Загадка Бомарше

– Да, мама сказала, что папа, наверное, у приезжего. И послала меня к вам, за ним.

– Но это же далеко.

– А ничего, я город хорошо знаю, мы с пацанами все облазили. Только в театре у мамки не был.

– Это почему?

– А неинтересно. Там все понарошку, а я люблю, когда все по-настоящему. Так ты идешь?

– Иду, сынок, – подтолкнул Егор сына к двери. – Думаю, мы с тобой обо всем договорились, – сказал он уже Феоктистову.

– Ладно, идите. Считайте, что вам повезло.

Егор и Павел, держась за руки, покинули номер.

Глава 24

Апартаменты госпожи де Годвиль были сплошь и рядом уставлены цветами. Цветы были везде – стояли в вазах на столе, возвышались из огромных напольных ваз, заглядывали ветками цветущих каштанов из сада. Сама хозяйка своим цветущим видом ничуть не уступала этим прекрасным созданиям природы. Госпожа де Годвиль, похожая на прекрасную нежную розу, укутанная в пурпурный атлас модного платья, полулежала на кушетке и читала роман. Вошедший слуга, прервал ее от этого увлекательного занятия и доложил о госте.

– К вам господин Бомарше, – низко поклонился лакей.

При этом имени госпожа де Годвиль нахмурилась, и хотела было запретить его принимать, но уже через секунду ее прелестное личико прояснилось, и она сменила гнев на милость.

– Проси, – произнесла она мелодичным, как звук колокольчика, голосом.

Мадам Годвиль поспешно встала с кушетки и, подойдя к окну, заняла диспозицию спиной к входной двери. Она не смотрела на вошедшего, но прекрасно представляла, с каким страстным вожделением он взирает на ее прекрасную точеную фигурку.

– Любовь моя, что произошло. Что за странные письма вы посылаете ко мне? – услышала она голос Бомарше.

Годвиль хорошо отрепетированным жестом медленно развернулась к вошедшему и холодно посмотрела на него.

– Зачем вы здесь? Вы, что не поняли содержание моих писем? – произнесла она, стараясь казаться до глубины души возмущенной.

– То, что выводит ваша прелестная ручка на бесстрастном листе бумаги, совсем не похоже на вас, – вкрадчиво произнес Бомарше. – Почему вы хотите прервать связь, которая доставляет нам столько удовольствия.

– Вы еще спрашиваете? – Мадам Годвиль прошла к столику, взяла с его полированной поверхности маленький изящный веер, раскрыла его и несколько раз обмахнула им лицо. – Я много раз вам говорила об этом. Я и так слишком долго терпела. Мне следовало прогнать вас в тот же день, как я узнала, что вы делите меня с другой.

Годвиль резко сложила веер и швырнула его обратно на столик. Упавший предмет издал такой резкий звук, что от неожиданности Бомарше вздрогнул. Однако этот демарш возлюбленной нисколько не сбил его с толку. Он твердо решил продолжить свою линию.

– Вы же знаете мое положение. И кто, как не вы первая бы стали презирать меня, если бы я оставил женщину, подарившую мне дочь, – смиренно произнес он.

– Мне нет никакого дела до этой женщины, – вспылила Годвиль. – Я знаю, что она не жена вам. Зачем же вы живете с ней под одной крышей, если вы не любите ее так, как меня.

– В моем чувстве к ней нет ни страсти, ни опьянения. Есть всего лишь нежная привязанность. – Бомарше продолжал оставаться невозмутимым. – Но я сделал эту молодую женщину, скромную и порядочную, матерью своего ребенка, не сделав предварительно своей женой. Я очень виноват перед ней и многим ей обязан. В моем возрасте и с моими принципами подобные обязательства гораздо крепче держат, чем самая страстная любовь.

– Мне прекрасно известны ваши принципы. Свобода и похоть – вот ваши обеты, – с раздражением бросила ему Годвиль.

– Вы правы, моя дорогая. Именно свобода и похоть, страсть и вожделение. Вот каким богам я поклоняюсь. И вы, из-за которой я перестал быть честным человеком, вдруг упрекаете меня в этом. Не вы ли возносите молитвы тем же самым богам? Я редко встречал женщин способных так самозабвенно и без остатка им поклоняться. И раз мы с вами пребываем в единой вере, я предлагаю оставить наши распри и прямо сейчас вознести вечернюю молитву нашим богам. – Бомарше приблизился к Годвиль и попытался завладеть ее рукой. Однако Годвиль не дала ему этой возможности.

– Я дала обет затворничества и целомудрия, – объявила она, гордо вскинув голову.

– Жестокая женщина. Вы сами толкаете меня в объятия Марии Терезы, а потом упрекаете в этом.

– Я разгадала ваши уловки. Бедная Мария Тереза! Она даже не подозревает, какая роль для нее вами определена. Она всего лишь ширма, за которой вы отгораживаетесь от надоевших вам любовниц, – с сарказмом заметила Годвиль.

– Если бы вы только знали, как вы далеки от истины. Я просто не хочу прикипать к вам сердцем, потому что не могу и не должен этого делать. Но вы вносите в мою жизнь приятное разнообразие. Жизнь слишком монотонна и тяжела для такого веселого человека, как я. Зачем же вы хотите превратить нашу легкую связь в мучительный роман, – искренне недоумевал Бомарше.

– Вам давно было пора понять, что такая пылкая женщина, как я, ни от чего не получает удовольствия пока не владеет этим полностью, – парировала Годвиль.

– Нельзя поработить свободу, – упрямо продолжал гнуть свое Бомарше. – Разве нежный поцелуй или нежное прикосновение не стоят во сто крат больше мучительных пут любви, повергающих в отчаяние?

– Как вы не понимаете, что ваша легкость, с которой вы порхаете от одной женщины к другой и есть те самые путы, которые не дают мне насладиться любовью в полной мере? – удивилась Годвиль.

– Вы упрекаете меня в том, что с избытком присутствует также и в вас. Вы не можете принять себя такой и не нашли ничего лучшего, как обвинить меня в распутстве. Сбросьте с себя это наваждение, вглядитесь внимательно в свое отражение, которое я в данный момент олицетворяю, и вы почувствуете, что ничто не стоит больше меж нами теми путами, которые мешают нам наслаждаться друг другом.

– Вам не откажешь в проницательности, – задумчиво произнесла Годвиль. – То, что вы мне сейчас с таким пылом поведали, мне хорошо известно самой. Вы легко и непринужденно извлекли на свет божий мое секретное оружие, которым я пользуюсь, чтоб укрощать мужчин. Вы первый, кто сумел разгадать мой секрет. Пожалуй, вы заслуживаете поощрения. Судьба опять повернулась к вам лицом. Сумейте же воспользоваться ее милостью.

– Вы вся во власти изменчивых чувств, которые не дают вам покоя. Я давно понял, что мне не следует искать логику в вашем поведении, а нужно принимать вас такой, какой посылает мне вас небо – злюкой или самим очарованием, в зависимости от момента. – Бомарше с восхищением смотрел на возлюбленную.

– Сейчас тот самый момент, когда я решила сменить гнев на милость. Смотрите же, не упустите его. – Годвиль кокетливо изогнула брови и, подхватив складки своего платья, грациозно опустилась на кушетку.

– Вчера – гневное письмо, сегодня – великодушное прощение, еще через мгновение нежнейший гимн любви. Боже, как я обожаю вас за это, – буквально простонал от восторга Бомарше.

– Вы еще не знаете всех тех средств, с помощью которых я намерена обращаться с вами. Ни один мужчина на свете, даже такой гениальный, как вы, не заслуживает моей снисходительности. Мое дальнейшее внимание к вам обойдется вам очень дорого.

– Я догадываюсь, о чем вы, – улыбнулся Бомарше. – И я готов платить, чтобы доставлять вам раз за разом то удовольствие, которого вы заслуживаете. Назовите свою цену.

– Я вам не шлюха, мой дорогой. Извольте быть поделикатнее.

– Я вовсе не хотел бы иметь шлюху своей возлюбленной, но не возражаю, чтобы моя возлюбленная была немного шлюхой.

– Поберегитесь дерзить мне! – гневно воскликнула мадам Годвиль.

– Чтобы больше не ссориться, давайте оставаться такими, как мы есть, – попытался сгладить свою оплошность Бомарше. – Вас возмущает мое распутство, меня же ваше распутство восхищает. Мы оба знаем это друг о друге. И раз мы создали себе такую репутацию в глазах друг друга, нам ничего не остается, как пользоваться ею в свое удовольствие.

– C чего вы взяли, что я предпочитаю удовольствие любви. Заниматься любовью ради одного удовольствия – это ничто, – повела точеным плечиком мадам Годвиль. Краем глаза она заметила, как задрожал от вожделения ее любовник.

– Любить, но не заниматься любовью – во сто крат хуже, – произнес Бомарше и приблизился к мадам Годвиль. Оставаться от нее на отдаленном расстоянии больше у него не хватало сил.

Мадам Годвиль тонко уловила момент и решила, что пришла пора сменить гнев на милость.

– Довольно слов. Мне уже не важно занимаемся ли мы любовью, потому что любим друг друга, или любим друг друга потому что занимаемся любовью. Это бесконечный повод для споров и ссор. Сейчас я знаю одно – все, что мне нужно так это нравиться вам. Вы хотите моей любви? Так берите ее, кто вам мешает. Вы желаете, чтобы я вас ласкала, так скажите мне об этом. Доставьте мне удовольствие, я хочу этого, я не могу без этого, я умираю…

Бомарше не дал ей закончить свой монолог, он прервал речь собеседницы страстным поцелуем в губы.

Глава 25

После того, как Егор с сыном покинули его номер, Феоктистов вдруг почувствовал, что полностью опустошен. Было ощущение, что по его душе прошлись хирургическим скальпелем и удалили из нее самое ценное. И теперь она пустая и ровная, как футбольное поле, поверхность, где больше ничего не растет.