– Вы знаете, последнее время, когда я вас вижу, мне тоже кажется, что я вляпался. Или влип. Вы вносите в мое мироощущение сплошную сумятицу. И странно, что я не могу этому противостоять. Вы вызываете во мне странную смесь эмоций. Их диапазон вмещает в себя с одной стороны страстное желание обладать вами, с другой какую-то ненависть, оттого что вы никак не даетесь мне. Это, что тоже знак того, что я сбился с пути?
– Да, это тревожный сигнал для вас, – усмехнулась Аркашова. – А смысл его в том, что вы разучились видеть любовь вокруг и отвечать любовью в любой ситуации.
– Да ведь это вы мне отказываете в любви.
– А вы не любви просите. Любовь освящена духом божьим. В любви мы все приближаемся к Богу. А вы приблизились к ненависти. И вы сами только что в этом мне признались.
– Вы преувеличиваете значение любви. Она всего лишь инструмент для достижения единства, без которого мир перестал бы существовать, рассыпался в прах, обратился в пыль. А раз любовь инструмент, то в иерархии человеческих ценностей она занимает далеко не первое место. Так стоит ли искать с маниакальным упорством того, что является всего лишь следствием или тенью более важных понятий.
– Мне так живописно представилось, как острая игла по имени любовь бесстрастно и целенаправленно, что-то сшивает, соединяет, стягивает. Работа закончена, необходимость в инструменте отпала. Теперь можно обходиться и без нее. Вам не кажется, что ваша система ценностей порочна изначальна?
– Нет, не кажется. Я сам к этому пришел недавно. Идея проста, как все гениальное. И вы верно ухватили ее суть. Любовь – это категория из разряда временного, а не вечного. Ею действительно можно воспользоваться, когда мы сбиваемся с пути. Вот я и предлагаю вам зажечь этот светильник, пусть он осветит нам лица друг друга. Может быть, тогда вы яснее разглядите меня и поймете, что я тот, кто вам нужен сейчас?
– Мне сейчас нужна любовь. Сможете ли вы ее мне дать? Пока не уверена.
– Когда стоишь в преддверии храма, никогда не знаешь, прольется ли на тебя благодать или ты выйдешь оттуда точно таким же, как и вошел, – задумчиво произнес Феоктистов.
– Что пользы от того, если она даже и прольется, но мы не сумеем принять ее. Для этого надо быть готовым.
– Но вы то из тех, кто знает, когда он готов.
– Это не так просто, как кажется. Иногда, чтобы узнать, приходится жить в состоянии пустоты очень долго, чтобы услышать этот едва уловимый зов, – вздохнула Аркашева.
– Я готов ждать сколько угодно. И если вдруг это произойдет, обещайте, что вы мне непременно сообщите об этом.
– Обещаю, – почти торжественно произнесла Аркашова.
– Сегодня это не случится уже наверняка. А завтра у нас очень насыщенный день, я, пожалуй, пойду. Большое спасибо за ужин. А картошка у вас на самом деле замечательная. Надеюсь, что мне еще удастся ее отведать. Спокойной ночи.
Глава 22
В гостиной господина Гюдена сидели двое. Сам хозяин и его лучший друг Бомарше. Друзья уютно расположились в креслах, стоящих друг против друга. В руках каждый из них держал по бокалу вина. Стоящая на низком столике бутылка была уже почти пуста.
– Ваше вино, мой друг, превосходно. Будьте так любезны, распорядитесь, пусть мне приготовят пару таких бутылок в дорогу. – Бомарше сделал глоток из своего бокала и с сожалением посмотрел на стоящую на столе бутылку.
– Вы все-таки покидаете Францию? – осведомился Гюден.
– Я не могу допустить, чтобы меня арестовали.
– Мне кажется, власти не осмелятся привести приговор в исполнение. Особенно сейчас, когда ваша популярность возросла необычайно, – с сомнением качнул головой Гюден.
– Да, никто не ожидал, что мой позор превратится в триумф. И все же я принял все необходимые меры по обеспечению собственной безопасности. Завтра ночью я отправлюсь в Бурже, потом в Гент, а оттуда отплываю в Англию. – Бомарше залпом осушил свой бокал и поставил его на стол.
– Какая чудовищная несправедливость. Вы, величайший гражданин Франции, а вынуждены бежать за пределы страны, как последний преступник, под чужим именем, – возмущенно проговорил Гюден.
– К счастью существует еще небесная справедливость, Гюден. Вот посмотрите. Это я получил сегодня утром.
Бомарше достал из кармана камзола надушенное письмо и протянул его Гюдену. Тот развернул послание и стал его читать вслух.
– «Сударь, взяв на себя смелость писать вам, надеюсь на вашу величайшую снисходительность. Смею думать, что вы не оставите своим великодушным вниманием мою просьбу одолжить мне на некоторое время вашу арфу. Поскольку страсть, в которую обратились мои занятия музыкой, требует незамедлительного выхода. Но ввиду отсутствия вышеназванного инструмента, я не имею никакой возможности ее удовлетворить. Надеюсь с помощью вашего сердечного участия осуществить свое дерзкое желание. Если вы соблаговолите помочь мне, моя благодарность будет безгранична. Я отдам вам все, что вы попросите. С почтением мадемуазель Мария Тереза де Виллермавлаз.»
Прочитав письмо, Гюден аккуратно сложил его и вернул владельцу.
– Я же говорил вам, что вы необычайно популярны сейчас, – произнес Гюден.
– Господь милостив ко мне, коль он посылает мне небольшое утешение в виде этой молодой особы. Просьба барышни изложена столь красноречиво, что не остается никаких сомнений в ее намерениях.
– Что вы ей ответили?
– Я пригласил ее сегодня вечером сюда. Вы позволите остаться с ней наедине?
– Разумеется, – улыбнулся Гюден. – Тем более, что я уже и так собирался оставить вас. Приятного вам вечера.
После этих слов Гюден осушил свой бокал, поставил его на стол и быстро удалился. Какое-то время Бомарше сидел в одиночестве и размышлял о том, придет ли особа, написавшая письмо, к нему на свидание или это всего-навсего веселый розыгрыш.
По прошествии немалого количества времени, когда Бомарше совсем уж было укрепился в мнении, что его разыграли, вошел слуга и громко объявил: «Мадемуазель Мария де Виллермавлаз, просит принять ее.»
– Проси, – в момент оживился Бомарше.
Сердце в его груди вдруг затрепетало так, как это случалось с ним только в пору далекой юности.
Она вошла, и Бомарше с первого взгляда на нее понял, что нынче вечером судьба улыбнулась ему. Женщина была молода, красива и судя по выражению ее лица необычайно умна. Эта опасная горючая смесь красоты и ума всегда покоряла Бомарше с первого взгляда.
– Я осмелилась обременить вас дерзкой просьбой, сударь, – первая начала разговор девушка, и ее несомненная смелость внушила Бомарше еще большую к ней симпатию. – Но ваши душевные качества, – продолжала она, – известные мне, дали мне надежду на то, что вы не осудите меня за столь безрассудный шаг.
– Напротив, я счастлив, что в столь тяжелые для меня времена, находится прелестное создание, способное одним своим присутствием рядом со мной вернуть мне прежнее ощущение радости жизни.
Бомарше встал с кресла и, приблизившись к девушке, остановился от нее на некотором расстоянии.
– В своем письме я просила вас об одолжении. Могу ли я надеяться на то, что просьба моя будет удовлетворена? – Девушка остановила на Бомарше свой прекрасный взгляд. Бомарше откровенно любовался ею.
– Я никогда и никому не давал свою арфу, сударыня. Еще ни разу рука постороннего не коснулась моего инструмента. – Бомарше приблизился к Марии и взял в свои руки ее ладонь. – Но ваши чудесные пальчики столь прелестны, – он осторожно коснулся губами ее руки, – что было бы просто кощунством отказать вам в вашем невинном желании.
Мария восприняла его жест, как само собой разумеющимся и не отняла руки.
– Я знала, что вы великодушны, сударь. Я никогда не была знакома с вами лично, но, прочитав все ваши мемуары, я вас представила именно таким.
– Неужели столь молодая особа, как вы, нашла интерес в чтении этих скучных памфлетов, направленных против продажности и нечистоплотности всего судейского корпуса? – На этот раз Бомарше перецеловал все пальчики ее руки и снова не встретил с ее стороны никакого сопротивления.
– Либо вы несправедливы к себе, сударь, либо вы напрашиваетесь на комплименты, – улыбнулась девушка.
– Комплименты из уст такой очаровательной особы, как вы, я бы счел высшей наградой для себя. – На этот раз Бомарше осмелился поцеловать ее тонкое запястье, и снова она не выказала никакого возражения. Невольно его охватило волнение, а воображение стало рисовать одну привлекательную картину за другой.
– Я никогда не читала ничего более впечатляющего. Только такой гений, как вы, способны были изложить это, как вы справедливо заметили скучное дело, столь захватывающе и увлекательно. Я не могла оторваться от этого чрезвычайно взволновавшего меня чтения, пока не прочитала все до последней строчки. Я так горела желанием познакомиться с вами, что пошла на хитрость и придумала эту свою нелепую просьбу к вам, – слегка задыхаясь от охватившего ее волнения, поведала девушка.
– Милая, Мария. Только ради одной такой встречи с вами, стоило пройти через все то, что выпало на мою долю в последнее время. – При этих словах Бомарше слегка оголил ее руку, откинув кружевной волан рукава и припал губами к тонкой коже на сгибе локтя. – За одну возможность видеть и говорить с вами, я готов написать еще десять таких мемуаров. Лишь бы вы не оставляли меня своим благосклонным вниманием. Могу ли я надеяться на вашу снисходительность ко мне?
– Можете ли вы надеяться? Вы еще спрашиваете? Не думаю, что столь проницательный человек, как вы не разгадал мой наивный план еще с самого начала. Мне стоило опасаться того, что вы примете меня за одну из тех недостойных женщин, которые бесстыдно предлагают себя мужчине.