Высоцкий

Высоцкий
Владимир Иванович Новиков

Жизнь замечательных людей (Молодая гвардия)
Книга Вл. Новикова – мастерски написанный, неприукрашенный рассказ о жизни и творчестве Владимира Высоцкого, нашего современника, человека, чей голос в 1970—1980-е годы звучал буквально в каждом доме. Из этой биографии читатель узнает новые подробности о жизни мятущейся души, ее взлетах и падениях, страстях и недугах. Автор, не ограничиваясь чисто биографическими рамками повествования, вдумчиво анализирует творчество Высоцкого-поэта, стремясь определить его место в культурно-историческом контексте эпохи. «Большое видится на расстоянье», и XXI век проясняет для нас истинный масштаб Высоцкого как художника. Он вырвался за пределы своего времени, и автору потребовалось пополнить книгу эссеистическими «вылетами», в которых Высоцкий творчески соотнесен с Пушкиным, Достоевским, Маяковским. Добавлены также «вылеты», в которых Высоцкий сопоставляется с Шукшиным, Окуджавой, Галичем. Завершается новая редакция книги эмоциональным финалом, в котором рассказано о лучших стихах и песнях, посвященных памяти «всенародного Володи».

Владимир Новиков

Высоцкий

Горька судьба поэтов всех племен;
Тяжеле всех судьба казнит Россию…

    В. Кюхельбекер

Так и надо жить поэту.

    А. Тарковский

© Новиков В. И., 2018, 2021

© Кууск М. Э., Девяткина Е. Л., именной указатель, 2013

© Издательство АО «Молодая гвардия», художественное оформление, 2021

От автора

Как и когда началась эта книга?

Может быть, в феврале 1967 года, когда, будучи студентом-филологом, я попал на концерт Высоцкого в Большой химической аудитории МГУ, после чего надолго погрузился в раздумья о новаторской нестандартности слова Высоцкого.

Или в 1982 году, когда в связи с выходом первого сборника поэта «Нерв» написал для «Нового мира» статью, дважды зарубленную цензурой.

Или в 1991 году, когда я выпустил литературоведческую книгу «В Союзе писателей не состоял… Писатель Владимир Высоцкий», где отстаивал мысль о том, что песенный мир опального барда – неотъемлемая часть русской поэзии.

Или в 1999 году, когда в воздухе уже начала носиться мысль о необходимости создания книги «Высоцкий» для серии «Жизнь замечательных людей». Не рано ли? Этот вопрос я задал двадцать пятого июля на Ваганьковском кладбище Вадиму Туманову. Когда мы потом пришли на Малую Грузинскую к Нине Максимовне, Вадим Иванович, поднимая поминальную рюмку, произнес: «Пора писать о Володе книгу в “ЖЗЛ”».

Нелегко было найти форму повествования. Мемуарная литература о Высоцком к тому времени уже была обширна, но слепо следовать за чужими рассказами не годится – надо, как советовал Тынянов, «продырявить документ», то есть выявить в нем внутренние противоречия, сравнить с другими «показаниями». А самой главной тайной оставались внутренняя жизнь Высоцкого, его творческая рефлексия, то глубоко интимное «чувство пути», которое, согласно Блоку, отличает истинного художника. Предстояло реконструировать, воссоздать внутренний мир Высоцкого как человека и художника, что невозможно сделать в рамках строгой научности.

Требовалось творческое решение. К тому времени у меня уже был некоторый опыт романиста, приобретенный в ходе написания книги «Роман с языком». И я решил строить повествование о Высоцком интроспективно, то есть не от имени некоего всеведущего автора, а от имени самого героя. Но не от первого лица, а, как говорят филологи, в форме несобственно прямой речи, когда голос автора и голос персонажа звучат в унисон. Прием непривычный. Но ведь именно так в своих песнях часто действовал сам Высоцкий, любивший «влезать в шкуру» самых разных людей.

Высоцкий в своей творческой судьбе двигался от актерства к писательству, от театра – к поэзии. А от стиха, подобно Пушкину и Пастернаку, шел к прозе. Хотел написать роман – не успел. Но успел прожить жизнь так, как надлежит подлинному романическому герою – стремительно и драматично. Поэтому свою книгу я рассматриваю как роман, написанный в соавторстве с героем. Хотелось, чтобы его неповторимый голос звучал не только в цитатах из песен и стихов, но и в самом тоне повествования. Стиль книги вобрал в себя речевые приемы Высоцкого, интонацию его устных выступлений перед аудиторией.

Главы из будущей книги предварительно печатались на страницах «Нового мира» – это была для меня своеобразная победа «высоцкого» дела. И конечно же оптимальной данью памяти Высоцкого стал выход его биографии в серии «Жизнь замечательных людей»: ведь тома из этой серии были в личной библиотеке поэта, марка «ЖЗЛ» пользовалась неизменным уважением в кругу его коллег и единомышленников.

Работая над книгой, я не был одинок, ощущал дружескую поддержку и специалистов по Высоцкому, и читателей, увлеченных его творчеством. Автор с благодарностью учел замечания докторов филологических наук Н. А. Богомолова и А. В. Кулагина, поэта Б. А. Кушнера.

Высоцкий вырвался за пределы своего времени, и автору книги потребовалось пополнить ее эссеистическими «вылетами», в которых Высоцкий творчески соотнесен с Пушкиным, Достоевским, Маяковским. Добавлены также «вылеты», в которых Высоцкий сопоставляется с Шукшиным, Окуджавой, Галичем.

Обратным счетом

В феврале 1980 года мама вышла на пенсию, чаще стала бывать на Малой Грузинской.

– Привези мне в следующий раз фотографию мою, детскую, ту, что с кудрями. Ладно?

– Зачем, Володя?

– А так – поставлю и буду смотреть.

Встретился взглядом с нежным длинноволосым, белокурым мальчиком, одетым в костюмчик, похожий на девчачье платьице, и усаженным на валик большого кожаного дивана. Пацанчик доверчив и абсолютно беззащитен. Трудно с ним заговорить, почти невозможно вернуться теперь к своему началу. Сорок два года прожито без оглядки, всегда смотрел только вперед, а впереди была работа и работа. В ней он свою жизнь растворил без остатка.

Тридцать семь уже было Владимиру Высоцкому, когда он сочинил свою первую и, по сути, единственную песню о детстве, так и ту развернул как историческую балладу, где «я» постепенно переходит в «мы». А биографию свою начал не с дня рождения, а – в порядке мрачного гротеска – с «часа зачатья»:

Спасибо вам, святители,
Что плюнули да дунули,
Что вдруг мои родители
Зачать меня задумали —
В те времена укромные,
Теперь – почти былинные,
Когда срока огромные
Брели в этапы длинные…

Поколение, отмеченное знаком тридцать седьмого года, получившее жизнь тогда, когда ее отнимали у других…

В этом духе он и дату своего рождения обыграл:

Ходу, думушки резвые, ходу!
Слова, строченьки милые, слова!..
В первый раз получил я свободу
По указу от тридцать восьмого.

И надо же: находятся «знатоки», которые эти строки истолковывают в том смысле, что, дескать, в тридцать восьмом году Сталин запретил аборты и потому Высоцкий смог родиться. Ну вот уж нет: постановление об абортах вышло еще в тридцать шестом, а в песне слово «указ» означает всего лишь волю судьбы.

То, что он хотел здесь сказать, гораздо проще и в то же время глубже. Жизнь есть свобода по сравнению с небытием, и мыслящий человек всегда испытывает бесконечную благодарность родителям, оказавшим ему столь бесценную услугу. А уж как ты смог свободой распорядиться – это другой вопрос. Подлинная личность на девяносто процентов состоит из себя самой и максимум на десять сформирована так называемой средой. Глупо выглядят и те, кто гордится своим происхождением, и те, кто в зрелом возрасте сохраняет претензии к предкам, которые ему чего-то там недодали.

Да, так стало быть, двадцать пятого января, в девять часов сорок минут утра, в родильном доме, что под номером 61/2 по Третьей Мещанской улице (впоследствии – улица Щепкина), началась вся эта не такая уж длинная история. А первый адрес – Первая Мещанская, дом номер 126. Давненько в тех краях он не бывал – разве что на «мерседесе» проносился мимо по Сущевскому Валу между площадью Рижского вокзала и тем угловым зданием по проспекту Мира, 76 (так теперь на карте Москвы значится воспетый им «дом на Первой Мещанской, в конце»). Хорошо бы прийти туда пешком, прогуляться по двору… Может, что-то всплывет из самых из глубин.

Память у него всегда была цепкая и очень ранняя – себя начал осознавать лет с двух-трех. Это ведь еще до войны заходил он к соседям Климовым, чтобы, взобравшись на самшитовую табуретку, исполнить стихи про Ворошилова или «Однажды в студеную зимнюю пору…». «Р» и «л» не выговаривал, но не стеснялся картавить – не отсюда ли потом взялась повышенная любовь к раскатистым согласным?

Рая Климова и ее подружки смеялись, слыша: «Идет бичок, качается…», передразнивали: «Бичок, бичок». А еще вспоминается, как они обсуждают его длинные и густые ресницы. Три спички можно было положить, пытались и четвертую пристроить, пока мама не вступалась: «Девчонки, не издевайтесь!»…

Но предаваться долгим мемориям в последнее время всё было как-то недосуг, былое начало покрываться пеленой – и вдруг он почувствовал, что свежие воспоминания уже не приходят, что он видит свое прошлое как знакомый кинофильм, для которого когда-то сам собрал материал, сам снял нужное количество кадров, который сам смонтировал. Слишком профессиональной сделалась жизнь, и не осталось в ней места тем случайностям, что не вмещаются в биографическую концепцию, в легенду, которую он создал о себе. Создал в соавторстве с народом, говоря высоким слогом. Не только песни стали его жизнью, но и жизнь стала песней, принадлежащей теперь другим.

В его памяти родители всегда порознь, с самого начала. Голос слева, голос справа, а он сам где-то посередине – слушает, пока не понимая, но ощущая какой-то стереоэффект от этой разноголосицы. Так и привык с самого начала больше слушать, чем говорить. А потом вступать в разговоры уже с учетом услышанного и не для себя речь затевать, а для собеседников, число которых по ходу жизни постепенно росло.

Чтобы жить дальше, надо в себе разобраться. А для этого неплохо бы и своих родителей понять – не оценивая, чисто по-человечески. В начатом романе есть автобиографический герой – актер Александр Кулешов, еще не вполне отчетливо обрисованный. Когда придут силенки сесть за продолжение – непременно надо будет его происхождения коснуться. И совсем необязательно тут свое детство изображать, лучше напридумывать, но с полным пониманием собственного опыта.

Родители ему достались в общем нормальные. Пожалуй, оба отмеченные повышенной эмоциональностью, но без этого не сложился бы и его неуемный темперамент, на котором всё держится. Они оказались людьми слишком разными, что не такая уж редкость, сходство натур встречается гораздо реже. Если бы браки заключались только между родственными душами, человеческий род давно бы иссяк. Что же до людей творческих, то они редко вырастают на идиллической почве, а чаще выводятся там, где есть дисгармония и разлад.

Мама, Нина Максимовна, в девичестве Серегина, родилась в 1912 году, москвичка. Ее отец, Максим Иванович, был швейцаром в гостинице «Фантазия», умер в 1934 году. Ее мать, Евдокия Андреевна, домохозяйка, умерла тремя годами раньше.