Здравствуй, Мурка, и прощай!

– Ты можешь сказать им то же самое. Я не обижусь.

– Чтобы это сказать, я должен в этом убедиться.

– А я тебе расскажу, как это может быть. Ты нежно берешь меня за грудь. – Марина взяла Павлика за руку, приложила ее к своей груди.

Голос у нее томный, волнующий.

– Я млею, я вся горю! Ты медленно снимаешь с меня кофточку. Лифчика нет. Трусиков тоже... – Она отшвырнула от себя мужскую руку. Но усилила страстную энергию голоса. – Я лежу перед тобой голая. Каждая клеточка моего тела трепещет в ожидании чуда... Павлик, ты такой мужчина!.. Ты такой сильный... Я не могу... Я больше не могу!.. Все!.. Знал бы ты, как мне было хорошо... Я бы осталась у тебя до утра. Но мне уже пора. Я одеваюсь. И ухожу...

– Но ты же даже не раздевалась! – Павлик задыхался под тяжестью нахлынувших чувств.

– Да? Может быть... Но то, что я ухожу, в этом ты не сомневайся! Извини, мне пора! До новых встреч!

Павлик нагнал ее в коридоре. Схватил за плечи, прижал к стене. Глаза горят, морда красная, на губах пена...

– Ты что, издеваешься? Я тебя кормил, я тебя поил! И что, все зря?

– Хочешь, я тебя поцелую? – мило улыбнулась она.

– Хочу! Становись на колени, сука, и целуй!

– Павлик, ты шутишь! Я же не француженка, чтобы так извращаться. Я русская баба. В горящую избу войти? Пожалуйста! Я уже здесь. Коня на скаку остановить? Без проблем. Но предупреждаю, коню будет больно.

– Какому коню-ю-ю? У-йе-е!

Павлик схватился руками за отбитые коки и медленно опустился на колени.

– А у меня целовать совсем не обязательно! – хихикнула Марина.

Она ловко расправилась с дверными замками. И была такова.

Ну не виновата она, что у нее не все ладно по женской части. Флирт она обожает. Нравится, когда интересные мужчины целуют ее и обнимают. Под настроение она и раздеться может. Тело-то у нее роскошное, а красоту скрывать преступно. Перед одним счастливчиком даже ноги раздвинула. Девственность ему свою отдала. Но ложилась под него без особого желания. И удовольствия никакого не получила – ни в первый раз, ни в следующий. Ну не чешется у нее, хоть плачь! Медицина эту болезнь называет фригидностью. Говорят, что беде может помочь только любовь. Но нет любви. Есть только безумная карусель, которая на свой страх и риск крутит Марина. Она и сама безумная. Но ничего не может с собой поделать.

Такси с шашечками она остановила одним движением руки. Мужик за рулем доставлял по адресу пассажира. И не должен был останавливаться. Но как устоять перед эффектной красоткой в модном облегающем платье?

– Куда едем? – игриво посмотрел на нее таксист.

Похоже, он принял ее за проститутку. Но Марина так посмотрела на него, что похабные мысли тут же вылетели из его головы. Она знала, когда и для кого казаться мягкой пушистой кошечкой, а для кого хищной опасной пантерой.

– В Лукарск.

– Это не по пути, – буркнул водитель.

– А если по двойному счетчику?

– Тогда поехали.

Сначала он отвез пассажира, а затем доставил ее в Лукарск. По двойной цене. Марина расплатилась с ним сполна.

Денег у нее хватало. Но состоятельные ухажеры здесь ни при чем. Нет-нет да выходила она на свободную охоту за чужими кошельками. Это же плохо, когда в собственном кармане бегают одни только тараканы. Золотой телец там должен жить. Но воровским промыслом она не злоупотребляла. Боялась попасть в поле зрения милиции. Да и не так уж весело это, кошельки таскать. Да и с мужиками волынку крутить тоже надоело. Душа требовала большого дела. Какого именно – Марина еще не знала.

Лето. День долгий. Полночь через час, а на улице еще светло.

– Марина! – услышала она мужской голос.

Оглянулась, увидела Капрона. Сколько лет, сколько зим... Изменился он. Не то чтобы возмужал. Но заматерел. Прикид у него не фонтан, да и помятый, как будто на нем кто-то выспался. Походка твердая, уверенная, взгляд не злой, но жесткий и властный.

– Тебе чего? – неприязненно спросила Марина.

Она привыкла, что мужчины, по рукам которых она ходила, рассказывают про нее небылицы. И даже не обижалась. Но Капрон другое дело. Она к нему, можно сказать, серьезно относилась. Хотя он этого и не заслуживал. И она даже боль испытала, когда с его подачи какая-то Снегурка плюнула ей в лицо. Такое не забывается.

– Да вот, посмотреть на тебя хотел.

– Посмотрел? А теперь гуляй вальсом.

– Марин, ты это, извини меня, – повинился Капрон. – Глупо все вышло.

– Что глупо вышло? То, что вы втроем со мной были, по очереди? Так ты не извиняйся. Ты здесь ни при чем. Со мной только Кнут был и Анисим. А ты в пролете!

– Язва ты. Не было ничего.

– Знаешь, есть просто уважаемые товарищи, а есть глубокоуважаемые. У одних маленькие, а у других большие – глубоко достают. Так вот, у вас большие. Языки... Метете метлами, как бакланы дешевые.

– Я не баклан, Марина. Я жулик.

– Сейчас захлопаю в ладоши!

– Марин, я на зоне был.

– Ой, уже уписалась. От восторга.

– Вместе с твоим батей.

– С моим батей, ха! С моим батей?! Ты что, на понт меня берешь?

– Да нет, реально с твоим батей встречался. Он мне про тебя рассказывал.

– Тебе, про меня?! А кто ты такой, чтобы он тебе про меня рассказывал?

– Да вышло так. Спросил, откуда я. В общем, завертелось. Марин, твой батя был настоящим вором...

– Почему был?

– Ну, в нашей памяти он и сейчас вором остается.

– В вашей памяти?! Ша! Ты чо несешь? В какой памяти? Он что, умер?

– А разве нет? Э-э, так ты что, не в курсах? – сошел с лица Капрон.