Щепетильник

Щепетильник. Вот самые правильные. Они для истины сделаны! Один волосок тотчас стрелку перетянет.

Обиралов. Такие-та мне и надобны.

Щепетильник. Сказать ли их доброту?

Обиралов. Всеконечно.

Щепетильник (в сторону). Надобно этого взяткобрателя отправить хорошенько. В старые, сударь, годы покупывали их господа судьи, не для делания правды, но для вешания денег; а ныне уже не на то покупают. Но я, не знав чину вашей милости, не могу попасть на точное описание той потребы, на которую вы их покупаете, и для того стану говорить разные примеры. В прежние времена, сударь, истина столь легка была, что тысячной мешок, от виновного челобитчика во взяток даванной, ее перевешивал; а ежели приносим он бывал сам-друг или сам-третей, так уже род, племя и весь причет госпожи истины не мог тягости денежной перевесить. В прежние времена, говорю я, обещания судейский для бедных так маловесны были, что комар и муха их перетягивали…

Обиралов. Да что тебе до судей, оставь их, пожалуй, и скажи, что весы стоят?

Щепетильник. Тотчас, сударь. Я вкратце опишу вам всю их доброту. Однажды положил я павлиное перо на одну чашку, а на другую тридцать пар новомодных и дорогих одежд господина Верхоглядова, и с удивлением увидел, что весы ровно стояли (Обиралов смеется) и притом собственным испытанием выведал я, что знание петиметров есть точное равновесие уму тех невежд, которых очень много в наших приказах за красным сукном сиживало; да полно, не сидит ли несколько и ныне. Вслушались ли вы, сударь? Равновесие уму тех невежд, которые не выучась не только приличных к правосудию прав, ниже оснований грамматических, хотят прослыть…

Обиралов. Что им до эдакой безделки? они не учиться, а судить должны, и они по форме и указам должность свою исполнять могут.

Щепетильник. Послушай, сударь. Есть между ими и помощниками их такие, которые не знают и о том, что азбука российская в правилах грамматических напечатана и это в ней ясно показано, каким образом можем мы разделять речи и порядочно изъясняться.

Обиралов (весело). Это дело не судейское, а секретарское.

Щепетильник. Что мне до того! Я не знаю, чье оно по-вашему, а по-нашему это дело всех тех, которые писать должны. Но скажи лишь этим невеждам, что они азбуки не знают, так они и драться и в суд идти готовы, забывши, что таковою просьбою им же стыд сделается и что уже они в незнании совершенно обличатся.

Обиралов. Перестань или я уйду.

Щепетильник. Еще одно слово: я узнал чрез эти же вески, что гордость и тщеславие всех людей тянут против дурачества, что золотник природного ума весит против пуда учением приобретенного, что премудрая голова не перетянет сердца добродетельного, что взяткобратели…

Обиралов. Перестань, пожалуй, а скажи цену. Мне пора домой ехать и свесить несколько сотен червонных.

Щепетильник (в сторону). Награбленных с бедных просителей. (Обиралову.) Три рубли, сударь.

Обиралов. Вот. деньги, желаю тебе доброй ночи. (Отходит.)

Щепетильник (вслед Обиралову). А я тебе доброго сердца, потому что старое у тебя весьма гнусно и если оно не исправится, так скоро тебя к столбу выведут*, чего ты за свои поступки достоин.

Чистосердов. Это правда! И я не думаю, чтобы слезы вдов и сирот пропали. Но что это за шалун?

Щепетильник. А! Это Верьхоглядов; он ныне красавцем у кокетков почитается. Но сколько лицо его хорошо, столько поступки дурны. Смотрите! один идучи кривляется и поет.

Явление XV

Те же и Верьхоглядов.

Верьхоглядов. А пар дие*! Рад я, что тебя вижу в добром здоровье, господин Щепетильник. О! проклятой твой титул колет и дерет уши. Пожалуй, брось это варварское имя, а называйся галантерейщиком. Это будет тре-галан, и ты сам галант-омом* почитаться станешь.

Щепетильник. Я не хочу никогда быть галант-омом и не переменю моего названия, для того, что оно правильно на нашем языке.

Верьхоглядов. О, фидом*! на нашем языке! Вот еще какой странной екскюз*! Наш язык самой зверской и коли бы не мы его чужими орнировали* словами, то бы на нем добрым людям без орёру* дискурировать* было не можно. Кель диабле*! уже нынче не говорят риваль*, а говорят солюбовник. Ха! ха! ха! Какое иниоранство! Да пусть бы говорили, а то уже и пишут, и я слышал, что комедию Троа Фрер-Риво* назвали Три брата солюбовники. Три брата солюбовники! Ах! эти слова умертвят меня.

Щепетильник. Для того не пишут риваль, что это по-французски, а по-русски солюбовника значит.

Верьхоглядов. Пусть так, мой друг! Пусть так! но эти дикие слова из гоннет-омов* душу вытянут. Соперник! Солюбовник! Как же это срамно! и прононсуасия* одна уши инкомодирует*.

Щепетильник. Ин, не говорите по-русски, ежели вам язык свой столько противен, а лучше лепечите так, как теперь, или как один князек, побывавши года с два, к стыду нашему, в Париже и приехав оттуда, сказал некогда русскому сапожнику, которой снимал с него мерку: «Мон ами, ты не должен жужировать* по таким малым аппарансам»*.

Верьхоглядов. Он сделал то, что все наши братья вояжоры* должны делать.

Щепетильник (в сторону). Кроме тех, которые имеют здравый рассудок.

Верьхоглядов. Есть ли у тебя новые табакерки? Рекомендуйся мне! Я отебе рекомендую у всего монде галан* сделаю.

Щепетильник. Есть, сударь. Алагрек, аласалюет и…

Верьхоглядов. Нет, мон ами! Мне надобно табакерку разумную. Ты меня, я думаю, разумеешь?

Щепетильник (в сторону). В голове нет разума, так ищет в табакерке. (Веръхоглядову.) Вот предорогая табакерка фарфоровая в золоте. Вот вся золотая. Вот еще с бриллиантами, алабюшерон*.

Верьхоглядов. Что мне до твоих алабюшеронов! Это все старинные уже вздоры! Не офрируй* мне их, а дай такую, при которой бы проворство моего эспри* монтрировать* можно было. Я хочу с двойным куверклем*, на котором бы изображались хорошие миниатюрные пентюры*, чтобы нечто… там… ты уже дивинируешь*; нечто такое, чтобы можно дать случай продюировать* приятные бонмо*, непринужденные экивоки и инженуезное* и благопристойное похабство.

Щепетильник. Где это слыхано, чтобы было благопристойное похабство?

Верьхоглядов. Мы одни его эдаким сделать умеем! Мы одни, мой дружища! Атташируйся* к нам, так и сам савантом* будешь. Маленькое похабство, авек эспри выговоренное, анимирует* компанию; это марк де бон сан*, трез естиме* в дамских серкелях*, при игре картошной, а лучше всего на балах. Это такой фасон, чрез которой мы, пригожие люди, себя презинтировать* можем. Турнюр* хорошего экивока кокетку рассмешает, притворщицу принуждает глаза аббесировать*, а стыдливую закраснеться; но всем им офонд эмабле* бывает.

Щепетильник. Вот в каком вы заблуждении. Напротив того, я смело вас уверяю, что всякой разумной мужчина и всякая добродетельная женщина таких дурачеств отнюдь терпеть не станут. Эти шалости свойственны петиметрам, у которых нет в голове ни зерна здравого рассудка и которые прямыя учтивости совсем не знают.

Верьхоглядов. Здравого нет рассудка! О, мон ами, как же худо ты об нас жужируешь! Чорт меня возьми! Ты сформировал дезавантажные* об нас идеи. Послушай меня, я докажу тебе, что мы лучше всех людей на свете здравой рассудок поседируем*. Он есть приятное, справедливое, жантиль* забавное… истинное… лежер* удивительное… коммод* и… и… Уф, чуть я не задохся! Однако сказать тебетукур*, мон шер… мне стыдно быть педантом и дефинировать* это слово. Но ты видел, что ежели бы я хотел, то бы всеконечно доказать мог! Я во всем тебе контрадировать* капабель*, и капабель еще и не то сделать. Во мне, эксепте селя*, много есть меритов*. Я пью алла санте де бо секс*, говоря самые острые экивоки; могу над степенными людьми и священным чином мокироваться*, пренебрегать всяким законом и сделать дураком и скотиною ту-ле-серие* моралист, которые на тебя походят и вот это-та здравым рассудком антер ну* называется.

Щепетильник. А я не разгорячаясь могу слушать враки безмозглых вертопрахов и смотреть на них с презрением, и это здравым рассудком называю.

Верьхоглядов. Ты опять начал мораль прешировать*. Послушай меня, дружища! оставь ее, и так уже все люди говорят, что в твоем бутике* все галантереи хуже, грубое твое лицо и мордамант* язык. Прощай и суспандируй* нас вперед от таких гардиесов или за импертинанство* будешь батирован* чрез наших лакеев. (Уходит.)

Щепетильник. Коли они есть. Вот сущий попугай и достойной, чтобы его из всех мест, сказать-было его языком, чтобы его из всех мест прогонировали.

Явление XVI

Чистосердов, Племянник и Щепетильник.

Чистосердов. Это правда! но я думаю, что большая часть таковых повес, угождая друг другу, язык свой ненавидят.

Племянник. Да лих на это смотреть несносно.

Щепетильник. Нет, сударь, не все из шалости; есть между ими и такие, которые с злостию природного своего языка не терпят. Я слыхал сам в комедиях от стоявших возле меня молодчиков, которые, никакого языка на свете не знавши, в каждое русское зрелище, если оно хорошо и актер играет с успехом, с досады бледнеют и грызут пальцы. А если приметят, что чужестранцам, которые совершенно нашего языка не знают, представление нравится, то станут их уверять, что или переведено, или написано дурно, или актер действует несогласно с речами.

Чистосердов. О, эдаких терпеть не должно, и мне кажется, что у нас повес разного роду больше, нежели в целом свете.

Щепетильник. Я с вами согласен; но большая часть из них не дураки, а доведенные до шалостей, из которых бы и к делу современем многие годилися, ежели бы строжее над ними смотрели.

Чистосердов. Самая истина! Из повес иногда полезные бывают люди, а из дураков никогда; только не надобно ни одного молодого человека допускать до этого порока.

Племянник. Вон еще гость жалует, и насилу идет, о костыль опираясь.