Живая пуля

– Сосед по камере просветил… Кстати, что с Артуром будет?

– Я не знаю, кто это такой, – покачала головой Демичева.

– Точно не знаете?

– Нет. А что?

– Ну, не знаете и не знаете…

Никита грешил на Ракитина, но ведь и Демичева могла быть с ним заодно. Она могла знать, кого к нему в камеру подселил опер… Но, похоже, не знала она. Если так, то и говорить нечего. А то Инна еще подумает, что Никита жалуется ей на Ракитина…

– Не знаю я, кто такой Артур, – в раздумье повторила она. – А кто такой Сухонин, знаю. Он действительно мог убить Антонину… Он это отрицает, и алиби у него, но я ему не верю.

– Значит, плохо допрашивали, если отрицает.

– Я не допрашивала.

– Так в чем же дело?

– В том… – Демичева какое-то время в замешательстве смотрела на него, не зная, говорить или нет. И все-таки решилась. – Я не должна вам это говорить, но и не сказать не могу. Я смотрю, вы, Никита Тимофеевич, настроены решительно, как бы дров не наломали… Не надо связываться с Сухониным.

– Почему?

– Позвонковый он.

– Не понял.

– По звонку с ним вопрос решили. Просят оставить в покое.

– Теперь понятно… И кто просит?

– Есть люди, с которыми лучше не связываться.

– И я должен бояться этих людей?

– Разумеется, если не хотите, чтобы вас вернули за решетку.

– Вы приехали, чтобы это мне сказать?

– Да, для этого я и приехала.

– И кто вас уполномочил?

– Я сама.

– Зачем?

– Если вы думаете, что я переживаю за Сухонина, то это не так.

– А за кого вы переживаете, за меня? – недоверчиво спросил Никита.

– Да, за вас, – Демичева смотрела на него чуть затуманенным от волнения взглядом.

– И с чего такая честь?

– Ну, я переживаю за вас…

Никита и дальше мог бы задавать вопросы, выясняя, насколько искренна с ним следователь. Но ведь можно было прибегнуть и к другому способу, тогда и говорить ничего не надо будет. Только опасно это… Но кто не рискует, тот не целует женщин.

Именно так и подумал он, порывисто, но мягко обняв Инну за шею. Она и опомниться не успела, как ее губы оказались в плену его губ. Но вот она дернулась, ее кулак ударил Никиту по плечу – раз, другой, на этом все и закончилось. Тело ее расслабилось, ноги подкосились. Она сдалась на милость победителя, но в ответ обнимать его не стала. И язык она прятала, хотя, казалось, совсем не прочь была пустить его в ход.

Не устояла Инна перед его натиском, позволила ему перейти черту. Но при этом она отдавала себе отчет в происходящем. Она – следователь, он – подозреваемый, именно поэтому Никита не должен увлекаться. Там, за чертой, которую он переступил, был мост, ведущий через пропасть. Если он сделает неверный шаг, то провалится в бездну. Если поведет себя правильно, то перейдет через мост и останется с Инной.

Горелов выбрал правильный путь, поэтому не стал раздевать Инну, чтобы испытать более острые ощущения. Он отпустил ее и отстранился.

– И что это было? – глядя куда-то в сторону, вибрирующим от волнения голосом спросила молодая женщина.

– Ты действительно за меня переживаешь, – сказал он.

– Мы с вами на «ты»?

– Предлагаете усложнить отношения?

– А мы их упрощали?

– Как хотите, так и считайте.

Он поднялся, подошел к серванту, достал из него бутылку французского коньяка, поставил на барную стойку два бокала, но наполнил только один. И залпом выпил.

– А ты как считаешь? – спросила Демичева.

– Считаю себя дураком, – ответил Никита и на этот раз наполнил оба бокала. – Поступок дурацкий… Но поступок.

Инна подошла к нему, села за барную стойку и тоже выпила. Чокнуться не предложила. Коньяк хороший, мягкий, поэтому она даже не поморщилась. Хотя глаза заслезились.

– Тебя накажут, если я вдруг полезу к Сухонину? – спросил Никита.

– Накажут тебя.

– Но ты же должна меня предупредить.

– Я же говорю, никто меня не уполномочивал ехать к тебе. – Инна смело и с улыбкой смотрела на хозяина дома.

– Но ты же приехала.

– Коньяк у тебя вкусный.

Никита плеснул ей в бокал на два пальца. Они чокнулись, выпили. Инна выразительно посмотрела на собеседника, требуя закуски, и не той, которая лежала на столе. Он все понял и потянулся к ней. Она обвила его шею, их губы слились в поцелуе, и Никита ощутил нежность ее языка…