Материал принесет громадную пользу работам наших научно-исследовательских институтов, занимающихся аналогичной проблемой…»
Сначала материалы разведки у нас принимались как «дезинформация»: мол, спецслужбы Америки и Англии стараются направить нас по ложному пути. Именно профессор Курчатов первым понял, сколь важны они для страны. Он четко ориентировался в том потоке информации, которая поступала в СССР, и это позволило нашим ученым избежать многих ошибок, которые были допущены их заокеанскими коллегами.
– Во сколько можно оценить ту работу, которую провели Игорь Васильевич Курчатов и разведчики в годы войны? – однажды поинтересовался я у академика Харитона.
– Она бесценна, – ответил Юлий Борисович. – Можно назвать цифру, эквивалентную сейчас миллиардам долларов, но это будет лишь часть правды, причем не самая главная… Курчатов определил путь Атомного проекта СССР и провел нас по этому таинственному, но очень интересному пути…
С Новым годом!
Новогодние праздники Игорь Васильевич любил. К нему приезжали друзья, а потому атмосфера была теплой, непринужденной. Веселились обычно до утра.
Два праздника запомнились особо.
Конечно, встреча Нового 1947 года. За несколько дней до него наконец-то был пущен Ф-1 – первый в Европе реактор. И это был принципиально важный шаг к созданию атомного оружия.
Да и другое событие тоже было приятным. Закончилось строительство «Хижины лесника» – домика на территории Лаборатории № 2, где теперь Курчатов будет жить. Это очень удобно. Во-первых, добраться до своего рабочего места можно за пару минут. И, во-вторых, охрана не нужна – вся территория по периметру держится под особым контролем сотрудников НКВД, так что теперь можно даже погулять в лесу в одиночестве.
Один из новогодних тостов звучал непривычно:
– За надежды, которые станут реальными и у нас!
Те, кто был с Курчатовым и год, и два года назад, поняли, о чем идет речь. В предыдущие новогодние ночи они обязательно размышляли о будущем. Однако они не могли и предположить, что события будут развиваться столь стремительно. Безусловно, решающую роль сыграл август, когда атом вздыбился над Хиросимой и Нагасаки. Теперь для страны ядерное оружие стало главным делом. И им – «команде Курчатова» – суждено отвечать на вызов Америки.
Впрочем, вернемся в декабрьские дни 1944-го. Они дают представление о том, как развивался Атомный проект СССР. Напоминаю: шла война, Красной армии еще предстояло освобождать не только территорию Европы, но и собственные города. Тем не менее победа была близка, и именно ей страна отдавала все свои силы.
Но «команда Курчатова» не только работала, но и пополнялась людьми, имена которых во второй половине ХХ века засияют яркими звездами над человечеством.
22 декабря 1944 года бюро отделения физико-математических наук АН СССР утверждает аспирантов Физического института им. П. И. Лебедева. В протоколе значится:
«8. А. Д. Сахарова – в кандидатскую аспирантуру без отрыва от производства».
Летом молодой Андрей Сахаров написал заявление о приеме в аспирантуру ФИАНа:
«Прошу допустить меня к приемным экзаменам в аспирантуру Физического института по специальности „теоретическая физика“, которую считаю своим призванием».
Сахаров работал на заводе в Ульяновске, оттуда отпускать в науку его не желали. Потребовалось вмешательство академика-секретаря Академии А. Ф. Иоффе и специальное распоряжение – Сахарова отпустили на три года в аспирантуру. Его научным руководителем стал И. Е. Тамм.
Связке «Тамм – Сахаров» суждено будет сыграть решающую роль в создании термоядерного оружия.
Трудно предположить, что произошло бы, не будь Академия наук настойчива! А ведь ни Иоффе, ни Тамм, ни Курчатов не предполагали, насколько гениален молодой инженер оборонного завода…
Помимо поиска талантов, сохранившихся после войны, руководители Атомного проекта знакомились с теми материалами, которые поступали им из-за океана.
Разведка, будто компенсируя часть беды, пришедшей в страну с войной, поставляла руководителям Лаборатории № 2 И. В. Курчатову и И. К. Кикоину уникальные материалы.
1-е Управление НКГБ СССР предоставило И. В. Курчатову «Обзорную работу по проблеме урана». В ней было 79 листов текста и 29 фотоклише.
Игорь Васильевич высоко оценил труд разведчиков:
«Обзорная работа по проблеме урана представляет собой прекрасную сводку последних данных по основным теоретическим и принципиальным направлениям проблемы…»
Курчатов не только анализирует поступающую информацию, но и ставит перед разведкой вполне конкретные задачи:
«…Так как возможность осуществления системы с обычной водой и металлическим ураном крайне облегчает решение задачи создания котла и получения тем самым плутония, было бы исключительно важно иметь более подробную информацию по этой системе…
Крайне любопытно замечание на стр. 9 „Обзорной работы“ об исследованиях, которые производились в лаборатории Y по определению различных физических свойств (расщепления, упругого и неупругого рассеяния) урана-235 и плутония в связи с проблемой изготовления бомбы.
Было бы очень полезно получить сведения о постановке этих исследований в лаборатории Y и полученных результатах.
В рассматриваемой работе нет указаний на магнитный способ выделения урана-235, а получение подобных сведений по этому способу является крайне желательным».
Игорь Васильевич не догадывается, что он «озадачивает» разведчиков весьма серьезно: те самые данные, которые ему нужны, получены в лаборатории Y, а это не что иное, как Лос-Аламосская лаборатория, то есть самое сердце Манхэттенского проекта. Но тем не менее на все свои вопросы через некоторое время Курчатов получает подробные ответы.
Атомный проект СССР – это триумф советской разведки, и в декабре 1944 это видно отчетливо.
24 декабря с материалами НКГБ СССР знакомится Курчатов, а на следующий день его заместитель по Лаборатории № 2 И. К. Кикоин дает заключение на разведматериалы по диффузионной установке и заводу. В его распоряжение было предоставлено чуть более сотни страниц печатного текста и около восьмисот (!) фотоклише.
Кикоин делает такой вывод:
«Вместе с ранее полученными материалами, посвященными этим же проблемам, образуется весьма полный и ценный теоретический разбор производительности и устойчивости установки».
…На мой взгляд, спор о том, кто внес больший вклад в Атомный проект – ученые или разведчики, схоластичен. Важно определить, насколько удалось воспользоваться теми данными, которые были получены из Америки и Англии. Бесспорно, оценки в данном случае должны быть высокими: большинство установок и реакторов, которые были построены по добытым разведчиками чертежам и описаниям, превосходят оригиналы! Это признают и сами американцы, которые спустя полвека смогли побывать на наших атомных комбинатах, научными руководителями которых были академики И. В. Курчатов и И. К. Кикоин.
«Нам надо летать!»
Такая фраза прозвучала в ответ на укор И. К. Кикоина, что порученные ЦАГИ работы по изготовлению экспериментальной установки не выполняются. Наверное, и сам Кикоин в тот день понял, что было ошибкой поручать столь загруженному поручениями институту новое дело. Действительно, ЦАГИ – это прежде всего авиация, а не разделение изотопов.
Хаотическое ведение дел в Атомном проекте к началу 1944 года начало проявляться отчетливо: даже рядовые распоряжения ГОКО выполнялись не всегда, а к решению сложных проблем чаще всего исполнители даже не приступали. Так случилось и с экспериментальной установкой по разделению изотопов брома. На ней предполагалось отработать основный процесс – получение урана-235.
И. К. Кикоин надеялся, что руководить работами по созданию установки будут академик С. А. Христианович и профессор Г. Н. Абрамович, которые в ЦАГИ всегда выполняли самые «экзотические» задания. Но руководство института посчитало заказ физиков второстепенным, а потому он и не был выполнен.
Кикоин внимательно знакомится с материалами из Америки, он понимает, что медлить уже нельзя: там урана-235 накоплено достаточно, чтобы в ближайшие месяцы сделать из него бомбу…
4 января 1944 он и А. А. Алиханов готовят записку «Состояние проблемы разделения изотопов урана». Это подробная программа работ на ближайший год. Ученые, в частности, отмечают:
«…стало ясно, что осуществление промышленной установки – завода с производительностью порядка одного килограмма в сутки урана-235 – представляет собой громадного масштаба инженерную задачу. Проблема в настоящий момент вступила в такую стадию, когда центр тяжести ее решения лежит ближе к инженеру, нежели к физикам и математикам».
Это были слишком поспешные выводы. Во-первых, «килограмм урана-235 в сутки» – фантазия! Уже совсем скоро тот же Кикоин будет говорить о ста граммах… И это будет достижимо лишь через пять лет. И второе: потребуются гигантские усилия многих ученых, чтобы превратить проблему в «инженерную». Даже на самой последней стадии пуска завода, когда уран-235 по-прежнему был «неуловимым». И именно научные поиски привели к успеху…
Но все это будет гораздо позже. А пока Кикоин и Алиханов предлагают:
«Необходимо, чтобы в группу, руководящую всей проблемой, кроме физиков (Кикоин, Алиханов), аэродинамика (Христианович) и математика (Соболев) вошел инженер – руководитель всего проектирования большой установки и химик – руководитель химических работ… Далее, уже сейчас необходимо организовать крупного масштаба конструкторское бюро по техническому проектированию большой установки и отдельных ее узлов. Это необходимо начать немедленно потому, что по ходу проектирования, как показал даже небольшой опыт проектирования модели, возникнет большое количество физических, химических и механических проблем, которые необходимо разрешать экспериментальным или теоретическим путем, что потребует времени».
Предложения Кикоина и Алиханова были разумными, но сразу реализовать их не удалось – все-таки год был военным.
А новые разведматериалы из Америки свидетельствовали: накопление урана-235 там идет успешно…
Что передал «Алек»?