Неподкупные

Несмеянов уже готов был дать расписку о сотрудничестве, но только он поднес перо к бумаге, как рука отдернулась.

– Не могу.

После этого Богдан уговаривал его битый час, и в конце концов драгоценная бумага легла в пустую пока еще папку для хранения агентурных материалов.

А время уже половина первого. Дежурство давно закончилось. Но ведь и Ревякин еще на месте, хотя ему тоже можно идти отдыхать.

Илья тоже выглядел усталым. Снаружи. Но изнутри он по-прежнему лучился энергией. И авторучка стремительно вычерчивала кривые буквы в журнале учета.

– Ну как там с Несмеяновым?

– Нормально. Подписку взял… Отпускать его надо.

– Послезавтра отпустим.

– Я думал, сегодня.

– Нельзя сегодня. Надо трое суток выдержать, чтобы отпустить потом за недоказанностью. Не так подозрительно будет… Ладно, я сам с ним на этот счет поговорю. Сейчас допишу и к нему спущусь. А потом домой… И тебе домой надо, здоровый сон – залог продуктивной работы. М-да, еще бы начальству это объяснить… В общем, давай домой. А по пути заскочишь на Красноармейскую улицу, джинсы и рубашку потерпевшей вернешь, а то совсем забыли…

– Верну.

– В подробности не вдавайся, про этого… как его…

– Ковалькова.

– Вот, вот, про Ковалькова не говори. Не важно, как нашли, главное – результат… Ладно, давай!

Ревякин вытащил из-за шкафа пакет с одеждой, отдал Богдану, пожал ему на прощание руку и снова утонул в своих бумагах.

После мрачноватых кабинетов отдела, полутемных душных коридоров дневной свет слегка ослепил Богдана. Он сощурился, жалея о том, что у него нет солнцезащитных очков. Кстати говоря, об этом неплохо было бы позаботиться.

Жарко на улице, но изнуряющего зноя нет, ветерок, идти в такую погоду легко и приятно. Шаг у Богдана быстрый, пружинистый, а мышцы только радуются легкой нагрузке. Он и не заметил, как оказался на Красноармейской улице.

Возле подъезда стояла черная «Волга», вдоль которой взад-вперед неторопливо прохаживался крепкого сложения мужчина в темно-сером костюме. Если верить Ковалькову, Рычаг ездил на такой машине, но вряд ли человек, которого видел сейчас Богдан, был вором в законе. Для этого ему не хватало как минимум величественности, уверенности в себе. Богдан принял его за водителя «Волги». И, как оказалось, не ошибся.

Рычага он увидел на пороге квартиры номер два. Елена Владимировна разговаривала с ним через приоткрытую дверь.

Как выглядит Рычаг, Богдан узнал еще вчера. Интересно стало, поэтому он полез в картотеку. Но на вчерашней фотографии Рычаг выглядел как типичный уголовник. Бритая голова, агрессивный взгляд, устрашающее выражение лица. Сейчас же он смотрелся как обычный человек и с Еленой Владимировной разговаривал спокойно, без нажима. И на Богдана глянул без раздражения, хотя его появление, возможно, мешало разговору.

Это был высокий статный мужчина лет тридцати пяти. Грубые черты лица размыты временем, проведенным в неволе, шрам на лбу, рубец на подбородке, кожа рыхлая, темная от жизненных невзгод. Он мог показаться закоренелым уголовником, если бы не манера держать себя. Высоко вскинутая голова, сановная осанка, широко расправленные плечи. Может, потому в его довольно-таки грубой сущности проглядывалась аристократическая жилка. Модельная стрижка, темный двубортный костюм – и этот внешний антураж намекал на скрытую в этом человеке изысканность.

– А-а, товарищ милиционер! – увидев Богдана, расплылась в улыбке Елена Владимировна.

Похоже, располагающая внешность вора не смогла ввести ее в заблуждение. Потому и разговаривала она с ним, не снимая цепочки с двери. И Богдану обрадовалась, потому что с ним спокойней.

– Лейтенант Городовой, – представился Богдан. И строго посмотрел на вора: – В чем проблема, гражданин?

– Никаких проблем, лейтенант, – густым рокочущим голосом отозвался Рычаг.

Теперь он знал, кто перед ним, поэтому глаза его стали холодными. И взгляд налился свинцом, который застывал по мере охлаждения. А холода все больше, потому металл затяжелел и затвердел почти мгновенно.

– Все хорошо, товарищ лейтенант, – кивнула Елена Владимировна. И взглядом показала наверх. – Вот про соседку нашу спрашивают. Пропала куда-то. Вы к ней ходили, может, что-то знаете?

– Ты к ней ходил? – пыхнул злой стужей Рычаг. – Когда ты к ней ходил, лейтенант? Зачем?

Не должна была Елена Владимировна говорить об этом, но неуловимый воробей уже вылетел.

Взгляд у Рычага суровый, плотный, с высокой силой давления, и Богдану пришлось внутренне поднажаться, чтобы выдержать его. Может, он и начинающий опер, но за плечами у него нелегкая жизнь, много чего повидал на своем веку.

Отец был потомственным милиционером, служил в уголовном розыске, но погиб, кода Богдану было шесть лет. Мать с горя спилась, жить стало не на что, и в конце концов улица стала для него домом родным. В таких условиях он просто не мог не связаться с плохой компанией. В десять лет Богдан мог отборно материться, сплевывая через каждое слово, в одиннадцать впервые влез в чужую квартиру через форточку, в двенадцать его взяли за кражу, но до интерната для трудных подростков тогда дело не дошло. В тринадцать лет его снова задержали. На этот раз шансов увернуться от наказания, казалось, не было, но неожиданно в поле зрения появился майор Кольцов, начальник уголовного розыска из соседнего района. Он взял Богдана на воспитание, потому что хорошо знал его отца. Взял и воспитал, хотя далось ему это ох как нелегко. Богдан по гроб жизни ему обязан, потому что дядя Гриша сделал из него человека…

Он хлебнул лиха в детстве, и юность у него не была легкой, потому что дядя Гриша спуску ему не давал, армия добавила твердости в характер, четыре года в школе милиции тоже не фунт изюму. А сейчас он еще и уполномоченный уголовного розыска, представитель власти, и это весомый камень в фундамент его крепости. В общем, не так уж он и прост, чтобы дрейфить перед законным вором.

– Спокойно, гражданин, – с невозмутимостью матерого опера сказал Богдан. – Давайте разбираться.

Голос у него такой же густой, как у Рычага, зычный, с легкой хрипотцой. Ему не нужно было напрягаться, чтобы выдать безнадрывно-громкий звук.

Внешность у него не атлетическая, но рост выше среднего, плечи совсем не узкие. И держался он с не меньшим достоинством, чем Рычаг. И, что самое главное, он самому себе не казался карликом по сравнению с этим рослым человеком.

– Что случилось? И о ком разговор? – спросил Богдан.

– О моей женщине разговор. Ты ее знаешь, лейтенант? – Вор сверлил его подозрительным взглядом.

– Как ее зовут?

– Нина. Нина Леднева. Из пятой квартиры.

– Знаю такую. Вчера мы опрашивали свидетелей, были у нее.

– Да, кто-то вещи моего мужа похитил, – все так же некстати встряла в разговор Елена Владимировна. – Товарищ лейтенант их искал…

– Какие вещи?

Рычаг спросил у Богдана, а ответила ему женщина:

– Брюки, рубашка. С балкона украли…

– Кто?

– Да нет, не украли. Ветром сдуло. Мы всю ночь искали, вот нашли. Под кустом валялись, у гаражей, – Богдан протянул пакет Елене Владимировне. – Вот, пожалуйста, ваша пропажа. Заявление подавать необязательно.

Женщина забрала пакет и, коротко поблагодарив Богдана, закрыла дверь. Впрочем, от этого легче не стало: она и без того уже наговорила с три короба.

– Ветром, говоришь, сдуло? – ухмыльнулся Рычаг. – Молодой ты, лейтенант, а наглый… Какой ветер? Не было вчера никакого ветра… Кто к ней на балкон забрался? Почему ты к Нине пошел? От нее кто-то спрыгнул?

Увы, но врать бесполезно. Взгляд у вора проницательный, и он уловит любое мало-мальски хитрое движение мысли. Поэтому Богдан просто промолчал.

– Кто спрыгнул, спрашиваю?