Загадка Бомарше

– И вы здесь хотите писать новую пьесу? – подозрительно посмотрела она на него.

– А почему бы и нет. Сниму квартирку, и буду писать себе. Буду ходить к вам в гости, угощаться вашей замечательной картошечкой. Вы ведь не откажете мне в этом удовольствии хотя бы иногда?

– Зачем вы паясничаете. Вы же знаете, что ничего подобного быть не может, и я об этом прекрасно осведомлена.

– Отчего же не может. Кто мне это запретит? Уж не вы ли?

– Конечно не я. Для этой цели у вас есть жена.

– Я развелся два года назад.

– Вы забываете о том, что в таком маленьком городке, как наш, ничего невозможно утаить. Уже все говорят о приезде вашей жены и вашем с ней семейном воссоединении. Не думаю, что она позволит вам здесь задержаться слишком долго.

– То, что вы мне сказали сейчас, мало напоминает действительность. Наше воссоединение с женой настолько же реально, как ваше с Егором.

– Но зачем-то же она приехала сюда после двухлетней разлуки с вами. Неужели только затем, чтобы просто посмотреть на вас?

– Цель ее приезда вполне понятна. Она надеется на то, что премьера пройдет успешно. А так же на то, что я не забуду про нее при этом и позолочу ее ручки.

– Чтобы надеяться на это у нее должна быть веская причина. Вы ведь не станете это делать для постороннего человека, пусть даже когда-то и близкого вам.

– Разумеется, нет.

– В таком случае, если она на это надеется, значит, для этого у нее есть все основания. А вы меня сейчас пытаетесь убедить в обратном.

– Мне трудно доказать вам сейчас то, что доказать невозможно. Вам лучше просто поверить мне и все.

– А я и не требую от вас никаких доказательств. Кто я вам, чтобы этого требовать?

– Вы прекрасно знаете, что стали для меня намного больше, чем просто коллега по работе. Я надеялся, что я для вас тоже.

– Ваша значимость для меня намного меньше, чем вы думаете.

– Я все же склоняюсь к обратному. Просто вы ревнуете меня к моей бывшей жене – вот и все. Но вы совсем не похожи на тех вздорных бабенок, с которыми мне до сих пор приходилось иметь дело. Надеюсь, это у вас скоро пройдет. А еще я надеюсь на то, что вы все же услышите тот самый голос, который подскажет вам единственно верное решение.

– Надейтесь, если хотите. Может он и прозвучит до вашего отъезда.

– Я хочу, чтобы вы знали, что пока не услышу вашего окончательного решения, я отсюда не уеду.

– Вы же слышали его сегодня.

– Вы еще не приняли его. Это я знаю точно. Это мне говорит мой внутренний голос. Наше общение с вами не прошло для меня бесследно. Я кое-чему научился у вас.

– Желаю вам удачи на этом пути. А сейчас, если можете, оставьте меня. Скоро должен прийти мой сын. Я не хотела бы, чтобы он застал вас здесь.

– Разумеется. Я уже ухожу. До скорой встречи, надеюсь, она будет более удачна, чем сегодняшняя.

Глава 32

Тюремная камера, куда доставили Бомарше, оказалась общей для мужчин и женщин. В ней не было никакой мебели, кроме матрасов, брошенных прямо на пол, на которых и сидели узники. Свободных мест было мало, Бомарше едва отыскал пятачок, куда можно было примоститься, и тяжело опустился на пол. Он страшно устал от переживаний, от абсурдности всего происходящего и невозможности хоть как-то повлиять на ход событий. Первый раз в жизни Бомарше оказался в положении, которое не внушало ему ни грамма оптимизма. А если нет и капли надежды, то весь мир оказывается погружен в страшную темную и бесконечно долгую ночь. Бомарше прикрыл глаза, чтобы не видеть эту невыносимую обстановку, в которой он оказался, и прислонился к стене. Он постарался забыться, но вдруг услышал свое имя, произнесенное женским голосом. Бомарше открыл глаза и увидел перед собой худую женщину с измученным серым лицом и спутанными волосами.

– И вас арестовали, гражданин Бомарше, – скорбно произнесла женщина.

– Кто вы? Вы меня знаете? – удивленно спросил Бомарше незнакомку.

– Разве вы меня не узнаете. Мы с вами встречались, – произнесла женщина.

Некоторое время Бомарше всматривался в ее черты. На этот раз он узнал ее, и ему сделалось от этого совсем плохо. Блистательная красавица, какою он помнил мадемуазель де Самбрей, напоминала сейчас древнюю старуху.

– Это вы, мадемуазель де Самбрей. Вы на себя не похожи. Ох, извините, я хотел сказать, что вы немного изменились.

– Нет смысла обманывать, я знаю, что выгляжу ужасно, – печально произнесла женщина. – Но после того, как вы проведете тут два месяца, вы тоже…

– Вы тут два месяца! Не может быть, – изумился Бомарше.

– Граф д’ Аффри тут еще дольше, – поведала мадемуазель де Самбрей.

При этих словах, сосед, сидящий на соседнем матрасе с Бомарше, зашевелился и слегка кивнул ему головой. В этом грязном, одетом в какие-то лохмотья сгорбленном старике, Бомарше едва узнал бывшего аристократа. Бомарше похолодел от ужаса, от той перспективы, которая его может ожидать.

– Ничего, скоро этот кошмар кончится, говорят, что в городе начались массовые расстрелы. Это правда, мсье Бомарше? – поинтересовался д’ Аффри.

– Да, правда, в городе происходят расправы, как они выражаются, над врагами революции, – подтвердил Бомарше.

– Но вы же были всегда другом революции. Разве вы не призывали к ней? – с сарказмом произнес д’ Аффри.

– Ни одного призыва к революции не сорвалось ни с моих уст, не слетело с моего пера, – возразил графу Бомарше.

– Формально может быть это и так, но по сути, все, что вы делали, вело к ниспровержению существующего строя. Ваш Фигаро…, – граф не успел закончить свою мысль и разразился тяжелым кашлем.

– Ах, оставьте, господа эти споры, – вмешалась мадемуазель де Самбрей, – даже на краю могилы вы не можете успокоиться. Неужели общее несчастье неспособно вас примирить?

– С этим господином сочинителем – никогда. – Граф с ненависть посмотрел на Бомарше. – Он разрушал устои общества, которое ему дало гораздо больше, чем он того заслужил. Этот человек, которому не выносимо видеть порядок и право. В нем бунт черни нашел своего ярчайшего выразителя. Я всегда знал, чем это все кончится. Сначала мы разрешаем к постановке со сцены богомерзкие пьесы, а завершается это тем, что самого Бога свергают с пьедестала.

– Если бы устои вашего общества были бы хороши, их не хотелось бы свергать. – Бомарше пытался говорить спокойно, хотя ему хотелось плюнуть этому аристократишке прямо в его надменную рожу. – Ваша беда и беда людей вашего круга в том, что кроме себя вы никого и ничего не хотите ни видеть, ни знать. Вы признаете только свои страданья, а на то, что страдать могут и другие вам наплевать. Вы ненавидели меня за то, что я силой вломился в ваше общество, напоминая тем самым, что в этом мире, кроме вас живут еще миллионы людей, у которых прав на счастье и желание попробовать его на зубок ничуть не меньше, чем у аристократов. И вот теперь наступили времена расплаты за вашу невиданную черствость и глухоту.

– Но и вы тут вместе с нами, – рассмеялся д’ Аффри. – Значит, ваша революция не оценили ваши заслуги. За то их сполна оценит гильотина. Сегодня – это высший ценитель доблести во Франции.

– То, что я здесь, всего лишь ошибка, которая будет в скором времени устранена, – высокомерно вздернул голову Бомарше. – Хотя я согласен с вами в том, что действительность оказалась гораздо жестче, чем мы все полагали. Но и в этом виноваты только аристократы, слишком уж долго вы испытывали терпение народа. Вот теперь все и выплеснулось наружу. Посеяв ядовитые семена, вы вырастите урожай из ядовитых растений. Таким, как вы, давно пора внимательно посмотреть на себя. Но именно этого вы желаете меньше всего.

– Это вы сделали ядовитый посев. И теперь я нахожусь здесь вместо того, чтобы гулять по своему замку в Провансе. Негодяй, вы даже представить себе не можете, как я вас ненавижу!

Д’ Аффри вскочил на ноги и устремился на Бомарше, который отреагировал мгновенно и уже готов был отразить удар, но неожиданно мадемуазель Самбрей кинулась между ними…

– Что вы делаете, господа, опомнитесь! – закричала женщина. – Перед лицом смерти неужели нельзя забыть о разногласиях. Давайте отдыхать.

– Вы правы, сидя здесь бессмысленно о чем-то спорить, – примиряющим тоном произнес Бомарше. Его противник тоже в момент успокоился.

– Тем более я так устал, они продержали меня в муниципалитете целых двенадцать часов. Я не пил и не ел. Можно ли здесь где-нибудь прилечь? – спросил Бомарше мадемуазель Самбрей.