенный рядом крематорий и заполнит печи. 22 августа 1940 года был издан приказ об извлечении золотых зубов перед сжиганием трупов. Рты всех трупов должны быть осмотрены, и обнаруженные золотые зубы должны удаляться и собираться. Каждая печь рассчитана на заполнение десятью-пятнадцатью трупами. На их полное сгорание должно уходить 30–45 минут. Пепел от сожженных тел будет закапываться в стороне от лагеря и засыпаться толстым слоем земли. Обслуживание камер, печей и захоронение пепла – это дело команд из заключенных евреев и славян «зондеркоммандо». Проработав определенное время, сами команды будут уничтожаться таким же способом.

Генералы и министры заинтересованно рассматривали карты и схемы, кивали головами – «Jawohl (Конечно)».

Гиммлер объявил:

– Господа, могу сообщить вам, что с согласия самого фюрера генерал Гейдрих назначен мной руководителем программы по уничтожению еврейской расы, а подполковник Эйхман назначен его заместителем.

Все вежливо зааплодировали. Они утомились и были согласны с принятым решением. По старшинству чинов отправились в туалет, там освежили себя одеколоном и перешли в столовую на первом этаже. Их ждал накрытый на пятнадцать персон стол и крахмальная скатерть, стоящие пирамидами салфетки сверкали белизной, от столового набора серебряных вилок и ножей исходило сияние, сверкали грани хрустальных бокалов. Вышколенные официанты разлили по бокалам французское шампанское «Моэт» и «Вдова Клико». Первый тост подняли за Гитлера, второй – за победу Германии, третий – за успех принятого решения.

От прекрасного вина и ужина настроение у всех было приподнятое.

11. Зика Глик в концлагере

В августе 1941 года состав с заключенными из Риги, в котором везли Зику Глика, прибыл в лагерь под городом Магдебургом, на реке Эльбе. За месяц в пути заключенным выдавали воду и хлеб не каждый день, да и в таком ничтожном количестве, что жажда и голод истощили их до предела. Часть узников не выдержала мук голодного переезда в тесном, грязном и душном вагоне, предназначенном для скота. А ведь они были самые крепкие, отобранные для работ люди. Умерших выбрасывали раз в три дня. К густой удушливой вони от переполненной бочки-параши примешивалась едкая вонь разлагающихся тел. Оставшиеся в живых дышали миазмами такого тяжелого воздуха, что почти все болели. Но на заболевших не обращали внимания – и они тоже умирали в два-три дня.

Зика Глик ясно понимал, что на их жизнях поставлен крест. С того момента, когда в июле 1941 года на Ратушной площади в Риге толпу евреев стали делить по группам и его разлучили с семьей, он знал, что всех их уничтожат, хотя и в разные сроки, разными способам и в разных местах. Он знал, что никакое чудо не может спасти его самого, но поставил себе целью – выжить. Выжить во что бы то ни стало! Они хотят сломить евреев, уничтожить евреев, они думают, что им это легко удастся. Но он докажет им, а главное – самому себе, что еврея, настоящего еврея, каким он считал себя, истребить невозможно. Он был уверен, что сможет выжить, но знал, что выживет только в одном случае – если сумеет противопоставить всем мучениям внутреннюю волю, силу и твердость. Он думал: «Они хотят уничтожить нас, евреев; но я вступлю в борьбу с фашистами, в борьбу за честь еврея; меня они не уничтожат». В этой борьбе ему нельзя позволять себе унывать ни на минуту, нельзя поддаваться панике – ни на минуту, ни на секунду. Даже если ему останется последний вдох, даже если пуля из немецкого ружья подлетит прямо к его сердцу – ему все равно нельзя поддаваться унынию и страху.

Зика верил в свои силы, в крепость своего духа. И понимал, что мучительный переезд в вонючем вагоне – это только начало, только первое и далеко не самое трудное испытание из всех, которые ему предстоят. Благодаря твердости духа и на редкость здоровому организму Зика выдерживал все мучения легче других. У него доставало сил первым выпрыгивать на стоянках из вагона, широко открывать дверь для проветривания, выносить парашу и вытаскивать мертвые тела. Брезгливые гестаповцы не хотели даже близко подходить к вонючим вагонам, кричали на него, грозили винтовками:

– Не подходи близко, вонючая собака!

Но Зика не робел перед ними, он бодро переговаривался с ними по-немецки, даже улыбался и шутил. Он без заискивания делал все, что они приказывали. И гестаповцы, удивляясь его крепости и активности, прониклись к нему доверием. Они стали звать его по имени – «Зик» и сделали старшим по вагону, потом по двум соседним вагонам, а потом и по всему составу. Он улаживал мелкие конфликты между заключенными, он докладывал гестаповцам, в каком вагоне больше мертвых, он выделял людей для выноса параш и мертвецов. И все это – без подачки. Ему не давали больше хлеба, чем другим, а если бы давали, он и не взял бы себе. Зика с детства знал, что такое голод, и теперь приучил себя переносить голодные рези в желудке. Он тренировал себя, свой желудок, свои мышцы, весь свой организм. Он знал, что еще долгое время у него не будет сытой жизни. Если она вообще когда-нибудь наступит…

К тому же Зика слышал от бывших участников Первой мировой войны, а потом и узников Сибири, что в лагерях погибает не тот, кто работает, а тот, кто теряет волю в выпрашивании куска хлеба. Такой человек слабнет духом, мечтает только о подачке и постепенно поддается голоду. Все же изредка кто-нибудь из гестаповцев кидал Зике, как собаке, лишний кусок хлеба. Он благодарил и нес его ослабленным и больным.

Была у него другая слабость, которую он старался подавить усилием воли: он заставлял себя не думать о судьбе семьи. Он понимал, что ни жена, ни дети, ни родители не смогут долго выдержать испытаний, которым подвергались все евреи. Умом он понимал, что они или уже погибли, или погибнут скоро и что ему не видать их, даже если сам он сумеет выжить. Но представить себе их мертвыми он не мог. И гнал, гнал, гнал от себя эти мысли.

* * *

После почти месячного переезда состав остановился ночью за каким-то городом и гестаповцы забегали вдоль вагонов, отдавая приказания:

– Всем выходить и строиться!

Зика соскочил вниз, оглянулся и по отдаленным очертаниям зданий и электрическим огням сразу понял, что они где-то в Германии. Где? Следуя за охранниками, он проходил вдоль состава; сами они боялись влезать в вонючие вагоны, посылали его:

– Зик, лезь внутрь. Сколько там мертвых евреев?

Он докладывал:

– Три, два, пять.

– А ну, выноси их.

Бегая от вагона к вагону, он заметил, что один офицер держит на коленях развернутую оперативную карту и что-то обсуждает с другими. Зика несколько раз пробежал мимо, косясь на карту и фиксируя в памяти увиденные названия. Так он понял, что они под Магдебургом, недалеко от Веймара. Рядом с ним на карте было выделено: «Бухенвальд».

Небольшой трудовой лагерь Магдебург был одним из филиалов главного и более страшного концентрационного лагеря Бухенвальд. Его печальная слава была известна Зике еще раньше. С 1937 года до него доходили рассказы сбежавших в Латвию немецких евреев о том, что в Бухенвальде содержали и казнили политзаключенных.

Вдруг их вагоны срочно перевели на запасные пути и мимо прошел длинный состав. Зика всматривался и вслушивался, и до его острого слуха долетали через маленькие окошки выкрики на русском языке. Он понял – провезли советских военнопленных.

В лагере Зику назначили старостой барака. Ему полагалось просыпаться раньше других, строить всех перед бараком, докладывать офицеру, а потом становиться в строй и идти работать в механических мастерских. Лагерники должны были вытачивать болты, для какой цели – неизвестно. Зика не знал, что и как делать, но сосед по бараку, тоже рижанин, оказался профессионалом-механиком:

– Делай вот так, – и сметливый Зика быстро стал заправским токарем.

Он все думал: куда идут эти болты? По всей вероятности, их используют в какой-то военной технике. А раз так, Зика решил портить свои болты: он незаметно перестал дотачивать последний виток нарезки. По его расчету, это могло ослаблять крепление. Может, хоть какой-то вред от этого немцам будет.

В середине сентября он заметил, что гестаповцы о чем-то оживленно переговариваются, потирая руки и ухмыляясь. Проходя мимо них, он старался прислушиваться и уловил из разговоров, что в Бухенвальде расстреляли восемь тысяч советских военнопленных. Очевидно, это были те самые пленные, которых провезли мимо них в Магдебурге. Это показывало, что дела на фронте в России шли для немцев успешно. И Зика понимал, что евреям будет все хуже и хуже.

В марте 1942 года до Зики дошли обрывки других рзговоров: гестаповцы снова удовлетворенно передавали друг другу, что в другом филиале Бухенвальда, городке Бернбурге, отравлены газом 384 еврея. Он запомнил эту цифру – 384. Он запоминал и держал в голове все цифры об убийствах евреев и советских пленных. По ночам он представлял себе ужас последних мгновений той задыхающейся толпы. Там должны были быть старики, женщины, дети… За что, почему немцы хотят уничтожить всех евреев? Наверное, придет и его черед… Но он все равно будет цепляться за жизнь, какая бы она ни была.

И чем больше Зика Глик хотел выжить, тем больше думал – для чего? Найти свою семью он не надеялся. Но в нем зрела другая идея: он должен как можно больше узнавать о том, сколько евреев погибло в разных лагерях. Он станет собирать и запоминать эти сведения, и если сможет выжить, то в будущем расскажет об этом, о том, что довелось узнать. Кому, когда и как он расскажет – об этом он не думал. Если сможет выжить…