Постой, паровоз!

Постой, паровоз!
Владимир Григорьевич Колычев

Зиновий Нетребин, на свою беду, влюбился в красивую, но уж больно коварную женщину Наталью.

По приказу вора в законе Черняка подставила его любимая – сама застрелила мента, а оружие подбросила Зиновию. Конечно, он понял, что произошло, но не выдал Наталью, не смог перебороть свое чувство к ней. Его обвинили в убийстве и приговорили к длинному сроку. Так бы и сгинул он на зоне, если бы не случай. Нетребину удалось бежать, он оказался на воле.

Теперь только одно мешает ему жить – жажда мести своему извечному врагу...

Владимир Колычев

Постой, паровоз!

Часть первая

1982—1983 гг.

Глава 1

1

Солнце клонилось к закату, окрашивая небо в багровые тона, стройные ряды подсолнухов держали строгое на него равнение. Скоро солнце скроется за горизонтом, но никуда не деться теплу прогретой за день земли. И вода в озере останется теплой. Хорошо там, за окном: чудная погода, чудный пейзаж – озеро в окружении подсолнуховых полей, темная полоска леса вдали...

Но столь живописная картина наблюдалась только за окном, которое выходило на запад. В маленькой угловой комнате было и другое, западное окно. Отсюда открывался совсем другой вид. Железнодорожные пути, подвесные электрические линии, склады и платформы товарной станции. Тоже пейзаж, но вовсе не чудный. Хотя и здесь хватало своих ярких красок. Но сейчас со специальной платформы шла погрузка заключенных в «нулевые» вагоны, и серая палитра напрочь подавляла все светлые тона...

Зэков было много – человек сто, не меньше. Все налысо обритые, все сидели на корточках в окружении конвоя. И без того напряженную и унылую атмосферу усиливал лай сторожевых овчарок. Не хотел бы Зиновий попасть в гущу этих людей, которых и людьми-то можно было назвать с большой натяжкой. Убийцы, насильники, воры. Одним словом, отбросы общества...

Да и не мог Зиновий среди них находиться. Он – законопослушный член советского общества. Закончил школу, профтехучилище, отслужил в армии. Хотя, если разобраться, грешки за ним есть. Его могли привлечь за тунеядство: полгода прошло с тех пор, как он вернулся из армии, но на работу так и не устроился. Плюс – увлечение радиотехникой, а точнее, баловство в радиоэфире, за которое при определенных обстоятельствах можно было схлопотать срок до полутора лет лишения свободы. Но, во-первых, вопрос с работой уже почти решен, а во-вторых, он хоть и не новичок в радиоэфире, но еще ни разу не попадался, а это значит, что пока ему грозит лишь конфискация аппаратуры и пятьдесят рублей штрафа. Короче говоря, его грешки – сущий пустяк по сравнению с тем, чем отягощены души уголовников. Им воздалось по их грязным заслугам – что посеяли, то и пожали...

Зиновий наблюдал за этапом из окна. Ему совсем не было жаль этих людей. Но все же шевельнулась авантюрная жилка в его душе. Та жилка, которая заставляла его включать самодельную радиостанцию и по часу, а то и по два в день крутить в эфире музыку непонятно для кого. И сейчас он сделает то же самое – не через радиоэфир, а напрямую. Есть магнитофон, есть усилитель, есть колонки. И концерт памяти Аркаши Северного есть. Александр Розенбаум и братья Жемчужные. Для зэков это будет как бальзам на душу.

Сначала был «Извозчик».

Извозчик, отвези меня, родной
Я, как ветерок, сегодня вольный...

Усилитель и динамики достаточно мощные, да и расстояние до платформы не самое большое – метров пятьдесят от окна (ну, может, чуть больше). Слышат уголовники музыку. Зиновий стоял у окна с видом виновника торжества и видел, как реагируют на него зэки. Кто-то рукой помашет, кто-то злобно сплюнет в его сторону. Большинство же слушало песню внешне безучастно.

И конвоиры слушали, и их начальники. Все они люди, всем скучно стоять на жаре в ожидании вагонов. А в музыке ничего особо крамольного нет.

Очередь дошла и до «Снегирей».

А в небе синем алели снегири,
И на решетках иней серебрился...
Сегодня не увидеть мне зари,
Сегодня я в последний раз побрился...

В этой песне уместилась короткая история парня, приговоренного к расстрелу. Из-за какой-то Натахи пострадал. Она опера убила, а он, глупый, взял всю вину на себя.

Ах, мама, мама, ты мой адвокат,
Любовь не бросить мордой в снег апрельский,
Сегодня выведут на темный двор солдат,
И старшина скомандует им: «Целься!»...

Трогательная песня, душещипательная. Зэки слушали ее с таким видом, как будто их самих везли на «темный двор» для встречи с расстрельной командой.

Концерт по собственной заявке самозваного диск-жокея не оборвался даже с появлением вагонов. Шум подаваемого состава, крики-команды конвоиров, лай собак. В такой суматохе не до музыки. Но бобины продолжали крутиться.

Зэков затолкали в один-единственный вагон. А колонки все еще надрывались:

Фраер, толстый фраер,
На рояле нам играет...

Но вот вернулась с работы Люда, и музыку пришлось свернуть.

– Рехнулся, что ли? – смахивая со лба жирные капли пота, выдала она. – На всю ивановскую слышно!

Зиновий робко развел руками и так же робко улыбнулся.

– Э-эх, шарманщик ты мой! – смилостивилась она.

И в знак своего особого расположения потрепала его по загривку. Кроме того, именно это особое расположение уже два месяца было закреплено штампом в общегражданском паспорте, где гражданка Яхнова Людмила Михайловна в графе «Семейное положение» значилась в качестве законной супруги.

Люда была почти на десять лет старше Зиновия.

Красивые светло-карие глаза. Пожалуй, на этом перечень ее внешних достоинств исчерпывался. Пухлое лицо, рыхлые рубенсовские формы. Она добела обесцвечивала волосы гидроперитом, из-за чего вечно розовые щеки казались неприятно красными. Трубный прокуренный голос, манеры грубой неотесанной бабы...

Но Зиновий считал, что и сам, как говорится, не вышел рылом. Среднего роста, худощавый. Из-за длинной тощей шеи обычных размеров голова казалось ему непомерно огромной и не очень уверенно держалась на плечах. Может, потому он и не привык ходить, гордо выпрямившись. Может, потому и носил длинные патлы, чтобы скрыть дефект своей шеи...

В армии он пытался качать мышцы рук и наращивать объем шеи. Но то ли дохляк он по жизни, то ли не слишком утруждал себя, но воз и ныне там. Может, и окреп он чуть-чуть за два года службы, но внешне это никак не проявлялось. Каким был неказистым, таким и остался. Шею не накачал, зато шевелюру стал отращивать за три-четыре месяца до дембеля. Из-за того конфликт с начальством случился – должен был в ноябре домой вернуться, а отпустили только в декабре, во второй половине. Зато последние месяцы не стригся. Волосы уже длинные, плеч касаются...

– Не надоело без дела маяться? – снимая блузку, спросила Люда.

Зиновий старался на нее не смотреть. Вспомнился вдруг анекдот. Жена вернулась из-за границы, рассказывает мужу, что такое стриптиз. Отвратительное, говорит, зрелище. Сначала рассказ, а потом показ. Разделась жена под музыку, посмотрел на нее муж и согласился. Да, зрелище действительно отвратительное. То же самое и Зиновий мог бы сказать сейчас в отношении своей жены...

Но не так все плохо. В постели его Люда еще та штучка – все знает, все умеет и всегда хочет. И ему хорошо с ней – если при выключенном свете. Особенно хорошо, когда она после душа в постель ложится. А то вспотеет за день, запах нехороший появляется...

Зиновий загрустил. Но тут же сам себя взбодрил. Вспомнил зэков за окном. У них сейчас вообще женщин нет. О домашнем уюте и говорить нечего. Трясутся сейчас в тесном душном вагоне. А у него все в порядке. У Люды квартира – не самая большая, не в самом лучшем районе, зато своя. Что хочешь здесь, то и делай. И работать не надо. Жена и деньги в дом приносит, и еду. С утра завтрак приготовит, вечером ужин. Ну, может и матом трехэтажным послать, но так это же несмертельно...

– Ну, не знаю, – пожал плечами Зиновий.

На безделье он не жаловался. Потому как совсем не бездельничал. Сейчас он работал над новой приставкой к радиовещательному приемнику, над антенной надо только поколдовать – усилить мощность, не увеличивая размеров...

– За тунеядство, знаешь, сколько дают? – спросила Люда. – А у меня уже спрашивают, чем муж занимается.

– Пусть спрашивают.

– Как уж бы! Ты бы знал, сколько желающих меня подвинуть...

Она работала администратором в лучшей гостинице города. В лучшей – значит, в самой престижной. Значит, проблемы с размещением. А должность, которую занимала Люда, позволяла ей их решать. Не безвозмездно, разумеется. И принципа «ты мне, я тебе» она не чуралась, поэтому была не обделена дефицитными товарами.