Тюрьма, зачем сгубила ты меня?

Крепкими от природы и желтыми от табака зубами он вгрызся в сочную, аппетитно хрустящую мякоть. Казалось, именно для того он и подошел к Георгию, чтобы выцыганить у него этот плод. Но так только казалось...

– Если б твоя жена телевизор еще передала, – как бы невзначай сказал он.

– Телевизор? А разве можно?

– Розетки есть, значит, можно... Можно, можно, – широко улыбнулся Федор. – Раньше в камерах розеток не было. И лампочки в стену вмуровывали, чтобы провод к ней нельзя было бросить... А сейчас и розетки есть, и телевизор можно. Если есть. А у нас, как видишь, нет...

– Так ты бы мне сразу сказал, я бы организовал, – взбудоражился Карцев. – А то вторую неделю здесь, а ничего не знаю...

– А не зажмет она ящик, нет?

– Да ну ты что! Дерьмо – вопрос!..

Для него было новостью, что в камере можно было держать телевизор. Если можно, то надо лишь решить вопрос с доставкой. А сам телевизор в любом магазине можно тысяч за пять-шесть купить, не проблема.

– Ну тогда заметано, – поощрительно улыбнулся смотрящий. – А то скучно без ящика...

– Скучно, – задумавшись, сумрачно сказал Карцев. – Без ящика. А если ящик будет, то...

– Что – то?

– Как бы в него не сыграть.

– Это ты о чем? – нахмурился Федор.

– Да так, каламбур. Игра слов.

– Хреновая какая-то игра... В натуре, как будто камень в мой огород бросил. Камера у нас правильная, беспредела нет вообще, все люди братья, типа того. Как у нас в ящик здесь сыграть можно?

– Извини. Это я сдуру...

– Да ладно, это ты меня извини. Тебе срок за мокрое шьют, а я к тебе тут со всякими разговорами... Да ты не бойся, сейчас за мокрое высшую меру не дают... Но могут пожизненное. Это еще хуже...

– Спасибо, утешил.

– В натуре... – добродушно улыбнулся Федор. – Ты это, извиняй. И в голову не бери. По твоей части пожизненное не дадут. Десять лет самое большее. А если сильное душевное волнение проканает, то и меньше... Короче, надо закрывать тему. А то, я смотрю, ты совсем с лица съехал... Давай в картишки перекинемся, – неожиданно, но как будто ненавязчиво предложил смотрящий.

– На просто так? – в шутливом тоне, чтобы прогнать тоску, спросил Карцев.

– Ага, счас!.. – весело ощерился Федор. – Если бы в «шеш-беш», тогда можно. А в картах я не мастак...

Георгий не раз убеждался в том, что в нардах смотрящему нет равных. В этом деле с ним мог потягаться только Иван Сидорович, но его еще три дня назад приговорили к сроку и перевели в камеру для осужденных. А карты Федор, видимо, не жаловал, если за все время, что Карцев провел в камере, ни разу не взялся за колоду.

– А есть карты?

– Обижаешь, брат! – возмутился смотрящий. – Я блатной, а блатной без карт – все равно, что паспорт без печати... Плохо, что в карты нельзя играть. Вертух если засветит, «куму» стукнуть может. А нам проблемы не нужны...

– Так давай не будем.

– Да знаешь, что-то захотелось. Грусть-тоску развеять... Здесь так и останемся, на твоей шконке. Вертух нас здесь не заметит... А сам ты же не стуканешь, нет?

– Я?! – ошалело протянул Карцев. – Стукану?! Ты за кого меня держишь?

Как это ни странно, но его возмущение было справедливым. Ведь он не собирался доносить «куму» о таком пустяке, как игра в карты. Глупо было бы размениваться на мелочи.

– Был бы ты стукачом, я бы к тебе не сел. А так ты правильный мужик, Гоша. Потому и замастырить с тобой хочу...

Смотрящий сходил к своей шконке, вернулся с колодой карт. Заводские, почти новенькие, еще пахнущие полиграфической краской.

– Не бойся, не крапленые, – подмигнув Карцеву, сказал Федор.

– Да я не боюсь.

– Ну и славно... Во что играть будем?

– Тебе видней.

– Тогда в двадцать одно. Ставки чисто символические. По смолячку на кон, и все дела... Курево у тебя есть?

– Ну а то!

У Карцева были не только сигареты, но и деньги. Арестантам не полагалось иметь наличность, но тюремное начальство закрывало на это глаза, если, конечно, в камере был полный порядок. Буза со стороны заключенных могла породить ответные репрессии с обысками и даже взбучками. Но у Федора все в порядке, поэтому надзиратели не зверствуют, не устраивают шмон в камере. Деньги Георгий получил позавчера, от адвоката, на встрече с ним... Впрочем, играть предлагалось всего лишь на сигареты. О более серьезных ставках речь пока не шла.

– У меня тоже все на мази.

Для убедительности Федор бросил на койку мятую пачку «LM». Обмен не самый объективный, поскольку Георгий мог предложить сигареты более высокого класса.

– Один к одному? – осторожно спросил он, выкладывая на кон пачку «Мальборо».

– Один к одному, – не моргнув глазом, подтвердил Федор.

– Как скажешь, – Карцев не стал настаивать на более справедливой, по его мнению, пропорции.

Первым банковать выпало ему. Две карты он сдал Федору, себе – одну, «лицом» вверх. Вторую карту себе брать не пришлось, потому что смотрящий перебрал с картой, прихватил туза к одиннадцати.

Игра шла с переменным успехом, но в целом больше везло Карцеву. Мало-помалу он выиграл у смотрящего всю пачку сигарет. Но на этом счастье закончилось. В камеру вломился корпусной и объявил прогулку.

Вывели на тюремный прогулочный дворик. Было холодно, но уже пахло весной. Небо хоть и в решеточку, но ясное, и солнце яркое. Георгий загрустил. Домой бы сейчас, жену в охапку – и на дачу. И плевать, что ее по пьяной лавочке в одну баню с мужиками занесло... И надо было ему к Лизе ходить, отношения с ней выяснять...

После прогулки он завалился на шконку. Спал до самого ужина.

За столом Федор вел себя как обычно – важный, рассудительный, в меру добродушный. О том, что есть желание отыграться, даже не намекал.

К Георгию он пришел ночью. Подсел к нему на шконку, легонько толкнул в плечо.

– Извини, что разбудил.

– Да ничего, нормально все.