Крушение надежд

– Что ты имеешь виду? – рассмеялась Лиля. – Все празднуют нашу помолвку?

– Сегодня в газетах опубликовано постановление ЦК партии «О преодолении культа личности и его последствий». В нем говорится о преступлениях Сталина перед народом.

Лиля опешила:

– Это правда?

– Конечно, правда. Это официальное развенчание Сталина и начало новой эпохи.

– О Влатко, Влатко, после обручального кольца это лучший подарок, который ты сделал мне сегодня! – И Лиля кинулась целовать его, не стесняясь людей в ресторане. Сколько радости в один день!

Но сообщить родителям об отъезде в Албанию Лиля решилась не сразу: брак с иностранцем и новость о предстоящем отъезде была для них слишком большим ударом. Действительно, Павел и Мария тяжело переживали эти новости. Несколько дней подряд Лиля старалась отвлечь их от грустных мыслей и возбужденно говорила про развенчание Сталина:

– Теперь наступают новые времена! Люди будут более свободными. Римма сказала, что теперь люди могут делать, что хотят, никто им не будет указывать, что можно, а что нельзя. Римма сказала, что теперь не опасно вступать в брак с иностранцами, особенно из коммунистических стран.

Павел развел руками:

– Римма сказала, Римма сказала… Что за оракул твоя Римма, откуда она знает?

– Римма – мой друг. Она очень умная. И ведь не одна она, все говорят про Двадцатый съезд, про доклад Хрущева, и у всех появились новые надежды.

– Надежды могут рухнуть, – ворчал Павел. – Ты не понимаешь, что будешь жить в другой стране, а международные отношения всегда могут испортиться.

– Не испортятся. Влатко говорит, что маленькая Албания никогда не отойдет от России, ей нужна протекция.

– Влатко говорит, Влатко говорит… – опять ворчал Павел. – Что он знает, твой Влатко?

– О, папа, Влатко профессиональный дипломат, он очень умный. Он знает все.

Павел опять разводил руками: что скажешь молодой женщине, ослепленной любовью?

* * *

Мария отчаялась отговорить Лилю от отъезда. Теперь она только подолгу сидела рядом и грустно смотрела на дочь, брала ее руки в свои, гладила и вздыхала – она прощалась с Лилей навсегда. Ей вспоминалась вся их трудная жизнь вдвоем после ареста Павла в прежние тяжелые времена. Лиле было тогда всего шесть лет, и Мария столько лет билась одна, чтобы вырастить ее. А Павел, не так давно вернувшийся из заключения, едва обрел дочь после шестнадцати лет разлуки и теперь снова терял. Он старался скрывать свою грусть, не хотел растравлять чувств Марии, молчал, отворачивался и смотрел в окно. Им было тяжело.

Однажды, посидев рядом с дочерью и повздыхав, Мария пошла за покупками к обеду. Без нее Павел решил все-таки поговорить с Лилей еще раз – не отговаривать, а просто рассказать, какую опасность он видит в будущей международной обстановке.

– Доченька, я хочу поделиться с тобой своими мыслями. Понимаешь, хотя Сталина не стало, но мало что изменилось в отношениях между советскими правительством и руководителями стран «народной демократии» в Восточной Европе. Кремль по-прежнему командует ими и держит их на короткой узде.

– Что это значит «на короткой узде»? – засмеялась Лиля.

– Так мы говорили, когда я служил в кавалерии в Гражданскую войну, в девятнадцатом году, мы так держали коней, чтобы они не вставали на дыбы. А если кто-то из этих стран, например хоть Албания, захочет «встать на дыбы», там может возникнуть для тебя опасность. Тогда надо срочно бежать оттуда.

Лиля, как и все люди, была под впечатлением недавнего доклада Хрущева. Она мягко, но настойчиво возразила отцу:

– Но, папа, мы все знаем, что культ и дела Сталина развенчаны. Теперь люди стали свободней, вся интеллигенция говорит о «хрущевском чуде», о хрущевской оттепели. К тому же мой Влатко получил солидное место, он будет начальником канцелярии совета министров, почти членом правительства. Он говорит, что мы хорошо устроимся и потом сможем ездить в отпуск в Европу. Представляешь, как это интересно – видеть мир! Отсюда я никогда его не увижу: советским людям выезд на Запад не разрешается. Ты не волнуйся, ничего страшного в Албании случиться не может. Мой муж говорит, что албанский вождь генерал Энвер Ходжа – настоящий коммунист и преданный друг Советского Союза.

– Это все, конечно, интересно. И даже пусть этот Энвер Ходжа преданный друг. Но ты все-таки помни, что я тебе сказал. Ну а к надеждам на Хрущева я отношусь скептически: советские руководители и сам Хрущев – это сталинская школа. Они будут продолжать международную линию усиления России с целью распространения коммунизма по всему миру. Для этого им нужны послушные руководители стран советского лагеря. А если один из них воспротивится, тогда этой стране не позавидуешь. Знаешь поговорку: паны дерутся – у холопов чубы трясутся? Страдать будут люди. Если случится что-нибудь подобное в Албании, мгновенно уезжай оттуда и беги к нам в Москву.

– Папа, этого не будет.

– Ну, если все-таки будет, обещай мне сразу вернуться.

– Конечно, папа, я обещаю.

* * *

Неожиданно радио и газеты сообщили, что Хрущев и Булганин полетели в Белград, столицу Югославии, на встречу с президентом Иосифом Броз Тито. Это был новый поворот в политике, явное потепление международной атмосферы. Другие кремлевские руководители были недовольны, что Хрущев едет, как на поклон, – это выглядело извинением за прошлое, просьбой к примирению со стороны виновного. Но Хрущев уже забрал себе много власти и мог настоять на своем. Он сформулировал свое решение так: «Мы не можем быть уверены в мире во всем мире, но для нас важен мир в мире коммунистов».

В тот день Лиля радостно заявила родителям:

– Влатко считает, что поездка Хрущева в Югославию должна укрепить отношения России с Албанией.

Павел как раз слушал зарубежное радио, он на минуту оторвался от приемника и заметил:

– А вот радиокомментатор Анатолий Гольдберг из Би-би-си говорит, что Энвер Ходжа сам в состоянии ссоры с Тито. Поэтому ему визит Хрущева в Югославию не понравится.

Лиля убежденно сказала:

– Ну что может знать какой-то комментатор из Лондона? Влатко знает лучше, он дипломат и говорит, что сближение России с Югославией может повлиять на изменение мнений и настроения Энвера Ходжи.

Павел нахмурился, пробормотал еле слышно:

– Влатко считает, Влатко говорит…

Мария только вздохнула:

– Хорошо бы, если бы было так, как говорит твой Влатко.

Лиля весело рассмеялась, обняла ее:

– Мамочка, конечно, это будет так, как говорит Влатко. Он умный, он многое знает. А когда мы приедем в Тирану, он станет почти членом правительства. Не волнуйтесь, мой Влатко знает, что говорит.

* * *

Среди советских людей давно ходили слухи, что президент Иосиф Тито строит какой-то другой социализм, не такой, как в России. Никто не знал какой, потому что советских людей в Югославии не было с 1948 года, когда прекратились дипломатические отношения. Однако из передач «Голоса Америки» и из рассказов третьих лиц знали, что люди там живут богаче и свободней. Говорили, что югославы могут выезжать за границу, зарабатывают там деньги, а потом возвращаются и открывают свои частные мелкие предприятия – магазины, гостиницы, рестораны, бензоколонки. Поездки за границу, западная валюта, свои предприятия – такому социализму все удивлялись, все это было немыслимо в Советской стране. А евреи к тому же говорили между собой, что в Югославии нет антисемитизма и даже второе лицо в стране Милован Джилас – еврей.

Со времени разлада Тито со Сталиным прошло почти восемь лет. Гордец Тито не собирался подпадать и под влияние Хрущева. С гостями из Москвы он держался высокомерно, независимо, как обиженная сторона, принял их прохладно. По старой русской традиции ему привезли богатые подарки: Хрущев вручил ему и его жене золотые украшения, дорогие картины, наборы уральских малахитовых шкатулок и шелковые узбекские ковры. Он всячески старался задобрить Тито, откровенно извинялся перед ним за ошибки Сталина, пригласил его приехать в Москву и подписать договор о дружбе между двумя странами.

По характеру Броз Тито был светским человеком и модником, любил появляться перед людьми в разных облачениях: то в маршальской форме, то в гражданской одежде, то в спортивных костюмах. Недавно он женился в четвертый раз – на молодой красавице, бывшей партизанке Йованке Будиславлевич. Теперь Тито принял предложение Хрущева, но с условиями. Помня свои обиды, он не желал встречаться с министром иностранных дел Молотовым. Убрать Молотова с поста, который тот занимал много лет, было непросто: всему миру он был известен как руководитель советской дипломатии. Хрущев поморщился, но обещал сменить заслуженного министра. После этого Тито заявил, что приедет с женой, она будет сопровождать его везде и появляться с ним на всех официальных приемах. Проводить официальные встречи в присутствии жен противоречило советским правилам. Что делать? Хрущев с Булганиным переглянулись и согласились. Еще одним из условий была обязательная дневная пешая прогулка по улице Горького в Москве (теперь Тверская) и чтобы при этом на улице текла обычная жизнь, а не толпились согнанные люди. Этим Тито хотел показать, что приедет не только к кремлевским руководителям, но и к русскому народу: кремлевские вожди никогда по улицам Москвы не гуляли, они проносились по ним на своих бронированных автомобилях. Тем не менее пришлось согласиться на все условия.

* * *

Торжественная встреча югославского президента во Внуковском аэропорту снималась кинохроникой. Хрущев произнес речь, обнимал гостя, неловко вручил букет цветов его жене. На второй день после приезда Тито с Хрущевым, медленно прогуливаясь, шли рядом по центру улицы Горького от Кремля вверх, до Пушкинской площади, окруженные членами правительства и дипломатами. Тито выглядел как холеный барин – солидная поступь, прекрасно шитый костюм с ярким галстуком, из бокового кармана пиджака выглядывает белый платочек. Он приветливо улыбался и махал рукой людям, собравшимся на тротуарах. Для него это был момент торжества: он показывал народу, что был прав, порвав со Сталиным. Москвичи дивились на невиданное зрелище: кремлевские вожди шлепают по улице!

В толпе переговаривались:

– Вот ругали, ругали Тито, обзывали «кровавым палачом югославского народа». А теперь сами зазвали и чествуют.