Приключения моряка Паганеля

«Ну да, разумеется, уважаемый мистер, поскольку личных банковских счетов у ваших советских моряков, как ни странно, не имеется».

Тогда этот наш ферт надувается, как рыба-ёж, и авторитетно так заявляет:

«Как представитель советской договаривающейся стороны, я настаиваю на том, чтобы деньги экипажу выдавал наш советский уполномоченный товарищ, в противном случае указанные суммы выплат нашему советскому экипажу категорически не подходят!»

Ну, как ведется, из всей его речи на министерском инглише датчане хорошо поняли только последний пассаж. Почесали они затылки свои рыжие да белобрысые и отвечают:

«Что же, мы, пожалуй, согласны. Наша бухгалтерия проявила излишнюю экономию, а потому мы готовы поднять ежемесячный минимум выплат советским морякам до 1 000 американских долларов, но более – ни цента».

А шляпа опять руками машет:

«Вы не совсем правильно меня поняли, дорогие мистеры. Для нас главное, чтобы всю сумму, заработанную нашим советским экипажем, наш советский представитель получал. Вот он всё, что положено и как положено, по нашим советским законам, нашим советским морякам и заплатит. А если вы категорически не согласны, тогда наша советская сторона настоятельно требует УМЕНЬШИТЬ ежемесячный минимум зарплаты одного советского моряка до 250… нет, даже до 200 долларов США».

Тут-то у принцев этих датских челюсти и отвалились. Товарищ этот министерский в натуральный шок ввёл проклятых капиталистов, озадачил их не по-детски. Те, когда в себя немного пришли, обратились ко мне за повторным переводом.

Дескать, что-то мы, несмотря на замечательный английский вашего уважаемого советского господина, не совсем «андестенд».

Ну, я тут же перешёл на немецкий и всю диспозицию этого министерского ферта и объяснил. А у самого аж скулы сводит – как это я себе и друзьям своим прошу заработок урезать. Сам же стараюсь, чтобы господа капиталисты на нашем брате советском работяге побольше прибавочной стоимости поимели…

Тут один пожилой датчанин вперёд выступил, как потом оказалось – вице-президент этого рыбье-медвежьего «Урсуса». И говорит твёрдо, хотя и с волнением:

«Позвольте довести до вашего сведения, уважаемые советские товарищи, что перед вами потомственный марксист-социалист! Мой родной дед лично знал товарища Каутского, так что ценности социализма я во многом разделяю. Беда лишь в том, что то, что предлагает уважаемый советский товарищ, не имеет ни малейшего отношения к марксизму-социализму. Скорее – к кретинизму-идиотизму…

Так и сказал – идиотие, глупость по-немецки.

…И ещё добавлю. По законам датского королевства, заработок работника выплачивает непосредственно фирма-работодатель, и всяческие посредники запрещены. Да будет вам известно, уважаемая советская сторона, что основатель нашего предприятия – Урсус Симсон, – 120 лет назад начавший дело с одним рыбацким баркасом «Глад Дракар», имел почётное прозвище Честный Урсус. А посему и нынешний Урсус – честный и уважаемый торговый знак, и работает на него честный и компетентный персонал, который простых и честных тружеников моря обсчитывать и обманывать не приучен».

Говорит, а у самого аж кожа на голове под седым бобриком от негодования покраснела. Сильно зауважал я тогда капиталиста этого. Тут капитан наш Ромуальдыч вмешался. Хоть и росточком не вышел, а умом бог не обидел. Отвёл он эту шляпу министерскую в сторонку и тихонько ему советует:

«Вы, дорогой товарищ, на компромисс в этом деле пойдите».

А тот долдон отвечает:

«Какой ещё может быть компромисс с министерской инструкцией? В инструкции этой чётко сказано, что, согласно закрытому постановлению ЦК КПСС, месячный заработок в иностранной валюте для рядовых советских работников за границей не может превышать 250 долларов США. Почему? Да потому что у ЦК нашей партии распоряжений не уточняют, а молча берут под козырёк».

Ромуальдыч опять за своё:

«Да вы на компромисс пойдите не с капиталистами-социалистами этими или, не дай боже, с инструкцией ЦК КПСС, а с нашим советским экипажем. Договоритесь с моряками, что после получения месячного довольствия в 750 долларов 500 из них они будут возвращать вашему представителю c письменной гарантией возврата в рублях по государственному курсу. Это же ежемесячная прибавка к рейсовой зарплате в 380 полноценных ярких советских рублей. Это тебе не доллары какие-то невзрачные, серо-зелёные. Какой же дурак откажется?»

Сдвинул министерский дядя шляпу на лоб, почесал в затылке, и говорит:

«А ведь дельное предложение. Нам, работникам министерства, премию за экономию валюты выписывают в чеках Внешторгбанка, и если дело выгорит, то сэкономим мы Родине 15 000 серо-зелёных в месяц, или 90 000 за полгода, а это сумма чревата уже не премией – благодарностью от ЦК, что посерьёзнее любых денег!»

В общем, ударили по рукам, и контракт с этим честным Урсусом подписали. Знать бы тогда, что ждёт меня впереди теплое знакомство с настоящими гренландскими урсусами, ласковыми белыми мишками…

Глава 11. Таинственный остров

Заслушался я боцмана настолько, что даже подскочил от неожиданного звука, донесшегося сверху из нашей штурманской рубки. Звук этот был похож велосипедный тренькающий звонок, только гораздо резче и тревожнее…

– Это ещё что? – встрепенулся Бронислав Устиныч и по скобам, приваренным к металлу судовой надстройки, ловко и быстро забрался на левое боковое крыло капитанского мостика. Там он через открытую массивную металлическую дверь вошел в рубку.

Я не удержался от соблазна и последовал его примеру. Выражаясь литературно, в рубке царил таинственный полумрак. Неяркий свет исходил только от небольшой лампы, закреплённой над штурманским столом. Траулер наш, как я уже говорил, находился под скалистым навесом, внутри природной каменной ниши. Словно модель игрушечного кораблика, помещённая в полуоткрытую пасть каменного неведомого зверя. По этой причине в пределах нашего судна было достаточно темно. Наружный естественный свет, несмотря на молодой полярный день, не слишком сюда проникал. Недавно пронёсшийся жестокий шторм, буря Кашуту, разогнал облака и дал волю полярному солнышку. Однако меньше чем через сутки северные широты напомнили нам о том, что мы совсем даже не в акватории острова Лас-Палмас. Так что небо вновь заволокло привычной серой пеленой низких облаков.

Итак, в штурманской рубке что-то происходило.

Когда я перешагнул через комингс и вошел внутрь, резкое, бьющее по нервам треньканье внезапно прекратилось – это второй штурман Алексей Иваныч щелчком тумблера выключил звуковой сигнал донного эхолота, будто разом заткнул велосипедиста-невростеника…

Это был он, тот самый донник, с силуэтом фосфоресцирующей субмарины на скудно подсвеченной, застеклённой панели самописцев. Вспомнилось вдруг, что совсем недавно именно эта антикварная техника вдохновила краснолицего норвежского майора Свенсона на исполнение музыкальной увертюры о жёлтой подводной лодке…

– Ты прикинь, Устиныч! – с удивлением и тревогой заговорил вахтенный штурман Алексей Иваныч. – Решил я, как положено на стоянке, донник наш старенький погонять, самописцы там протестировать… ну и всё, как обычно… Включил.

«Ну, – думаю, – пусть пока попикает, постучит по дну, пока я на вахте».

Он у меня на вахте всегда включен, люблю этого старичка, нервы успокаивает своим БИП-БИП. Бибикает, как наш первый спутник. Ну а этот старикан вдруг взял и растрезвонился, как почтальон деревенский. Я с этим донником не первый год и ни разу такого перезвона не слышал. Когда под ним косяк рыбы проходит, он свое БИП-БИП учащает, и чем плотнее косяк, тем чаще. Но главное, ты глянь, боцман, что он своими самописцами накарябал да сколько туши извел!

Штурман и боцман с озадаченными лицами наклонились к озарённому зеленоватым свечением экрану. Я тоже привстал на цыпочки и через их спины полез глядеть на художества самописцев.

– Ты ещё на шею мне влезь, гусь лапчатый! – сварливо пробурчал второй помощник.

Тем не менее мне удалось разглядеть освещённый экран донника и бумажное рабочее поле для самописцев. Оно было сплошь покрыто чёрной лоснящейся тушью.

– Если это рыбный косяк, – усмехнулся второй помощник, – то не иначе рыбка нашла себе бочку величиной с пару-тройку траулеров нашего типа, упаковалась в неё и таким манером путешествует под морскими просторами.

– А что, под нашей шхерой действительно глубина больше двухсот метров? – с удивлением осведомился боцман.

– Такое бывает, – ответил штурман. – Остров этот древним, давным-давно потухшим вулканом образован. Где-то происходили расколы дна, взрывы при выходе раскалённой лавы в морскую воду, отсюда и резкие перепады глубин на береговом шельфе.

– Ну, что тут у вас опять за хрень? – раздался за нашими спинами знакомый недовольный голос.

Капитан Дураченко, выставив вперёд седую кудлатую бороду, тучный, раздражённый и одышливый, стоял совсем рядом.

Вахтенный штурман, указывая на экран эхолота, принялся рассказывать ему о происшедшем.

Владлен Георгиевич слушал со всё возрастающим вниманием.

Наконец, воздев к падволоку указующий перст, он почти радостно объявил:

– А ведь это, господа-товарищи, – наша удача под нами проплыла и где-то рядом таинственно пристроилась…

– Да нет, Владлен Георгич, похоже, что объект этот подводный на выход из нашей шхеры в море проследовал, – заметил второй помощник.

– А ты что здесь забыл? – капитан посмотрел на меня через плечо и махнул рукой в сторону выхода. – Дуй к трапу, где положено вахту неси.

В его интонациях уже не было ни злости, ни раздражения. Я спустился вниз на своё вахтенное место. Через некоторое время ко мне вновь присоединился боцман.

– Так что это было? – нетерпеливо прервал я затянувшееся молчание.

– «Наутилуc!» – усмехнулся в седые усы Устиныч. – Ты что, Жюль Верна не читал? Роман «Таинственный остров» помнишь? Ну так вот, брат Паганель, тут у нас под Медвежьим крылом тоже своё приключение происходит, – Боцман пребольно хлопнул меня по плечу своей тяжелой лапой.