Пароходы, люди и моря

На морских переходах тщательно следили за балластировкой «монстра». Большой расход топлива требовал постоянного пополнения балластных танков, чтобы парировать возникающие при сжигании топлива негативные воздействия, в противном случае нарушался крепеж «слоновой ноги», который из-за погиби палубы зажимался настолько, что его невозможно было снять, и тогда приходилось добирать балласт в порту выгрузки. Перемещение пары полностью груженых лихтеров представляло очень сложный процесс. Трудно представить три тысячи тонн, движущиеся из кормы в нос. Возникают запредельные нагрузки на корпус судна, находящегося в воде, на изгиб и кручение. Все компенсирующие варианты просчитывались на специальном компьютере «Кукамс», позволявшем рассчитывать манипуляции с балластом, которыми можно компенсировать возникающие воздействия. Такие расчеты производились для каждой пары и даже для единично перемещаемых лихтеров. Расчетами занимались второй и старший помощники.

Еще одной серьезной проблемой являлось загрязнение нижних палуб, и особенно третьей. Ее выгружали последней, а грузили первой, практически не оставляя времени для нормальной уборки. Грязь и ржавчина с обсохших лихтеров накапливались на этих палубах. Громадные размеры помещений лишь усугубляли невозможность выполнения зачистки, и боцманская команда вместе с ответственными помощниками с завистью смотрела на паромы типа «Лев Толстой», где имелись специальные уборочные машины. На лихтеровозе с его громадными грузовыми палубами, словно в насмешку, для этого использовались изобретенные тысячелетия назад метлы, лопаты и тачки.

Проход Босфора и прочих узкостей

Каждый проход узкостей, и особенно Босфора, заблаговременно тщательно прорабатывался, и ситуации при этом отличались особой напряженностью, которая начиналась еще за день-два до подхода к проливу. Нарастало внутреннее напряжение, в котором сосредоточилась ответственность за безопасность громадного судна, и спадало оно, только когда пролив оставался за кормой. Размеры «ковчега» и очень большая парусность всегда вносили свои коррективы, превращая каждый проход в уникальный, не похожий на предшествующие.

По старой морской традиции боцман и помощник – на баке, у готовых к отдаче якорей, хотя это всего лишь дань той самой традиции – что могут сделать отданные якоря при такой массе, разве что немного уменьшить скорость, но при этом неумолимо начнется разворот в зависимости от направления ветра и течения, точнее, по их результирующей, и кто знает, что будет лучше. Впередсмотрящие – на крыльях мостика, два матроса – в рулевых постах, готовые по команде взять управление рулями в ручном режиме, сонм механиков – в главном пункте управления машинного отделения. Весь штурманский состав – на мостике с конкретно поставленными перед каждым задачами.

Проходы остальных узкостей, включая Сингапурский пролив, были менее напряженными.

Моряки и плавсостав

На этот счет ходит множество анекдотов, и многие понимают это высказывание как чисто юмористическую выдумку. Все бы ничего, если бы не было так грустно: таковой перл имел место на самом деле и высказан был без какого-либо потаенного смысла самим начальником пароходства, а не каким-нибудь клерком. Иначе как покушением на право называться моряками настоящим мореплавателям назвать такую эскападу нельзя. Не силен, видимо, был большой начальник в лингвистике, а может, наоборот, хотел внести свой личный вклад в собственный лексикон, который, глядишь, понравится всем. Очень похоже, что в море он никогда не бывал и, вероятнее всего, оканчивал Одесский институт инженеров морского флота, готовивший береговых специалистов для портового хозяйства. Впрочем, эксперимент с лексиконом ему удался в полной мере, такого успеха он точно не ожидал.

Этот перл был впервые оглашен на официальном уровне начальником Советского Дунайского пароходства на совещании командного состава: «Мы, моряки, и вы, плавсостав, должны приложить все силы для выполнения…» И так далее, как заезженная пластинка, «началось в колхозе утро»!

«Моряки» отличились уже во время постройки лихтеровоза. Естественно, им лучше знать, что нужно плавсоставу. В нашем случае существовала целая комиссия наблюдателей на судоверфи в финском Вуосаари, которая неимоверными усилиями «сэкономила» какую-то сумму отпущенных на строительство средств за счет отказа от лифта, идущего от первой жилой палубы до палубы под верхним мостиком, где располагались каюты капитана, старпома, главного механика, начальника радиостанции и некоторых других. Освободившийся объем финны заполнили дополнительными каютами и вспомогательными помещениями. Комиссия наблюдающих получила солидные премии за экономию средств. В первый заход в Ленинград для получения дополнительного снабжения, бункеровки и пополнения экипажа судно посетил министр морского флота СССР Гуженко. Пройдясь до каюты капитана с двумя перекурами и отдохнув в капитанском салоне с полчаса, перед тем как подняться на мостик, строго приказал:

1. Во время гарантийного ремонта установить лифт согласно проекту.

2. Премированную комиссию наблюдателей …!!!

Молодые старпомы, Сергей Михеев и Славик Самойлов, сознательно не пользовались лифтом, сжигая килокалории. А более пожившим членам экипажа лифт был жизненно необходим.

С лихтерами зимой в портах Черного моря заморочек было предостаточно. Стоящие у причалов либо на якорях лихтеры в застойной воде портов набирали «ледовую чашу» из ледяной снежуры (полусмерзшаяся вода, смахивающая на кашу). Мороз и ветер охлаждали корпус, и на днище налипал лед. Посадить такой лихтер (речь идет о лихтерах системы DM – «Дунай – море») на «стулья» синхролифта, транспортеров и штатного места на палубе транспортера было практически невозможно. Предпринимались попытки обкалывать ледяную корку, отпаривать паром и горячей водой, согревать корпус тепловыми пушками, но должного эффекта все старания не приносили по разным причинам. Но, несмотря на эти очевидные трудности, эксплуатационники с завидной настойчивостью загоняли «дредноут» в аналогичные ситуации.

Зимой 1987 года с такой же проблемой столкнулся в Ильичевске «Тибор Самуэли». Зимой следующего, 1988 года малый фидерный лихтеровоз «Николай Маркин» также заслали в порт Жданов, нынешний Мариуполь, для погрузки шести лихтеров. Предварительно капитан настаивал на невозможности погрузки по двум причинам:

1. В притопленном состоянии для погрузки лихтеров лед неминуемо попадет в трюм, и даже если экипажу удастся сделать невозможное – выгнать лед из трюма, то лихтеры все равно затащат его обратно. Наличие льда в трюме не даст никакой возможности установить их на посадочные места.

2. На днищах лихтеров неминуемо образуется «ледовая чаша», которая также не даст им сесть на штатное место.

Но, несмотря на все протесты, судно все-таки загнали в Жданов. Все попытки погрузки полностью подтвердили предостережения капитана. И тогда пришло новое сногсшибательное указание, уникальное в своем роде: завести лихтеры в трюм, закрыть рампу, подвсплыть до касания их днищами «стульев» и следовать в таком состоянии на выход из Азовского моря, ибо южнее, в Черном море, температуры воздуха и воды будут повышаться, лед растает и все станет на свои места. Ответ капитана был устным, так как на бумаге таковое не помещалось, и, наверное, вошел бы в Книгу рекордов Гиннесса, если был бы опубликован, по своей обнаженной конкретике. Лишь вмешательство службы безопасности мореплавания прекратило этот цирк-шапито.

На курсах переподготовки в ЛВИМУ зашел разговор о предстоящем открытии арктической лихтеровозной линии, и все сводилось к тому, что никто толком не знает, чего можно ожидать в суровых условиях Арктики. И тут знающие Сергея дружно вытолкнули его на сцену: «Вот он, лихтеровозник, расскажет, чего можно ждать». И тогда он поведал собранию все, что знал, с чем сталкивались, но вся ценнейшая и уникальная информация как-то мимо ушей заинтересованных лиц прошла, видимо, «не в коня корм», хотя могла принести немалую пользу лихтеровозным пионерам Арктики. Приходилось неоднократно замечать, что пароходства очень неохотно делились своими наработками с коллегами. Чувствовался явный местнический подход, каждый хотел выглядеть лучше на общем фоне, а там, глядишь, и по головке погладят.

Интересный пример с построенными в немецком Пассау специализированными судами-овощевозами, хотя никаким боком не относящимися к лихтеровозам, ярко свидетельствует о вопиющем бесхозяйственном отношении к дорогой и хрупкой собственности, отдавая ее на потребу сиюминутному моменту. На этих судах планировали возить овощи из средиземноморских стран в центральные районы Союза без перевалок на железнодорожный транспорт, что значительно улучшало их сохранность. Неизвестно что произошло, но уникальные суда ни с того ни с сего решили задействовать на перевозке арматуры и металлопроката с верховьев Дуная на Египет. Худшего груза, чтобы угробить эти пароходы, придумать невозможно. В тридцатые годы прошлого столетия сие решение наверняка бы обернулось уголовным делом по «спланированной диверсии» и «решал» как минимум ждала бы «гостеприимная» Колыма с большими сроками без права переписки. Но все попытки остановить этот вандализм провалились, «моряки» так порешали. Восторжествовал приказ грузить: «Грузить, и никаких гвоздей!» Но соломку все же подстелили, добавив: «Соблюдая все меры предосторожности». Это как? Подставлять свое тело под строп с металлом, если он летит не туда? Пусть объяснят это египетским докерам. Но оговорка об осторожности позволяла всю вину валить на экипаж в случае повреждений, которые были неминуемы. Нежные морозильные трюмы со всей их автоматикой и облицовкой были разбомблены с соблюдением всех мыслимых мер предосторожности.

Предположим, что груз еще не был готов, контракт не подписан и суда оставались без дела. Но почему бы не сдать их в тайм-чартер или поискать грузы между портами Средиземноморья, переждать появившееся «окно»? На такие суда, особенно новые, всегда был спрос на нежный груз, а специализированных овощевозов и вовсе «кот наплакал», но «жираф большой, ему видней». Так и завершился этот проект, не успев начаться. Да и свои оказались не лучше чужих: речники на Дону и Волге не хотели пускать конкурентов в свой огород и заломили несусветные тарифы на лоцманский сервис, убив идею на корню. И это в централизованной стране: стоило кому-нибудь из «верховных» взять телефонную трубку – и сразу бы все уладилось, но им было не до того накануне больших перемен. Морских капитанов, прошедших спецподготовку на Волге, даже не разрешили сертифицировать.

В Дунайском пароходстве также работали четыре небольших фидерных лихтеровоза, своего рода «карманные линкоры». Два из них, «Борис Полевой» и «Павел Антокольский», были построены в Финляндии, а два других, «Анатолий Железняков» и «Николай Маркин», – в Италии. Они брали шесть лихтеров типа «Дунай – море» или 12 типа ЛЭШ, дедвейтом 8800 тонн, длина – около 160 метров, ширина – 31. Единственный трюм притапливался, и в него заводили лихтеры. Люковых закрытий трюмов не было вовсе, и, наверное, по этой причине район плавания был ограничен, то есть океанские плавания не допускались. Они развозили лихтеры по портам восточного Средиземноморья, Красного моря с выходом в Индийский океан, до йеменского порта Муккала. Если на больших лихтеровозах, совершающих линейные рейсы, процесс оформления сопровождающих документов был отработан и вопросов с коносаментами (товарораспределительный документ; кто им владеет – тот и владелец груза) не возникало, главным образом потому, что отправители и получатели товаров были постоянными. Меньшие их собратья забирали лихтеры с небольшими партиями назначением по всему Средиземному морю, куда их «старшим братьям» заходить было невыгодно, и развозили по разным портам, зачастую с неизвестными получателями, потому что груз за время следования в пути мог быть несколько раз перепродан, и обратная сторона коносамента представляла собой какое-то подобие шумерской клинописи с расписками о получении, подтвержденными подписями и штампами компаний. По сути дела, они работали в трампе, то есть «бродяжничали» по Средиземному морю с выходом в Индийский океан.

Коносамент действителен, если он подписан капитаном или по его письменной доверенности агентом в порту погрузки, и передается отправителю, который предъявляет его в банк, после чего он служит основанием для оплаты сделки и фрахта согласно условиям, в нем указанным. Но лихтер являлся всего лишь складом для хранения товаров, и когда получатель приходил с индоссированным коносаментом получать груз, то, вполне естественно, ему нужно было удостовериться, что склад охранялся, пломбы на месте и груз не поврежден – все-таки лихтер находится в условиях агрессивной морской воды. Поэтому склад нужно было содержать в хорошем состоянии, охранять и нести дополнительные расходы. В этом и был камень преткновения, но проблему все-таки решили, хотя и в дальнейшем это была постоянная головная боль «Интерлихтера».

Уже гораздо позднее, в 2004 году, Сергей повстречался с бывшим «Павлом Антокольским» в роли яхтовоза в порту Эверглэйдс в американском штате Флорида. Его экипаж был русскоговорящим и на вопрос, в каком состоянии «старичок», поведал, что вполне бодрый, но ходит с крейсерской скоростью девять узлов. Сергей добавил, что в молодости он выжимал двенадцать, но ему ответили о сегодняшней возможности разгоняться лишь до девяти узлов. Как бы то ни было, «малыш» исправно работал. У финских лихтеровозов рампа опускалась в воду, а у итальянцев поднималась вверх, и под перевозку яхт они не годились.

На этом лихтеровозные воспоминания Сергея Михеева подошли к концу. Еще раз благодарю его за предоставленную информацию.

На том и закончилась лебединая песня бывших советских, российских и украинских лихтеровозов, если не считать атомный «Севморпуть», который остался в живых лишь благодаря своей ядерно-реакторной начинке и напоминает о не такой уж и давней истории самых крупных транспортных судов Страны Советов. Если с лихтеровозами еще на начальной стадии строительства было более-менее понятно, то варианты их использования, похоже, никем не просчитывались, ибо экономическая эффективность в Союзе всегда была на задворках политики. Получается, что еще до своего рождения им был уготован недолгий век. Когда же настала пора считать доходы и расходы, ситуация неумолимо изменилась, ибо когда «пировали – веселились, подсчитали – прослезились»!

А как хорошо начиналось. Но быстротечное время неумолимо и, совсем скоро став настоящим, полным радужных надежд, превратилось в мрачное прошлое, поставившее крест на благих начинаниях и оставив лишь воспоминания о плавучих «дредноутах» с глубокой грустью в душах работавших на них мореходов.

    Январь – ноябрь 2022 года

P. S. Как ни прискорбно, но бывший советский лихтеровоз «Алексей Косыгин» Дальневосточного морского пароходства, носивший второе и последнее имя «Аtlantis Forest», утилизирован в индийском Аланге в мае 2007 года. Следы его близнецов, за исключением «Че Гевары», затерялись во времени, и, скорее всего, они существуют в совершенно другой форме, отличной от их первоначальной морской, возможно вспоминая прежние дальние плавания, штормы, арктические льды и тропический зной, как и людей, ими управлявших, лишь в глубоких, быстро проходящих снах, сразу же исчезающих из памяти при малейшем намеке на пробуждение. А может быть, это и к лучшему, ибо сохранившаяся тоска о прежнем необыкновенном существовании в совершенно другом виде ничего, кроме вечного глубокого сожаления о канувшем в Лету времени, не обещает.

По рассказам капитана дальнего плавания Владимира Ильина

Коронавирусные злоключения еще бравого, но изрядно пожившего морехода-пенсионера

«Как мало пройдено дорог,

Как много сделано ошибок!»

    Сергей Есенин

Прошло немногим более двух лет после обнаружения в биологической лаборатории не очень большого по китайским масштабам, а скорее среднего города Ухань в центральном Китае, с двенадцатимиллионным населением, неизвестного доселе вируса, получившего грозное, тогда еще неведомое название коронавирус. Источники его возникновения до сих пор не определены: одни вирусологи настаивают на его искусственном происхождении, вторые – на естественном. Но как бы то ни было, вирус неизвестным образом выбрался на волю и начал свое победное шествие по странам и континентам, начиная с породившего его города. Китайские власти сначала не придали этому серьезного значения, пытаясь изловить беглеца втихомолку, не поднимая лишнего шума. Но не тут-то было, однажды открыв ящик Пандоры, закрыть его было невозможно. Недаром «вирус» в переводе с латинского означает «яд». При всей дотошности и скрупулезности административно-командной системы огромной страны с поистине неограниченными возможностями, сия акция им не удалась, и если это не сделали китайцы, то вряд ли еще кто-то в мире смог бы совершить обратное.

Вирус, конечно, не элементарная частица, которую никому из землян еще не удалось увидеть, а лишь математически вычислить, любую из них он превосходит в размерах в бесчисленное количество раз, но все в этом мире относительно, и даже бактерии несравнимо больше вирусов, хотя они тоже различаются между собой по размерам во много раз. Владимир Высоцкий так охарактеризовал одну из элементарных частиц, хотя, по всей вероятности, вряд ли представлял, что это такое, как и подавляющее большинство наcеления: «Пусть не поймаешь нейтрино за бороду и не посадишь в пробирку – было бы здорово, чтоб Пантекорво (Пантекорво – советский физик итальянского происхождения) взял его крепче за шкирку». А если не знаешь предмета, на который обращен твой взор, то общаться с ним можно по своему усмотрению. Так что Высоцкий по-своему прав. Кстати, нейтрино, как и многие из семнадцати известных ныне элементарных частиц, практически не имеет массы и не обладает зарядом, способен проходить через любые препятствия, не встречая сопротивления, вследствие своей ничтожности и нулевой энергии, не реагируя с другими заряженными частицами, что вполне укладывается в эйнштейновскую теорию относительности, то есть живет как ему заблагорассудится, по законам, неизвестным человечеству. Разве что с магнитными полями у него особые отношения, судя по всему, он только их и «уважает». Нет сомнения, что людям еще предстоит открыть все еще неизвестные законы, определяющие роль элементарных частиц, как и «темной материи», которая таит порядка 80% всей энергии Вселенной.

Но в отличие от элементарных частиц, наделенных лишь определенной функцией законов физики на протяжении жизни Вселенной и обязанных выполнять единожды предписанные каноны, вирус не только можно наблюдать в микроскоп, но он еще и способен «думать» по-своему, то есть мутировать, принимая другую форму и свойства, позволяющие избежать или уменьшить опасность в борьбе за собственное выживание. Главная беда, идущая от невидимых злодеев, хотя далеко не все таковыми являются, происходит от их паразитической сущности, ибо самостоятельно существовать они не могут и источником выживания и продолжения жизни является живая клетка, в которую они внедряются, разрушая ее изнутри. Поэтому крайне важным для невидимых паразитов является их приспособляемость к своему донору и дальнейшее быстрое мутирование, то есть перерождение, в случае появления опасности, которой и являются используемые против них вакцины. Проще говоря, вирус борется за свое выживание с завидным упорством, и оно вряд ли под силу какому-либо иному выходцу из простейших белковых существ или представителей животного мира. Вот и вынужден вертеться, будто вошь на гребешке, чтобы как можно дольше продлить жизнь своего вида. При этом изменяясь, словно хамелеон, в случае малейшей угрозы своему бытию и стараясь в кратчайшие сроки перейти в другую форму, по крайней мере хотя бы на время недоступную для появившейся угрозы в ближайшем будущем, одновременно пытаясь ускорить темпы своего размножения, при малейшей возможности цепляясь за потенциальную жертву.

Вирусы неизмеримо старше человека и появились с момента возникновения жизни на Земле. По всей вероятности, эволюция без вирусов была бы невозможна на планете, но это уже совершенно иная история. Человечество вынуждено с ними уживаться на протяжении всего своего бытия. Они существуют внутри нас и, по сути дела, являются нашей неотъемлемой частью. Но окружающий мир многообразен, и в нем немало вирусов, как крайне опасных для человека, несущих смерть при бездействии или же отсутствии мер противодействия, способных нейтрализовать их губительную структуру, так и необходимых, без которых сама жизнь была бы невозможной. Никто не знает количество вирусов, существующих в нашем органическом и белковом мире, но в любом случае их гораздо больше, чем в Австралии кенгуру и кроликов, вместе взятых: полагают, что их количество исчисляется сотнями миллионов.

История человечества насчитывает множество случаев настоящих войн с невидимым противником, когда неожиданно возникшие болезни почти полностью выкашивали население многих густонаселенных регионов, целых стран и даже континентов. Особенно памятны Средние века с их мракобесием, отсутствием элементарной гигиены, церковными табу, создававшими плодородную почву для распространения многих вирусных заболеваний, считавшихся божьим наказанием. В свою очередь, католическая церковь, по сути дела, не только не боролась с эпидемиями, но находила им несомненное, обоснованное подтверждение, используя для усиления влияния на свою не слишком образованную паству. Церковь объясняла появление моровых поветрий божьим наказанием за грехи людей и ловко манипулировала глобальными бедствиями, которые оказывались как нельзя кстати для постоянного напоминания заблудшим овцам о своей близости к небесам. Говоря современным языком с большой долей сарказма, это было не что иное, как использование служебного положения в своих корыстных целях. По сути дела, клирики «приватизировали» вирусы, правда, последние об этом ничего не знали.

Очевидно, что такие сравнения и высказывания неуместны, когда речь идет о миллионах жертв, но так было на самом деле. По большому счету, клерикалам глубоко плевать даже на публичное покаяние папы спустя сотни лет, ведь действия их предшественников в те времена усилили влияние церкви на паству, которой стала вся человеческая популяция. Не вызывает ни малейшего сомнения то, что, если бы не драконовские, человеконенавистнические запреты церковного католического клира, лекарства от моровых язв Средневековья были бы созданы намного раньше, как и определены причины и источники их возникновения, сохранив жизни миллионов людей и не заморозив на многие годы дальнейший научно-технический прогресс в развитии человечества. Костры со сжигаемыми на них людьми, кричащими благим матом во все горло и обезумевшими от нестерпимой боли, пылали по всем странам Старого Света. Стоило лишь церковной инквизиции получить донос, что и случилось с великим ученым и монахом-бенедиктинцем, автором многих научных трактатов Джордано Бруно, сожженным на римской площади более четырехсот лет тому назад, как тут же подозреваемый превращался в преступника и оказывался на дыбе, на которой признавался во всех предъявляемых ему грехах, настоящих и придуманных, чтобы прекратить мучения, а там будь что будет. Но вскоре его ждал костер, словно логический финал собственных признаний, ибо, как говаривал несколько веков спустя генеральный прокурор Советского Союза Вышинский: «Признание есть царица доказательств», – а каким способом оно получено, никого не интересовало.

Следуя логике, прошедшие века должны были убедить человечество, что получение доказательств вины подобными методами не только антигуманно, но варварски жестоко, ведь даже самый безобидный человек с применением к нему бесчеловечных пыток признает себя виновным в чем угодно. Но не тут-то было, и зверские методы инквизиции были взяты на вооружение далекими потомками для осуществления самых низменных целей, позволяя без особых премудростей уничтожать любое количество оппонентов при единодушной поддержке населения огромной страны. Если же находились несогласные, то вскоре их ожидала та же участь, ибо собственное признание легализовало «справедливое» наказание. Для стран с диктаторскими режимами такие методы явились желанным наследием, и они использовали их с современными усовершенствованиями, обновляя изощренные способы и методы в соответствии с последними достижениями науки и прогресса. Всех хитрее оказался один лишь Галилео Галилей, который, так же как и его соотечественник Джордано Бруно, настаивал на гелиоцентрической системе мира, добавляя, что Земля к тому же вращается вокруг собственной оси. Ему грозила такая же участь, как и знаменитому предшественнику, но, поразмыслив, что его сожжение ничего в этом мире не изменит, а он уйдет в небытие, Галилей послушно отрекся перед церковным синклитом, и его оставили в живых. Но, уходя с такого близкого аутодафе, пробурчал себе под нос: «А все-таки она вертится». Конечно, это всего лишь приписываемое ему красивое выражение, ставшее крылатым, но оно имеет право на существование, ибо очень точно характеризует нравы того времени и истинную позицию католической церкви, которую она предпочитает не вспоминать. Было ли это в самом деле или нет, «науке это неизвестно», по высказыванию одного из типажных персонажей старого-престарого фильма «Карнавальная ночь» в исполнении Сергея Филиппова. На самом деле Галилей, хотя на протяжении практически всей жизни конфликтовал с церковью и был признан еретиком, не был приговорен к сожжению и умер своей смертью в семьдесят шесть лет, а такому долголетию в то время мог позавидовать каждый. Это лишь один из мифов, приписанных ему. Кстати, c испанской инквизицией покончил лишь Наполеон Бонапарт в тысяча восемьсот девятом году, настолько живучей она оказалась.

Ради справедливости стоит добавить: с падением императора церковная инквизиция вновь возродилась, но была уже не в том качестве и находилась на пороге издыхания. Все-таки шел девятнадцатый век, и во многом революционные, прогрессивные намерения падшего императора отрезвили папский клир, вынудив его пойти на значительные смягчения карательной политики. Интересующимся рекомендую прочесть книгу-исследование о римско-ватиканском папстве французского писателя, историка, критика католической церкви Лео Таксиля «Священный вертеп», изданную еще в самом конце девятнадцатого века, за которую он был отлучен от церкви и проклят. Времена были уже другие, и сжечь его уже не представлялось возможным, а то бы не миновать ему жертвенного костра. Способные наследники были у Торквемады, самого одиозного и жестокого главы испанской инквизиции, которая и являлась главным оплотом мракобесия в Европе. Лишь напоминание о безжалостном предводителе обскурантизма приводило в ужас его соплеменников, и многое из тех жестоких времен нам напоминает не такое уж далекое прошлое.

Чума, оспа и тиф, случалось, уносили более половины населения Европы. Пожарища в мертвых, опустевших городах и одинокая фигура монаха с факелом в руке на фоне этого апокалипсиса наиболее полно отражали эпоху безмерных человеческих страданий. Похожие ассоциации вызывает и гравюра Поля Фюрста тысяча шестьсот пятьдесят шестого года, на которой изображен в защитной одежде того времени доктор Шнабель фон Ром. «Шнобель» у него и в самом деле хищный и безжалостный. Историю древних веков и Средневековья мы подчас знаем лучше, чем недавнюю свою, которая, к тому же с каждым новым витком переписывается. Вот и думайте, зачем и кому это выгодно. Но, полагаю, американцы здесь ни при чем!

Развитие науки во многом подорвало влияние церкви на души малограмотного народа, и особенно веру в основополагающие святыни: туринская плащаница после радиоуглеродного анализа оказалась на тысячу лет моложе и никак не могла быть снята с тела казненного Христа, то же самое случилось со многими святыми мощами наиболее почитаемых мучеников. Хорошо, что не сумели найти или подменить священную чашу Грааля, избавив себя от очередной напасти – трудно было бы выкрутиться из матовой (шахматный термин) ситуации, хотя церкви такие фокусы были не впервой. Тем не менее мрачные годы жестокого, темного и безжалостного Средневековья, когда нормой являлось выбрасывание содержимого ночных горшков из окон на улицу, невзирая на лавирующих между грязными лужами прохожих, существовали во всей своей наготе. Многим случайно оказавшимся под такой бомбардировкой, оставалось лишь увертываться или злобно ругаться, получив порцию нечистот прямо на голову. Таковы были нравы того времени, и никого они не удивляли. Эти времена, которыми, казалось бы, нечего гордиться и стоило бы забыть, как кошмарные сны, являются самым ярким периодом в истории христианской церкви, временем ее наивысшего расцвета и бесконтрольного, ничем не ограниченного владения бесправным населением всей Западной Европы и обладания несметными богатствами. Немудрено, что в условиях крайней антисанитарии и отсутствия элементарной гигиены эпидемии следовали одна за другой.

Население многих стран, загнанное в смертельно опасные запреты папского клира на целые столетия, забыло достижения древнего мира: творения искусства, демократию и многие свершения эллинов и римлян, ставшие самой страшной ересью, которая немедленно каралась изуверскими наказаниями и казнями. Как следствие, замороженные столетия не выдвинули громких имен в науке, искусстве, литературе, как и мало-мальски серьезных открытий и изобретений на пути человеческого прогресса, вплоть до эпохи Возрождения, или Ренессанса, когда пришла пора вновь вспоминать и открывать многое давно забытое старое из античного прошлого. Эволюция дала задний ход, похоронив прежние достижения человечества за долгие годы, но однажды открытое уже невозможно скрыть никакими рестрикциями, запретами, угрозами или самыми жестокими мерами. Если кто-то впервые докопался до ранее неизведанного, то за последователями дело не станет, пусть пройдут и сотни лет самых немыслимых запретов. За первооткрывателем непременно придут последователи, и это как раз тот случай, когда количество обязательно превратится в качество, согласно утверждению древнегреческого философа Платона. И хотя прошло уже почти два с половиной тысячелетия, его фраза стала аксиомой и никем не подвергается сомнению.

Давно забытые в течение многих поколений Олимпийские игры возобновились спустя две с половиной тысячи лет в своем прародительском доме – древнегреческих Афинах, хотя проводились в течение многих столетий и насчитывали двести девяносто три олимпийских четырехлетия. Даже сама идея их возобновления не так уж давно казалась невозможной, да и мало кто знал об их существовании в глубокой древности. Они вместе с оливковыми венками древних победителей олицетворяли изначальное стремление человечества к всеобщему миру, ибо во время их проведения прекращались все войны. Иными словами, древние Олимпийские игры просуществовали более тысячи лет, и лишь в триста девяносто четвертом году уже нашей эры их запретил римский император Феодосий Первый, ссылаясь на то, что они являются языческим обрядом и ему, ревностному поборнику усиливающегося христианства, наказано единым всемогущим Богом прекратить дьявольскую бесовщину. На этом и закончился эллинский период Олимпиад, во время проведения которых прекращались войны и междоусобицы. Спустя полторы тысячи лет французский барон Пьер де Кубертен стал их новым основателем, вернее, продолжателем, и в 1896 году состоялись первые игры, положив начало их современному исчислению, нисколько не умаляя первенство древних игр, являющихся прародителями современных.

Эволюцию и развитие прогресса можно затормозить, но остановить невозможно. Наряду с этим эволюция не допускает перепрыгивание через общественно-политические формации, и многие эксперименты на эту тему закончились совершенно с противоположным результатом, с множеством безвинных жертв, не допустив ни единого исключения. Таким образом, законы природы и ее развития строго регламентированы, и никакие отклонения или колебания «вместе с линией партии» не допускаются, природа их просто не потерпит, и тупиковый финал обеспечен. Дарвиновское «Происхождение видов» в действии.

И лишь в восемнадцатом веке была выяснена вирусная причина эпидемий, уносящих миллионы человеческих жизней, хотя чисто интуитивно люди не только догадывались об этом, но, наблюдая за развитием очередного мора, давно выработали меры, ослабляющие и прекращающие его губительные последствия. Основной целью являлось уменьшение, а лучше всего – уничтожение и полное избавление от смертельно опасного невидимого врага. И прежде всего в основе борьбы лежали отсутствие контактов с уже зараженными и дезинфекция мест их скопления, для чего использовали негашеную известь, засыпая ею массовые захоронения и жилища многочисленных жертв, которые подвергали всепожирающему огню.

Собственно вирус был открыт совсем недавно, в конце девятнадцатого века, с появлением более совершенных микроскопов, способных различать мельчайшие частицы и исследовать живые клетки организма. Люди, опутанные крепкими сетями предрассудков, умирая, продолжали с завидной одержимостью верить глашатаям и герольдам церкви, грозящим всеми муками ада за использование разработанных противоядий. Памятен факт, который иначе как подвигом назвать невозможно. Российская императрица Екатерина Вторая (Великая) в 1768 году публично сделала себе и сыну, будущему императору Павлу Первому, прививку от «черной оспы», что и явилось началом массовой вакцинации населения страны. Иными способами убедить своих подданных было невозможно. Своим поступком императрица спасла жизнь миллионам жителей страны и положила конец массовым предрассудкам безграмотного населения, хотя православные церковники, не сильно отличаясь от своих католических собратьев, всячески противодействовали начавшейся кампании, вполне логично полагая и интуитивно ощущая мину замедленного действия, подложенную под их неограниченную власть над православными страны, которых считали своей вечной и послушной паствой, позволяющей привычно и беззастенчиво ее обирать. Они-то и являлись главным препятствием на пути противодействия инфекционным заболеваниям, прекрасно сознавая опасность предлагаемых мер по обузданию невидимых убийц. Лишение права манипулировать моровыми язвами равносильно потере влияния на миллионы соотечественников, сродни постепенному самоубийству. С народом тоже было не так уж и просто: «До Бога высоко, а до царя далеко!» Церковный приход совсем близко – вот и попробуй ему не угодить!

В России все-таки ситуация была значительно лучше, и по своим масштабам ей ой как далеко до ватиканской вседозволенности, ибо церковную власть ограничивала самодержавная светская. В Европе же все было наоборот, и римско-католический клир в лице папы присвоил себе верховную власть и фактически считал королей европейских стран своими подданными вассалами, хотя время от времени те и пробовали протестовать, но в итоге все возвращалось на круги своя, да еще с поверженным противником.