Маремьяна. О! оставь, пожалуй, прескучные свои нравоучении и говори их подьячим, купцам и таким шалунам, каков ты, а мне покажи это зеркало.
Щепетильник. Извольте, сударыня. Зеркало предорогое! стекло самое лучшее в свете! Кокетка тотчас увидит в нем все свои гнусные ужимки; притворница – все лукавство; многие женщины усмотрят в лицах больше коверканья, нежели приятности, больше похабства, нежели благочиния, и приметят в себе больше врожденной остроты, нежели здравого рассудка.
Полидор. Начал дурачиться. Ну, повирай, друг сердешной.
Нимфодора. Пусть его болтает. Проповеди его изрядное от бессонницы лекарство.
Щепетильник. Так не перебивайте же их, сударыни. Многие женщины увидят в это зеркало, что румяны и белилы, хотя их горшка по два в день тратят, не могут бесстыдства их загладить, и что…
Полидор. Для чего же ты одним женщинам делаешь описании, разве нас вовсе забыл?
Щепетильник. Тотчас, сударь, и ваша очередь придет. Ежели петиметр в него посмотрится, то в одну минуту с своим нарядом все свои шалости увидит, и увидит, что он достойно от степенных людей скотиною почитается. Многие люди, а особливо некоторые большие господа, не увидят тут ни своих великих заслуг, о которых они кричат ежеминутно, ни милостей, к бедным людям показанных; однако тому не зеркало виною. Многие из мнимо ученых найдут себя невежами, многие из остроумных – самыми грубиянами; но при всем том, зеркало предорогое и, самое редкое в свете.
Маремьяна. Не о доброте дело, а о цене.
Щепетильник. Мне необходимо надлежало это описание сделать, чтобы оно вам дорого не показалось. Последняя цена двенадцать рублей.
Полидор. Вот деньги!
Маремьяна. Что это, батюшка! Я бы и сама заплатила.
Полидор. Полно, сударыня, как вам не стыдно! Вы конечно меня одурачить хотите.
Чистосердов (Племяннику). Дурака не надобно дурачить, он сам о себе знать даст.
Нимфодора. Что это за табакерочка? Она ужасть как мала, и я не знаю, на что ее употребить можно.
Щепетильник. О, сударыня! эта табакерочка, или, лучше сказать, эта маленькая редкость, самая удивительная вещь на свете! Меньше ее нет во всем Париже, и она в числе последних мод вышла и ко мне прислана за диковинку.
Нимфодора. Да что с нею делать, ежели я ее куплю, скажи мне, пожалуй?
Щепетильник. С охотою, сударыня. Только не скоро вы поверите, услышав почти невероятные об ней дела. В эту табакерочку, как ли она ни мала, некоторые из придворных людей могут вместить всю свою искренность, некоторые из приказных всю честность, все кокетки без изъятия свое благонравие, вертопрахи весь их рассудок, стряпчие всю совесть, а стихотворцы все свое богатство, и она только двадцать рублев стоит.
Нимфодора. О, так я куплю ее для последних и подарю господина Рифмолюбова*. Этот бедняк слишком десять лет марает бумагу, а ни одного хорошенького стиха и в элегиях, кроме краденых, написать не умел. (Она, Маремьяна и Полидор смеются.)
Полидор. Лучше этого, матушка, выдумать не можно. Вот деньги за табакерку, изволите ее взять.
Нимфодора. Ты сегодни своим женерожством* нас пристыжаешь?
Полидор. Никак, сударыня; я делаю должность нашей братьи и жертвую прелестным богиням.
Маремьяна. Шутишь, радость.
Нимфодора. Где ты так пришибать научился?
Полидор (целуя у ней руку.) Там, где мое сердце вольности лишилось. Но не изволите ли еще чего купить?
Нимфодора. Нет, душа моя.
Маремьяна. И я ничего.
Полидор. Так, я куплю себе какую-нибудь безделку. Пусть он и мне казанье скажет. Подай записную книжку.
Щепетильник (в сторону). Будет и тебе хорошая почесть. (Полидору.) С описанием или без описания?
Полидор. Изволь молоть, что хочешь.
Щепетильник. Вот в золоте оправленная; она стоит семьдесят рублев. Все люди покупают книжки для записки; но не все в них одинакие дела записывают. Иные вносят сюда все благодеяния, от людей полученные, собственные свои пороки, которые сами в себе находят, все нужные дела для пользы людской, и это на таких листах, где их скорея увидеть можно; а туда, куда они не так часто заглядывают, вписывают слабости людские, не для того, чтобы язвительным образом вывесть их на посмешище народное, но чтобы иногда из христианской должности остеречь ближнего, и то не сделав ему огорчения. Словом, они записывают в них все то, что хорошими делами называется. Но таких людей мало, а тех больше, которые покупают на то, чтобы не забыть все места, куда они задыхаясь бегают, стараяся дураками показаться. Здесь записывают господа пересмешники дела постыдные. Например, как обесчестили добродетельную женщину, как обманули заимодавцев, как простосердечного провели человека, как…
Полидор. Пойдемте, сударыня. Он уже слишком заврался. Лучше дурака оставить. (Уходят и, идучи, кричат: вздор).
Явление VIII
Щепетильник, Чистосердов и Племянник.
Щепетильник (вслед). Не врать было много, так бы пошел не с таким носом.
Чистосердов. Ты их живыми описал красками. Вот, племянник, какие у нас есть люди; хотят всех пересмехать, а сами ничего снести не могут. Они все достойны, чтобы их в комедиях осмеивали.
Щепетильник. Это правда. Но вот идет какой-то гость и очень гордо выступать изволит.
Явление IX
Те же и Притворов.
Притворов. Подай мне доминную маску.
Чистосердов (Племяннику). А! это бывший придворный хитрец, господин Притворов.
Щепетильник. Я, сударь, не держу больше этого товару, на него ныне купцов мало.
Притворов. А для чего? Мне кажется, что в маскараде этот товар пренужной?
Щепетильник. Бывал доселя, но недавно почти все люди личинами запаслися, и от них лишь убытков ожидать должно. Почти все уже в том достигли до такого совершенства, что к притворству лиц не имеют более нужды в личинах. Вы найдете обманщиков, лжецов и клятвопреступников в разных духовных и светских почтения достойных одеждах. Увидите, что самые распутные и бесстыдные люди при всяком почти слове притворно краснеются. Усмотрите, что притеснение, обида и грабеж скрыты под именем правосудия, а льстецы и бездельники под именем людей благоразумных. Иногда вертопрах, обманывая людей постоянных, выступает под маскою ложного степенства. Иногда самой гнусной лицемер не виден при его клятвах, а зловредной наушник почитается другом. Словом, сударь, часто и то бывает, что воровствы и злодействы тогда сокрыты под богатыми одеждами и под знатными чинами, когда истинные достоинствы терпят нужду, голод и холод, или лучше сказать, ныне почти весь свет в личинах, и по лицу ничьего сердца не познаешь.
Притворов (в сторону, сердяся). Как бы от этого дурака отвязаться. (Указывая на зрительную трубку, которую Щепетильник держит.) Что она стоит?
Щепетильник. Самую безделку, хотя по себе и не безделка, а вещь пренужная в свете, которая и в городе и в деревне равномерно потребна. Вот ее доброта! Но прошу не прогневаться, что скажу вам то, о чем вы и без меня, конечно, известны и на что, без сумнения, покупать ее изволите. Ежели посмотрите с этой стороны, то все вещи увеличатся, к вам приближатся, и вы их ясно рассмотрите. Поверните же и посмотрите в другую сторону: видите ль, как те же вещи малы становятся и от зрения удаляются? С этой стороны смотрим мы, сударь, всегда на собственные наши пороки, на благодеянии, награждении и всякие выгоды, от людей полученные. А когда взор на ближнего устремляем, тогда обращаем другою стороною, и тут самые слабости людские покажутся нам не только пороками, но и злодеяниями. Если же случится, что наши благодетели востребуют от нас воздаяния, свойственного благодарности, тогда опять в эту сторону трубки смотреть станем и от докуки их удалимся. Короче молвить, посредством этой вещи можем мы от зависти затмевать добродетель и умалять достоинствы тех, которые нашему счастию мешают, и можем сами собою любоваться, видя толь редкие в нас даровании, которых никто из посторонних людей приметить не в силах.
Притворов (с досадою). А цена?
Щепетильник. Десять рублев.
Притворов. Вот деньги; пора домой ехать.
Явление X
Чистосердов, Племянник и Щепетильник.