Бугор

– А я думал, ты мне приснился.

– Если я Кузьмича еще раз здесь увижу, я ему башку откручу, – предупредил Демьян. – Так ему и передай.

Отец в недоумении глянул на сына, а Демьян и сам себе удивился. Ведь совсем не это он собирался сказать. По-доброму с отцом поговорить хотел, а тут вдруг нахлынуло.

– Сынок, что с тобой?

– В огороде одна картошка да капуста, и того чуть-чуть. А остальное – бузина. И как это называется?

– Нам с матерью хватает… И еще подработка на стороне есть.

– Какая подработка?

– Да так, то, се… А ты что, сынок, учить меня вздумал? – нахохлился отец.

– Пока пить не бросишь, буду, – отсек Демьян.

– Вот, значит, какой ты стал… Ну да, герой войны, старшина…

– И еще бугром в зоне был.

– Но я же тебе не зэк, сына. И не солдат.

– Мать пожалей, она же на ладан дышит…

– Дожились, сын отца воспитывает.

– Давай в дом, там уже все готово.

Демьян и рад был бы попросить отца не злоупотреблять, но ведь это же бесполезно. Да и всерьез поругаться можно. Сейчас Савелий Демьянович скорее умиляется, чем злится, но если ему отказать в рюмке, то может подняться буря. В стакане.

Стол действительно уже накрыт. Пироги с картофелем, с творогом, с соленой рыбой и черничным вареньем, и еще картошка вареная с квашеной капустой. Вот и все разносолы. Но для родителей и это за счастье. А ведь когда-то колбасы домашние для дорогих гостей в печи жарились, окорока нарезались, а рыбы сколько было… Ничего, все это еще будет. Демьян вернулся домой, и он твердо намерен вернуть сюда достаток.

Мама уже за столом, она листала альбом с фотографиями, а Лариса рассматривала орден Красной Звезды и медаль «За отвагу». Две награды за четыре года войны, и за все кровью заплачено – как своей, так и чужой. А мама как раз и показывала Ларисе фотографии из далекого Афгана. Демьян невольно зарделся: приятно казаться в глазах любимой девушки не уголовником, а ветераном войны.

Мебель в горнице отнюдь не старинная, сервант из семидесятых годов, диван и кресло – из восьмидесятых, но стол здесь самодельный, на манер тех, что ставились в избах до революции. И скамья такая же широкая, длинная и массивная. Отец во главе стола, старший сын справа, младший – слева. Так и располагалась семья десять лет назад, пока Демьяна не забрили. Он вернулся, но нет Ивана и Ольги, и когда будут, неизвестно. Да и отец какой-то поникший, нет в нем больше той грозной силы, которая заставляла сжиматься сыновьи сердца. И скажи ему сейчас Демьян, что надо бы подвинуться, он послушается и уступит свое место ему. Но не станет он этого делать.

Для мужчин мама выставила самогон, для женщин – клюквенную настойку. Лариса вчера в поезде порядком выпила, как она сказала, для того, чтобы дорога не казалась долгой. На самом же деле она пристрастилась к спиртному, чтобы хоть как-то скрасить свою рабскую долю. Но сейчас она сделала из своей рюмки маленький глоток. Демьян выпил за их приезд до дна, а она лишь пригубила. Под пироги самодельная водочка шла легко. Демьян мечтал о таком столе, но тогда, в зоне, он даже не думал, что за ним в этот знаменательный день будет сидеть и любимая женщина… Да, он уже не сомневался в том, что любит Ларису. И душа пела от мысли, что эта красавица стала его женой. А сейчас он еще вместе с ней отправится в баньку.

Но мама вдруг заупрямилась.

– Куда? – спросила она, когда он и Лариса поднялись из-за стола. – Вы еще не расписаны!

Оказывается, она уже знала про этот нюанс. Интересно, что ей еще наплела Лариса.

– Паспорт будет, распишемся. А пока мы гражданские муж и жена. Да, Лариса?

– Ну, я не знаю, – пожала она плечами. – Как скажет мама, так и будет.

Варвара Сергеевна аж прослезилась от таких слов. Сентиментальной она стала на старости лет.

– Да как знаете! – махнула она рукой.

– Да я-то знаю. А Лариса без меня заблудится. И еще ошпарится.

– Я ошпариться не хочу, – сказала девушка.

И с овечьим смирением пошла вслед за Демьяном. Чистое белье у нее было: Демьян еще в Рязани купил для нее все, что нужно для жизни, – платье, халат, джинсы, футболки, купальник, белье, кое-что из косметики. Это влетело в копеечку, потому и переживал он, что в огороде пусто. Так можно было бы картошку продать, чтобы хоть какие-то деньги на зиму выручить. Ничего, он обязательно что-нибудь придумает, чтобы на жизнь хватало.

Предбанник большой, там и столик стоит, и скамейки не захламлены. Только трапезную здесь Демьян устраивать не собирался, во всяком случае сейчас. Лариса же была другого мнения. Он достала из своего пакета бутылку с настойкой, протянула ему:

– Будешь?

– Да нет, я сладкое не люблю.

– А я люблю!

Вот тебе и овечка. Из одной бутылки рюмочку только и осилила, а другую с собой прихватила. Да еще к горлышку приложилась, да так плотно, что у Демьяна брови до предела поднялись. Он забрал у девушки бутылку, но было уже поздно: на дне плескались жалкие остатки.

– М-да! – только и смог он сказать.

– Извини, но душа попросила… Привычка, знаешь ли.

Она икнула и снова полезла в пакет, на этот раз извлекла оттуда пачку дамских сигарет.

– Дурная привычка.

– Кто бы спорил, дорогой! – Лариса смотрела на Демьяна хмелеющим взглядом.

– Если ты попала в деревню, это не значит, что надо спиваться…

– Не собираюсь я спиваться.

– Надо завязывать.

– Думаешь, я не смогу? Запросто!..

– Так в чем же дело?

– Говорю же, дурная привычка. Ты хоть и неслучайный мужик, но я так просто с тобой не смогу. Я же девочка, ты сам должен это понимать…

Она и сама знала, что ее слова могут показаться несусветной глупостью, но при этом смотрела на Демьяна со всей серьезностью. Ну да, она действительно девочка. Для него. И он тоже должен отнестись к этому заявлению очень серьезно. Тогда они смогут начать новую жизнь без оглядки на старую…

– Ты моя девочка, – сказал Демьян со всей нежностью, на которую был способен.

– Ну, пока еще не твоя. Но мечты сбываются, – жеманно улыбнулась Лариса.

И ловко сняла с себя спортивные штаны. На ней осталась одна только футболка, но Демьян не стал ждать, когда она сама избавится от нее. Как-то это слишком просто все. Сейчас Лариса разденется перед ним, они вместе закроются в парилке, где она чувствует себя вполне комфортно. Сначала в ход пойдет веничек, затем… Банально это и примитивно.