Крушение надежд

– Да, это вы, та девочка, которую мы встречали на вокзале, когда вас привезли вместе с другими испанскими детьми. С вами были братья и сестра.

– Да… – Фернанда тоже внимательно вглядывалась в Павла и вдруг воскликнула: – Вы дядя Паолин?

– Да, вы меня так прозвали – Паолин.

– Я вспомнила, я вспомнила! – закричала Фернанда и вдруг расплакалась: – Я помню, вы показались мне похожим на моего папу, такой же высокий и с рыжими волосами…

– Ну да, вам тогда было лет пять, вы потянулись ко мне, я взял вас на руки…

Фернанда кинулась к Павлу и по-детски прижалась к нему:

– Почему вы со мной говорите на «вы»? Не надо… – и всхлипывая, быстро-быстро заговорила: – Это ведь было… это было восемнадцать лет назад. Ровно столько, сколько я живу в России. Но я все вспомнила, я вас называла Паолин, вы потом приходили к нам в детский дом и приносили коробки конфет всем испанским детям. А потом вы куда-то неожиданно пропали и больше ни разу не пришли. Я ждала вас и скучала. Почему вы не приходили?

– Милая Фернанда, как тебе это сказать? Я был арестован и шестнадцать лет провел в заключении.

– Вас арестовали? – переспросила Фернанда, и в ее темных глазах сверкнул гнев. – Такого человека? Это, наверное, из-за Сталина, да? Ох, как я его ненавижу!

Лиля с удивлением наблюдала эту сцену, никогда она не видела гордую испанку Фернанду такой размякшей, плачущей.

А Павел вспоминал, как восемнадцать лет назад журналист Михаил Кольцов, приехавший из Испании, рассказывал: отец Фернанды был богачом, графом, жил в своем замке, но затем активно выступил против фашистского диктатора Франко и примкнул к движению республиканцев. Когда они проиграли гражданскую войну, граф с женой, спасая своих четверых детей, согласились отправить их в Россию. Вскоре после этого их арестовали. Но дети не знали об аресте родителей, и Кольцов просил не говорить им, пока не вырастут.

Павел осторожно спросил Фернанду:

– Твои братья и сестра в порядке?

– Да, все в порядке. Только мой старший брат был контужен на войне и ослеп. Он большой герой, у него орден Славы. Он хоть и слепой, но окончил юридический институт, работает, женился. А другой мой брат стал известным футболистом. Знаете, ведь все испанцы – футболисты от природы. Он нападающий в команде «Торпедо», чемпион Советского Союза. Если вы любите футбол, вы должны знать о нем.

– Значит, вы все прижились здесь.

– Может, мы и прижились, но все-таки хочется в Испанию, в свою страну. Недавно футбольная команда брата ездила туда на игру, но его не выпустили: боятся, что он останется там, станет невозвращенцем. А он хотел узнать про наших родителей, ведь мы все эти годы о них ничего не слышали, никаких писем не получали. Мы даже не знаем, живы ли они. Но его не выпустили. Безжалостные люди! – она взглянула на Тариэля: – А ты говоришь о дружбе народов. Да в чем она?

Павел подумал: «Может, ее родителей давно уже нет в живых».

Он обнял Фернанду:

– Надо надеяться, что когда-нибудь вы все сможете поехать в Испанию.

Фернанда гневно сверкнула черными глазами:

– Когда? Мы ждали, что после речи Хрущева на XX съезде что-то улучшится в отношении поездок за границу. Тогда кто-нибудь из нас смог бы побывать в Испании. Но ничего не изменилось. Вот я и спрашиваю: когда? – Она даже нетерпеливо притопнула ножкой.

* * *

Лиля подвела к родителям Бориса:

– Это Боренька Ламперт, мы зовем его Борька-Америка, потому что он родился в Америке.

Павел с интересом посмотрел на урожденного американца:

– Вы родились в Америке?

– Да, мои родители эмигрировали оттуда в Россию в 1935 году, когда мне было четыре года.

Павел что-то вспоминал, спросил:

– Как зовут ваших родителей?

– Отца – Израиль, а маму – Рахиль, по-английски Рейчел.

– Ваш отец инженер?

– Да.

Павел воскликнул:

– Значит, я знал ваших родителей в те годы, когда они только иммигрировали.

– Вы знали их?

– Да, думаю, что знал. Сейчас установим: вы фамилию Виленский от них слышали?

– Кажется, родители рассказывали мне о каком-то Виленском, крупном проектировщике, которого арестовали, послали рабочим на строительство Беломоро-Балтийского канала, и потом они узнали, что там он умер.

– Так и было. Виленский очень помогал вашим родителям.

– Да, они говорили, что он помогал нам, когда мы переехали в Россию, хвалили его и очень жалели, что его арестовали.

Павел воскликнул:

– Маша, ты посмотри, прошлое возвращается ко мне в неожиданном ракурсе – с помощью молодых врачей. Сегодня у меня день удивительных встреч.

* * *

Последним явился Руперт Лузаник, худощавый брюнет с удлиненным лицом и намечающейся от висков залысиной. Очки в темной оправе плотно сидели на выдающемся вперед носу с горбинкой. Две вертикальные морщины над переносицей выдавали напряженную работу мысли и делали молодого человека немного старше его лет. Он выглядел очень интеллигентно, типичный молодой ученый, одет в зауженный костюм, аккуратно повязан галстуком.

Лиля подвела его к родителям, сказала отцу:

– Это Руперт, мы зовем его Рупик. Он из нас самый знающий и самый умный.

Рупик смутился, а Мария встретила его радостной улыбкой, обняла и добавила:

– Дело в том, что про таких, как Руперт, говорят: врач милостью божьей.

Павел пожал ему руку, а Лиля продолжала:

– Рупик мечтает о научной карьере, он будет ученым. Он уже выучил три языка – английский, немецкий и польский – и написал научную статью.

Руперт застенчиво поправил: