Скамейка

Скамейка
Владимир Валентинович Губский

Автор книги – талантливый писатель и художник, обладающий удивительным даром – тонко чувствовать красоту слова и владеть поэтической интонацией повествования. Рассказы и очерки, собранные в этой книге, пронизаны искренними человеческими чувствами и переживаниями. Они о любви, о поисках счастья, о жизни людей в переломные моменты истории.

Владимир Губский

Скамейка

© Губский В. В., 2022

Очерки и рассказы

«Все человеческие судьбы слагаются случайно, в зависимости от судеб, их окружающих…»

    И. Бунин

Несколько слов о прошлом

После февральских метелей и неустройства жизни на новом месте пришла в Новороссию скорая на расправу весна, предвещавшая жаркое лето 1952 года. В начале месяца апреля, когда за городом по берегам Северского Донца обнажились обгоревшие, ржавые остовы ещё не убранных с полей немецких танков, в одноэтажном, наспех отремонтированном и выбеленном здании городского родильного дома, в четверг вечернюю тишину нарушил громкий детский плач.

У молодой фельдшерицы Нины и её мужа – демобилизованного моряка Северного флота – Валентина, родился сын. С первым вдохом, вобрав в себя подоспевшую бессмертную душу, он огласил родильную палату вышеупомянутым радостным криком. Этим первенцем был я. Вскоре меня нарекли Владимиром и, по прошествии определённого времени, в цветущем и благоухающем мае, втайне от досужих глаз, крестили в православную веру в единственно уцелевшем от войны Вознесенском соборе города Изюма. А к началу лета я был упакован в оцинкованное корыто и увезён обратно в русскую глубинку, где и продолжил своё дальнейшее существование.

Счастливейшее время моей жизни, детство и юность, прошли в родительском доме, стоявшем на песчаном острове, окружённом среднерусскими болотами с их молочными туманами, криками чаек, кислющей осенней клюквой, грибами, комарами и золотыми рыбками, какие водятся только в торфяной воде. Этот огромный и удивительный мир был моей первой открытой книгой. Дополнительным источником знаний, помимо естественных наблюдений и школьных учебников, были кинофильмы, которые по выходным дням привозили в наш клуб из района в больших жестяных коробках. Немалую роль в моём раннем образовании сыграли познавательные радиопередачи, которые были тогда весьма популярны и которых теперь нет. Их место заняли пустые развлекательные программы, нескончаемые «шоу» с бесноватыми рок-музыкантами, направленные вовсе не на развитие наших детей, а на создание армии бездумных потребителей удовольствий…

Главным моим пристрастием в школьные годы были различные «толстые» журналы, которые выписывали для меня родители: «Юный техник», «Моделист-конструктор», «Наука и техника», «Юность», «Русская речь» и «Литературная учёба».

К семнадцати годам школа осталась позади. Дальнейшее моё существование уже не было столь беззаботным и безоблачным, как в детстве. До армии я учительствовал – преподавал в районной средней школе рисование и черчение. Потом были два года военной службы и шесть лет учёбы в Московском архитектурном институте.

На этом светлый период моей жизни круто завершился. А дальше начались мытарства по съёмным квартирам и скучная, как оказалось, работа в проектной организации. Из-за отсутствия московской прописки я был лишён возможности поступать в аспирантуру и, следовательно, заниматься историей архитектуры, к чему лежала моя душа. В результате – напрасно потраченные годы жизни. Только одно светлое событие тех однообразных лет стоит особняком: одиночный поход по дорогам войны 1812 года, который я приурочил к своему тридцатилетию.

По природе своей я человек-одиночка, но в детстве я этого не знал и не догадывался об этом в школьные годы. Меня называли индивидуалистом, и я долго ходил с этим, как мне тогда казалось, обидным клеймом в душе, напрасно пытаясь что-то в себе исправить. Я не понимал и никто не мог объяснить мне, что ничего исправлять не нужно, что такова моя природа, и что качество это надо было всего лишь развивать. Ведь ни одно животное не виновато в том, что проявляет свои, присущие только ему, качества и повадки. Кошку, например, нельзя заставить сделать то, чего она не хочет. Уважаемые мною учителя делали мне замечания, что я «шагаю не в ногу» с коллективом, отчего я должен был чувствовать себя виноватым, но, сколько я не пытался, я не мог понять, в чём моя вина. Я не понимал самого себя и, как «гадкий утёнок», пытался быть на кого-то похожим. У меня не было мудрого наставника, и учиться приходилось у литературных героев. Только теперь, когда за спиной уже целая жизнь, я понимаю, что мой выбор был не так уж плох, и теперь мне не стыдно, что я когда-то не шагал в ногу со всеми.

Моя первая персональная выставка графики состоялась в Москве в 1988 году. В 1998 году вышла в свет первая книга стихов: «Буду жить торопясь». В 2002 году состоялась вторая персональная выставка, на этот раз, живописных и графических работ. В 2005 году первая поездка в Германию и Голландию закончилась культурным потрясением и, как следствие, созданием «железного дерева», простоявшего в городском парке пятнадцать лет. Оно бесследно исчезло лишь с приходом новой городской власти.

В 2011 году я, наконец-то, обрёл свободу от обязательного права на труд. Моя официальная трудовая биография завершилась… Сверкавший огнями поезд, в котором я так долго ехал вместе с другими, входившими и выходившими пассажирами, неожиданно исчез, как будто растворился в темноте, оставив меня на безымянном полустанке, и навалившаяся тишина зазвенела в моих ушах далёким колокольным звоном. Поезд ушёл, растаяли в темноте его огоньки, но жизнь на этом не кончилась…

Началась её главная часть – подвиг.

Вот уже десять лет, как я занимаюсь свободным творчеством. Только теперь, когда никому не стало до меня никакого дела, я, наконец, смог заняться тем, чем мечтал заниматься всегда – литературой и живописью.

Первый год ушёл на адаптацию к новой реальности, но уже в 2012 году – к своему шестидесятилетию я выпустил две книги: сборник стихов «Сладкий запах полыни» и очерк о войне 1812 года «Дорогами войны кровавой». В 2013 году была начата работа над большим произведением о войне. Для сбора информации и впечатлений я вместе с сыном предпринял поездку в Запорожскую сечь, на родину моих предков. По реестровой переписи Запорожского войска 1649 года в Медведовской сотне Чигиринского полка служил казак Ярёма Губский, от которого, по семейным преданиям, исчисляется наш род.

В 2014 году после тридцатилетнего перерыва я вернулся к живописи. Уже через год состоялась моя новая, третья по счёту, выставка, в 2017 году – четвёртая, на которой были представлены сорок новых работ сугубо русской тематики. С момента объявления санкций, направленных против России, темой моего творчества стала моя Родина. Весь 2018 год был отдан работе над романом «Остров на болоте». Черновик был написан за три месяца, а потом полгода шла кропотливая работа по его редактированию. Книга вышла в свет в январе 2019 года, а через месяц уже была написана повесть «Лиля», выпущенная книжным издательством в мае 2019 года. Третья книга «трилогии» – «Продлённый отпуск» увидела свет осенью 2020 года.

Параллельно с работой над книгами я продолжал заниматься живописью, торопясь и стараясь использовать всё свободное время. В апреле 2021 года состоялась очередная выставка живописи, к открытию которой я приурочил и презентацию моей трилогии. В настоящий сборник, который вы держите в руках, включены рассказы, написанные в последние годы.

    Владимир Губский
    2022

Иерусалим

Не знаю, какими словами можно описать те чувства, которые испытывает человек, оказавшийся впервые в местах, связанных с Библейской историей и Евангелиевским повествованием.

Четыре часа полёта на «машине времени» номер 767 – и мы на два тысячелетия в прошлом. Всё так же жарко, как в тот день, в пятницу, когда Пилат на открытой веранде допрашивал Иисуса. Ещё 62 километра на восток от берегов древней Яффы, через холмы, поросшие хвойными лесами (первое моё удивление) – и вот он, неожиданно возникший из-за поворота Вечный город. Он узнаваем сразу – по огромному золотому куполу на Храмовой горе.

Иерусалим – загадочное, необыкновенное слово, вобравшее в себя всю историю нашей цивилизации. Начало всех начал. Нет таких слов, которые могли бы передать весь трепет и восторг души человека, почитающего историю и оказавшегося у её истоков.

Древний Иерусалим! Со всего мира едут сюда люди. Какими бы не были они прежде, попадая в Иерусалим, они уже становятся другими. И это преображение делает с ними величественный, поражающий своим внешним видом город, накопивший за тысячелетия столько человеческой энергии, сколько нет её ни в одном другом городе мира. Группа за группой, процессия за процессией – идут по его узким улицам люди разных национальностей, культур, вероисповеданий, слившиеся в одну общую массу как единый народ единого мира.

И нет различий между арабами, евреями, американцами, европейцами, африканцами, индусами, японцами и русскими. Все заняты одним: желанием прикоснуться к древним святыням, окинуть взором стены и купола величественного города, послушать его несмолкаемый гомон, надышаться его жарким, идущим с пустыни, воздухом. Эта земля и каждый камень на ней напоминает нам о событиях, случившихся здесь две тысячи лет назад и перевернувших античный мир.

Первым местом нашего паломничества был русский женский монастырь Святой Марии Магдалины, расположенный за восточными стенами города на Масличной горе в районе Гефсиманского сада. С территории монастыря открылась панорама старого города с доминирующим золотым куполом мечети Омара. Рядом, чуть правее виднелись Золотые ворота, заложенные уже после того, как через них в город вошёл Иисус. Нам повезло: монастырь был открыт по случаю престольного праздника, который бывает лишь раз в году, и мы присутствовали на праздничной литургии.

Среди православного люда, заполнившего храм, выделялась разновозрастная группа людей, одетых в форму скаутов; на рукавах их одежды были нашиты шевроны цвета российского флага. На площадке перед храмом я познакомился с Игорем и Ольгой – скаутами из России. От них узнал, что группа сборная, состоит из потомков белой эмиграции, разбросанных по всему миру. Все они считают себя русскими и очень дорожат этим званием. Как бережно и трепетно сохраняют они родной язык и православную веру – две главные составляющие, которые позволяют каждому из них идентифицировать себя как русского, пусть даже в четвёртом поколении живущего вне Родины. Разговаривая с Игорем и Ольгой, я внутренне радовался тому, как созвучны их рассуждения о России моим горестным мыслям; отрадно было услышать, что и в других странах есть кто-то, кому не безразлична судьба её. Подошёл Борис – мужчина лет семидесяти, он из Вашингтона, входил в своё время в экспертную комиссию по опознанию останков семьи Романовых. Запомнились его слова: «Никто не хочет, чтобы Россия погибла – она всем нужна». Я крепко пожал ему руку, а у самого слёзы на глазах.

Бедные наши дети, когда же их будут учить и воспитывать так, как учат и воспитывают русских, оторванных от своей Родины? Просмотрел недавно в «Российской газете» представленный вариант списка ста фильмов, которые предлагается показывать детям в школах. Составили его наши популярные актёры, режиссёры и телеведущие. Из сотни названий – более трети (36) – фильмы западные, а наших фильмов, таких как: «Станционный смотритель», «Чапаев», «Гусарская баллада», «Герой нашего времени», «Барышня-крестьянка», «Алые паруса», «Капитанская дочка», «Тарас Бульба» – в списке вообще не оказалось. И о чём тут говорить?

С наступлением темноты и появлением первой звезды над Иерусалимом прозвучал громкий выстрел, и мусульманское население города приступило к долгожданной трапезе, разместившись на вытоптанной траве у подножия древней крепостной стены.

Время приближалось к полуночи, когда с севера через Дамасские ворота мы вошли в Старый город. Держась плотной группой, чтобы не потеряться, мы протискивались по запруженной товарами и шумной толпой узкой улице, спускаясь вначале вниз по отполированным веками плоским камням мостовой, а затем, медленно поднимаясь в гору, которая когда-то звалась Голгофой и находилась за стеной города. Свернув направо, мы оказались в переулке совершенно безлюдном и тихом – это был уже христианский квартал; арабы сюда не заходят, хотя никакой видимой границы и не существует. Пройдя сквозь арочную дверь, мы оказались в обширном каменном дворе и замерли от неожиданности: перед нами на фоне чёрного неба стоял величественный, освещённый множеством фонарей, фантастически нереальный древний храм Гроба Господня. Начиналась ночная литургия, и кроме русских паломников в храме никого больше не было. Необычное, непохожее ни на что виденное мною прежде, внутреннее пространство храма завораживало. Освещённый только светом многочисленных свечей и лампад, храм представлял зрелище, от которого захватывало дыхание. Само время впиталось в его отполированные камни. Византия, крестоносцы и более поздние эпохи – всё переплелось в этом каменном лабиринте истории.

Благоговейный трепет охватил нас; тихие и покорные стояли мы в храме, слушая непривычные греческие распевы. В центре, под куполом огромной ротонды возвышалась Святая Кувуклия. В ней и находится Гроб Господен. Совершая богослужение, в неё по очереди заходили с кадилами в руках, сначала греческие, затем армянские, потом коптские священнослужители. Паломников пускали по три-четыре человека: больше не помещалось в крохотном помещении. Невероятно сложно описать то чувство, которое испытывает человек, прикасающийся к святыне: оно так велико, что сражает любого, входящего туда и невозможно сдерживать слёзы.

Было четыре часа утра, когда мы возвращались в гостиницу по опустевшим улицам города, а с восходом солнца мы уже поднялись и направились к восточным – Львиным воротам, чтобы пройти Крестный путь Христа до Голгофы. Рядом с воротами в маленькой церкви Рождества Пресвятой Богородицы молодая монашка принимала записочки. Простыми словами она поведала нам, как мы, русские сильны своей верой и духом. Это чувствуют все в городе. «Арабы, хотя и шумят, но боятся нас, – говорила она, – они с детства сидят в своих двориках, торгуют на улице, ничего не видят и нигде не бывают, слабы и малодушны. Мы сильнее их». После таких слов наши плечи как-то сами собой распрямились и мы шли Дорогой Скорби, и по всем последующим дорогам с таким чувством уверенности, что порою нам казалось, что мы уже не в далёкой стране, а у себя дома. Да и как могло не показаться, если всюду мы посещали наши православные храмы. Все дни и ночи пребывал с нами наш батюшка, отец Алексей – вдохновитель и руководитель нашей группы прихожан Георгиевского храма. Были среди нас и певчие хора. Когда они начинали петь – будто ангел спускался на землю, и замирала душа.

Приёмный зал Патриарха Иерусалимского Феофила по убранству не уступал Кремлёвскому Дворцу. Патриарх тихо появился в дверях, две группы русских паломников и одна небольшая группа сирийцев из Австралии встречали его стоя. Сказав приветственную речь на трёх языках, Патриарх Феофил приступил к заведённому по протоколу приёму делегаций, ответному дарению подарков, и благословлению всех пришедших. Затем последовало общее фотографирование. С лёгкой руки нашего батюшки, отца Алексея я был представлен Патриарху Феофилу и преподнёс ему свою книгу с дарственной надписью, он долго её рассматривал, задавая мне вопросы. Затем, вручив мне ответный подарок – барельефное изображение храма Гроба Господня, благословил. Разум отказывался понимать происходящее – настолько невероятным было всё, что происходило на моих глазах, а чувства переполняли душу.

Библейские города: Иерусалим, Вифания, Назарет, Вифлеем, Хеврон, Иерихон, Капернаум из мифов превратились в реальность, но в эту реальность верилось с трудом. Мы окунались в солёные воды реки Иордан в том самом месте, где Иоанн крестил Иисуса, а в десяти метрах от нас, на противоположном берегу реки под навесом с автоматами в руках сидели иорданские пограничники, на которых мы не обращали внимания.

В 20-ти километрах от Галилейского озера, на краю библейской долины Израэль одиноко возвышается гора Фавор. На её вершине стоит православный греческий Свято-Преображенский монастырь. Маленькие автобусы как жучки снуют вверх-вниз, поднимая и опуская паломников, от перепада высоты закладывает в ушах. Стоя на вершине и вглядываясь в жаркое марево долины, так и хотелось сказать словами апостола Петра: «Наставник, хорошо нам здесь быть!»

Спускаясь с горы Фавор, будто планируя на маленьком самолёте по бесконечному серпантину, мы ещё не знали, что процесс внутреннего переустройства, преображения в душе каждого из нас уже стал совершаться. Мы стали осознавать это позже, уже по прилёту в Домодедово, – может быть в те несколько часов, пока тихо и спокойно ждали заказанный нами автобус.

Мы вернулись другими. Не раздражёнными и усталыми, как это часто бывает, а с добрым сердцем и светом в глазах.

Пройдёт время, улягутся в голове впечатления, всплывут в памяти названия мест и всё виденное и пережитое разложится по полочкам. Будут стоять в тёмных местах заветные бутылочки со святой водой, набранной в Иордане, и мы с теплом и грустью будем вспоминать семь дней августа 2012 года, пролетевшие на Святой Земле, как один миг.

    19.08.2012

Юбилей

Полушкин был зван на юбилей к другу детства Юрию Николаевичу, с которым они в юные годы приятельствовали, жили в одном дворе, учились в одной школе, играли на мандолинах в клубном струнном оркестре, а ныне обитали в разных регионах, виделись раз в год, когда Юрий Николаевич приезжал со своим семейством на малую родину, чтобы навестить могилы родителей, порыбачить на Маркуше, попить местного самогону и вспомнить под баян свою комсомольскую юность.

Разные условия жизни, в которых оказались бывшие соседи по двору, выражались и в разных коммунально-бытовых удобствах. И, хотя электричество, освещавшее их жилища, зачерпывалось из единой энергосистемы страны, лампочки в доме Юрия Николаевича светили намного ярче и бодрее своих «сестёр», обречённо свисавших с потолка в старой квартире Полушкина.

Жизненные дороги старых друзей вновь пересеклись в первую субботу июля на даче Юрия Николаевича, неподалёку от которой бесполезно утопал в зелени небольшой, когда-то текстильный городок с недавним матриархальным прошлым и другими вредными пережитками бурной перестроечной эпохи. Дороги эти были не похожи одна на другую, как и множество человеческих судеб, несущихся в неумолимом потоке времени и живой природы. Жизнь эта, всасывающая человека в свой водоворот, перемалывающая, дробящая его безупречную биографию на части: эпизоды и факты, события и поступки, преступления и наказания, утраты и расставания, – выбрасывает его порою из своих глубин, давая человеку возможность осмотреться, ощупать себя с головы до ног и потереть нажитые годами ушибы и ссадины уже поношенного, но ещё вполне пригодного для продолжения биографии, собственного тела.

И нет в том упрёка, что возникает у человека желание как-то обозначить, отметить и подытожить прожитый безвозвратно период жизни своей, вспомнить ещё раз далёкое прошлое, встретиться с друзьями детства, пригласить коллег по работе, соседей по гаражу и посвящённых в тайны человеческой свободы банных сидельцев.