Попросила слепить медведя из пластилина.
– Вот ушки, вот голова, – леплю я.
– А где апки навиху (лапки наверху)? – ворчит она, отстраняется и говорит немного манерно. – Какой ск’анный (странный) мегвег у кибя!
Утром:
– А куга кы?
– На работу. На работу, душа моя.
– А бабухка не пойгёт на абоку?
– Нет, бабушка отдыхает.
– А кы потиму не агыхаех?
– Ну, бабушка старенькая…
– А кы новинький? – и смотрит пристально. – Га?
Я смеюсь и соглашаюсь.
– А бабухка не совсем стаинькая, – защищающим тоном говорит Лизанька, – совсем стаинькие с к’юхкой (с клюшкой) ходюк… – и неожиданно смеётся, – топ-топ-топ! И п’ямо в суг’ёб!
Это – рассказывает Олечка – она однажды на улице видела, как старенькая бабушка на улице нечаянно зашла в сугроб.
– Маминька не пойгёт на абоку, – продолжает Лизанька, – и я не пойгу. Пакамухка кы абочий, а мы гамахние (домашние).
Это уже Олины уроки. Мы смеёмся, и Олечка опять рассказывает, что иногда Лиза говорит, что у неё тоже есть работа – на диванчике, что у неё легче работать, чем у отесиньки, у него «зёсько» (жёстко), а у Лизаньки мягко – пусть отесинька у неё лучше работает.
Лиза тоже слушает всё это, кивает головой в подтверждение и повторяет:
– А?.. Пайгём у миня абокать?
– Что ж, ты и денежки мне платить будешь?
– Какие? – не понимает Лизанька.
– Желательно – большие…
Смотрит, соображая, и отвечает честно:
– Не зьнаю…
Перед сном Лизанька прикладывается к иконкам (стоя на письменном столе – Оля придерживает её за спинку). Взяв образ св. Ольги, старательно целует его и что-то долго шепчет. Потом, приподнимаясь на цыпочки, ставит икону на полку. Олечка спрашивает:
– Лизанька, что ты говорила княгине Ольге?
– Свякая Ойга, спаси маминьку, отесиньку… и миня, и бабухку.
Всё-таки печалью веет от этих страниц – бежит, бежит время… (уж не из Марка ли Аврелия эта моя печаль? читаю на немецком, и прямо тоска берёт).
10.03.84
Вчера причастили Лизаньку – за литургией Преждеосвящённых Даров, сегодня причастились сами. Слава Богу!
14.03.84
Пришла пора и искушениям: Олечка нынче опять имела брань с матерью из-за Лизаньки – мол, губим ребёнка (Лиза играла «в молитвы»). Повторяется прошлогодняя история. Я повздыхал и пошёл разговаривать: увы, стена! «Надо бежать!» – твердит Олечка. Съездили к батюшке, он советует терпеть.
Вот Олины записи о Лизаньке:
– Я готовьюсь печи куичи!
– Лиза, почему ты сняла сапожки?
– Я мегвег. У миня оскые кохти (острые когти), я могу сапохки п’огыявить! (продырявить)
Собираемся в магазин, я мечусь озабоченно. Лиза подпрыгивает, смеётся:
– Азвесеись!.. (развеселись)… В Самаю пайгём!.. (в Самару пойдём)
А вот мои:
Оля, как-то искусно сложив бумажку, вырезала Лизаньке стрекозу (очень похоже). Но Лиза показывает мне на вырезанный узор на листе и говорит:
– Эко съег (след) ак скеказы… (от стрекозы)
А комарик, которого Оля вырезала следом, так Лизе понравился, что она носила его гулять, засунув в варежку. Пришли домой, снимаем варежки. Скомканный комарик падает на пол. Лизанька, присев, поднимает:
– Вихъ, какой он бегненький! (бедненький)
На кухне (маминька готовит обед – пшённую кашу):
– А я пхэно (пшено) кухаю!
Играет в «лифк»:
– Пасяхыи!.. (пассажиры)… Сягитесь!.. (садитесь)… Би-би!.. Пасахыи!
Сидит на диване, вертит в руках бумагу:
– Нохниньки гай! (ножницы)
– Лиза! – укоризненно говорю я.
Поднимает глаза, извинительным тоном: