Эволюция духовности

Однажды престарелый сенатор Галлий при обсуждении законопроекта в Римском сенате, безапелляционно заявил:

– Этому закону не бывать, пока я жив!

Цицерон предложил:

– Подождем. Ибо не велика отсрочка, которую требует Галлий.

Метелл Непот – Цицерону:

– Ты своими обличительными речами больше людей погубил, чем защитительными спас.

Цицерон – Метеллу Непоту:

– Вполне согласен с тобою, что во мне больше добросовестности, чем красноречия.

Публия Косту, человека невежественного, но претендовавшего на звание юриста, вызвали в суд и спросили по существу рассматриваемого дела.

– Я ничего не знаю, – заявил Коста.

– Ты, верно, полагаешь, что тебя спрашивают о законах? – заметил Цицерон.

Цицерон – Аттику:

– У Помпея есть прекрасное, заслуживающее одобрения основание вести войну, зато Цезарь лучше пользуется обстоятельствами и лучше умеет спасать и себя и своих друзей. В этих условиях ясно от кого нужно бежать, но не ясно к кому.

После поражения Помпея, его статуи были сброшены толпою с постаментов. Цезарь приказал их восстановить. Цицерон отозвался на это так:

– Цезарь, столь великодушно восстанавливая статуи Помпея, воздвигает свои собственные.

Царь Пирр после победы под Аскулумом, узнав о понесенных потерях, воскликнул:

– Еще одна такая победа и мы погибли!

Когда аббата Мори, члена французского учредительного собрания, толпа тащила к фонарному столбу, чтобы повесить, тот не без иронии поинтересовался:

– Станет ли вам светлее, если вы повесите меня на фонаре?

Шутка развеселила толпу и спасла аббату жизнь.

Покидая город Приену, завоеванный войсками царя Кира, жители уносили самое ценное имущество. Лишь Биант уходил с пустыми руками. А на вопрос завоевателя:

– Почему ты не уносишь свое имущество?

Биант ответил:

– Все свое ношу с собой.

Однажды между Питтаком и молодым человеком состоялся диалог:

– Почему ты не женишься?

– Если я женюсь на красивой, то она будет приманкой для мужчин любострастных, а если – на безобразной, то она будет наказанием для меня.

– Если ты женишься на красивой, то она не будет для тебя наказанием, а если – на безобразной, то она не будет приманкой для любострастных, – рассеял его сомнения философ.

Посетив народное собрание в Афинах, Анахарсис изрек:

– У эллинов говорят умные, а решают дураки.

Солона спросили:

– Самые ли лучшие ты дал законы афинянам?

– Да, самые лучшие из тех, которые они смогли применить. – ответил Солон.

На вопрос: когда исчезнут преступления среди людей? – Солон ответил:

– Когда пострадавшие и не пострадавшие будут одинаково относиться к ним.

Никодем, выступавший вначале на стороне Кассандра, а затем перешедший на сторону Деметрия, объяснял:

– Никто не может упрекнуть меня в непоследовательности, так как я всегда поддерживаю сильнейшего.

Однажды к Катону Старшему обратились со словами:

– Позор! Почему до сих пор в Риме не воздвигнута статуя Катону?

– Пусть лучше спрашивают, почему статуя не воздвигнута, чем удивляются, почему ее воздвигли, – ответил Катон.

Фалеса спросили:

– Что прежде явилось: ночь или день?

– Ночь явилась одним днем прежде, – ответил философ.

Фалеса спросили:

– Что лучше: сознаться в прелюбодеянии или лжесвидетельствовать?

– Ложная клятва не хуже прелюбодеяния, – ответил философ.

Периандр во время пира спросил сидящего рядом Солона:

– Не потому ли ты молчишь, что боишься выдать свою глупость?

– Никакой глупец не смог бы молчать, выпив столько вина, – ответил Солон.

Когда Фокаик настаивал на том, что для государственных дел нужно усердно искать человека достойного, Питтак возразил: