Загадка Бомарше

Аркашова отворила дверь, на пороге, как она и предполагала, стоял Феоктистов.

– Это вы? – все же ради приличия спросила она.

Феоктистов откровенно усмехнулся.

– Можно подумать, что вы меня не ждали. Только не обманывайте, скажите честно.

– Я не исключала, что вы осчастливите сегодня меня своим визитом. Хотя и надеялась, что все же удастся избежать этого несчастья. Я устала. Был трудный день.

– Ну да, вы же перемыли почти весь театр, и теперь он блестит, как только что выпущенная монета. Я не исключаю, что однажды вам присвоят звание: заслуженная уборщица республики.

Аркашова пожалела, что открыла этому неприятному, чванливому человеку дверь. Надо было оставить его за порогом. Еще ни разу их встречи не завершались ничем плодотворным. Одни стычки и ссоры. Зачем они ей?

– Вы пришли в такой час, чтобы сказать мне об этом. Неужели с этим нельзя было подождать до утра?

– Вы отлично знаете, что я пришел совсем не за этим. Я наблюдал за вашей реакцией при прогоне сегодняшней сцены. У вас было такое лицо, словно бы все, что вы видели, вызывало не то негодование, не то отвращение. А может быть, и то и другое попеременно. Мне стало страшно интересно, чем же вам не понравилась сцена?

– Что вам до мнения какой-то уборщицы, – пожала она плечами. – Неужели вы так низко опуститесь, что будете слушать меня? Я вас не узнаю. Опомнитесь! Вспомните про свою гордость.

Феоктистов, не спрашивая разрешения, прошел в комнату и совсем по-хозяйски сел на стул. Затем вперил взор в Аркашову.

– У меня нет желания препираться. Если бы я не ценил ваше суждение, то не пришел бы сюда.

Аркашова тоже села.

– Это что-то новенькое. А, понимаю, это способ обольщения. Прямой приступ не удался, так вы решили пойти в обход. Это ваша драматургия. Что же, не самый плохой прием.

– Да бросьте, не собираюсь я вас обольщать. Я действительно пришел только за тем, чтобы поговорить о сцене. Без всякой задней мысли.

– Но, может быть, ваши задние мысли переместились вперед.

– Да будете ли вы говорить по существу! – не на шутку рассердился Феоктистов. – Что вы заладили, как пономарь, про одно и то же. Я уже перед вами за то извинился. Или вы уже пожалели, что дали мне отказ?

– Теперь вы начинаете?

– О, боже, когда я говорю с вами, у меня голова идет кругом. Я никак не могу найти верный тон. Что вы за человек, не пойму. Может, прав ваш муженек, когда уверяет, что вы ведьма.

– Может, и прав. А вы боитесь ведьм?

– Не знаю, вполне возможно, что и боюсь. Я даже не знаю, ведьма – это женщина или что-то иное. Скажите, вы могли бы вот так, прийти мужчине и через полчаса ему отдаться.

Какое-то время Аркашова молчала. Она смотрела на своего гостя, и тому вдруг стало не очень уютно под воздействием ее взгляда. А может, то, что она ведьма, совсем недалеко от истины, вдруг пришла к Феоктистову мысль. Вон какие странные у нее глаза; вроде бы ничего особенного, но если присмотреться, что-то в них есть завораживающее. Словно картина художника, от которой невозможно оторваться.

– Почему бы и нет? – Голос Аркашовой после длительной паузы раздался столь неожиданно, что Феоктистов даже вздрогнул. – Именно так у меня и было с первым мужчиной. Когда я его увидела, то вдруг поняла, что хочу ему принадлежать немедленно. Мне тогда было девятнадцать лет, и у меня еще никого не было. Но это было совершенно непреодолимо, и я не испытывала никаких сомнений. Я ясно сознавала, что именно с него мне предназначено начать свою настоящую женскую жизнь.

– И сколько прошло времени до того момента, как вы ему отдались.

– Нисколько. Я ему не отдалась.

– Вот те на! – удивился Феоктистов. – Но почему?

– В последний момент я вдруг поняла, что не должна этого делать.

– Ничего не понимаю. То вдруг почувствовали, что должны ему отдаться, то вдруг поняли, что не должны этого делать. Сам черт ногу сломит в ваших поступках.

– Когда он почувствовал мое желание, он стал вести себя примерно же так, как вы в прошлый раз. И у меня тут же все исчезло, я уже больше ничего не хотела.

– Но тогда это был не он, не тот человек, с которого должна была начаться ваша женская жизнь.

– Нет, он, – упрямо наклонила голову Аркашова, – я получила ясный сигнал. Там не было ошибки.

– Но тогда почему?

– В тот момент он не понял, как должен себя вести. Потом через некоторое время он пришел ко мне и просил прощения. Но у меня к нему уже не было никаких чувств.

Феоктистов тяжело и даже обреченно вздохнул.

– С вами не соскучишься. Но объясните все же, что вам не понравилось в моей сцене?

– А нужно ли?

– Если я прошу, значит нужно, – излишне резко произнес он. Феоктистов уже заметил, что ее сопротивление всякий раз вызывало в нем раздражение и стремление его преодолеть, настоять на своем.

Аркашова словно бы разгадала его состояние.

– Вовсе не обязательно, – произнесла она. – Люди часто упорно добиваются того, что им совершенно не нужно. Да и какая вам, в сущности, разница, неужели вас может интересовать мнение какой-то не то провинциальной актрисы, не то уборщицы в театре.

– У меня такое чувство, что вы просто вымаливаете комплимент.

– Да, наверное, вы в чем-то правы. Я не должна было этого говорить.

– Но так скажите же, наконец-то, что вы должны были сказать! Я вас уже полчаса об этом умоляю. Хотите, встану на колени.

Неожиданно Феоктистов резво вскочил со стула и упал перед ней на колени. Аркашова быстро встала и сделала несколько шагов от него назад.

– Прекратите этот балаган, иначе я не буду ничего говорить! – почти закричала она.

– Это не балаган, – возразил он, оставаясь стоять в той же позе. – У меня такое чувство, что я сам не знаю, чего я добиваюсь, что хочу услышать. Когда я с вами, я чувствую какую-то растерянность. Вот если бы вы мне тогда отдались, как было бы замечательно, я бы знал, что делать дальше. Все шло бы по накатанному сценарию. – Он встал и снова занял место на стуле.

– Интересно, что вы делали бы дальше?

– Попытался бы скорей от вас избавиться. А так я ловлю себя на том, что мне хочется вас видеть снова и снова. Просто наваждение. Как же я мог забыть, говорил же мне ваш благоверный, что вы ведьма, что вы привораживаете. Да, скажите же, наконец, что вы думаете о той сцене? Иначе бог знает, чего я еще вам тут наболтаю.

– Ваша сцена очень банальна, а ваша героиня скучна и неинтересна. Она общается с мужчиной десять минут, а затем ему отдается.

– Но так было на самом деле! – возмутился Феоктистов. – Об этом пишут все биографы Бомарше. Она отдается не какому-то заурядному мужчине, она отдается гению. Она хочет ему не просто принадлежать, а служить высокому, тому, что возвышается над ней. Для нее – это способ выйти за пределы своей обыденности и соприкоснуться с нечто таким, к чему она может приблизиться только через этого человека. Это не просто половой акт, какой-то там банальный секс двух обезумевших от похоти людей, это слияние двух душ, попытка найти идеал. Для одного идеал женщины, для другого – мужчины, а для обоих ощутить прикосновение вечности.

– А я вас уверяю, что таким образом никакого соприкосновения с вечностью у них не произойдет. Все вернется на круги своя, превратится в обычную чувственную связь. Вы просто не знаете ничего более глубокого, чем примитивная экзальтация. Вот ее то и показываете во всей красе. А экзальтация – это всего лишь обман. Я тоже читала биографов Бомарше, он станет ей изменять точно так же, как изменял другим. Вот об этом и надо было писать, что они оба, и он и она, во власти иллюзии, что у них на самом деле ничего не получится. Они оба еще далеки…