Горькое молоко – 4. Кофе от баронессы Кюцберг

– Мы тебе сейчас проволоку спустим, – вторил ему голос мальчишки. – Ты нам привяжешь к ней купюру, потом мы всё сделаем для тебя.

– Добро, только быстрее, ребята, пожалуйста, шевелитесь там?

Через некоторое время по стене поползли куски проволоки, скрученные между собой. Ланин прикрутил пяти сотенную купюру к концу проволоки и крикнул, чтобы они тянули к верху её. Парни приняли денежный воздушный перевод и

ушли с поля зрения Ланина. Выкурив по сигарете, пацаны вновь появились перед его взором.

– Мужик, там нет никакой лестницы, мы всё кругом облазили, – сказали они.

– Верёвочная лестница должна обязательно там быть, – доказывал им Ланин.

– Была бы, скинули, но там пусто, – уверяли они его.

– Тогда найдите, какую – ни будь доску, – длинную только. И спустите её в бункер, я вылезу по ней.

– Здесь чурки не найдёшь, не то, что доску, – ответили они.

– Ребята, а вы где живёте, если рядом, то может, сбегаете домой, принесёте лестницу или верёвку.

– Мы здесь недалеко, на Ворошилова улице живём, – но просто так не пойдём. Погоди минутку, мы посоветуемся, – и скрылись из виду.

Через минуту они вновь показались.

– Эй, мужик, – крикнули ребята, – привязывай ещё пятьсот рублей? Так и быть, через пять минут мы лестницу принесём из дома.

Ланин тяжело вздохнул, но деваться было некуда, и он крикнул: – Согласен, спускайте проволоку?

По стене поползла проволока, но на конце было уже привязано дырявое ведро. Подняв наверх деньги, парни, крикнули, чтобы он их ждал, и скрылись в ночи.

– Неужели стервозы обманут? – размышлял он вслух, – все деньги вытянули у меня почти.

– Мужик, – услышал он и подняв голову вверх увидел стоявшего на перекрытии всего одного парня.

– Принесли лестницу? – спросил Ланин.

– Бяку, родители не выпустили, он ещё молодой, а я один тяжёлую лестницу не донесу. Я отцу сказал, про тебя. Он у меня сегодня брагу весь день лакал. Говорит, если вы и на его долю, стольник пришлёте, то он поможет донести и спустить лестницу. Он просил спросить, не бандит – ли вы?

– Я работник милиции, у меня мотоцикл Хонда через дорогу, у госбанка на Интернациональной улице стоит. Опускай для своего бати, проволоку?

Вытащив наверх, ещё сто рублей, парень по кличке Жаба спустился спокойно вниз по лестничным маршам парадного входа, где его ждали Колчак и друг Ус. Эти были те парни, которые за Витю Леонова получили от Колчака совсем недавно селёдкой по щекам.

– Ещё сотню, вытянул у него, – протянул он купюру Колчаку.

– Эту себе возьмите, заработали, – сказал Колчак.

– Языком лишнего не болтать. Меня вы не знаете, ко мне на работу не приходить пока. Хотя я временно не работаю. Нужны будете, я вас сам найду, – и он направился домой.

Парни от графских развалин вышли на Интернациональную улицу. Проходя мимо госбанка, они увидели сиротливо стоявшую без присмотра Хонду.

– Может, на ней доедем до посёлка? – предложил Жаба Усу. – В баню затащим, никто не заметит, все спят. Время уже, наверное, два часа, а потом на запчасти разберём, и продадим.

Ланин в это время, не дождавшись ни преступников, ни парня с лестницей и отцом, отчаявшись и замёрзнув от холода, начал бегать по подвалу, раздумывая о нечестности людей. Мерзкие и сопливые шкеты нажгли меня, на бабки. Жалко лиц не видел их, но голоса у меня в мозговом полушарии сохранились, тем более живут, где – то рядом. В это время он не знал, что лишился и своего байка, – элитного японского мотоцикла. Из подвала его вызволили только в восемь утра, когда он охрип от крика и начал стрелять в воздух. На выстрелы приехали два наряда милиции. Они окружили графские развалины, надеясь арестовать возмутителей спокойствия и тишины, но нашли там простуженного и охрипшего Ланина. Они сбросили ему чалку из автомобиля и вытащили его из подвала. За использованные пули и странное проникновение в подвал ему пришлось давать объяснение начальнику милиции Ермошину.

– Ты как оказался в заброшенном здании, да ещё в цокольном этаже, – грозно спросил начальник.

Удушающей жары не было в кабинете, но с лица Ланина катился пот ручьём. Создавалось такое впечатление, что на него вылили ведро кипятка.

– Баня тебе позже будет, – рыкнул на него Ермошин, – а сейчас рассказывай всё по порядку.

– От своего проверенного осведомителя я узнал, что готовится преступление с применением огнестрельного оружия, – прохрипел Ланин. – Источник верный и надёжный, он изъял записку, которую я прочитал, где было написано нахождение пистолета. Записку поместили на старое место, а я решил проследить, кто придёт за стволом. Спустился и устроил засаду, но пистолет, по-видимому, взяли раньше, так как в коробке я обнаружил эту записку, – протянул он записку начальнику милиции.

– Ты мне басни не рассказывай? – взял записку у коллеги Ермошин. – Ты майор уголовного розыска, а ведёшь себя как не оперившийся стажёр. Полез в логово самовольно один, не согласовав ни с кем свои действия. Можно было с Гридиным посоветоваться? Или ты сам с усами?

– Товарищ подполковник, время было на исходе, – кривил душой Ланин.

Ермошин прочитал записку.

– Ничего не понимаю? – сказал он. – Здесь об оружие ничего не сказано.

– О пистолете было сказано в первой записке, которую необходимо было вернуть на старое место, чтобы обнаружить преступников, – доложил Ланин.

– Гридин, – обратился начальник милиции к своему заму, – нужно срочно проверить по нашей картотеке этого Карабаса Барабаса. «А кто хозяин пистолета?» – спросил он.

– Полагаю, что хозяин и автор первой записки, недавно освободившийся из мест заключения Владимир Колчин, по кличке Колчак.

– Известная личность, – сказал Гридин. – Он был осужден и приговорён к четырём годам за хранение огнестрельного оружия, когда я ещё в майорах ходил. Вальтер он нашёл у своего покойного дядьки известного законника Минина. По моим данным и словам участкового он ведёт себя вполне прилично. Женился, работает и в институт, кажется, поступил. Надзор соблюдает. Я сомневаюсь, чтобы этот парень взялся за старое. Второй раз ему родные не дадут споткнуться.

– Товарищ подполковник, – обратился Ланин к Гридину, – а вы не допускаете такой возможности, что в голубятне был не один ствол, а несколько?

– Всё возможно, – сказал Гридин, – но невозможно, чтобы Колчин вторично наступал на те же грабли. Тебя или развели как мальчишку или информатор твой что – то напутал.

– Ты вот, что Вячеслав Андреевич, особо на майора не дави. Не забывай, как он один банду взял на катамаране «ОТДЫХ». Лучше разработайте совместный план мероприятий на ближайшую субботу и мне доложите. Чувствую я, что здесь крупная рыба плавает, – сказал начальник милиции. – А мотоцикл Ланин, сам ищи. На то ты и опер. Такой техники в городе мало. По пальцам можно пересчитать.

– Я думаю, его найду, пускай не сейчас. Весной и летом он будет летать по нашим дорогам обязательно, – подогревал себя надеждами Ланин.

… На следующий день в воскресение Колчак спал до обеда, а после с Мареком пили пиво в Утюге. Это была пельменная, где пиво потреблялось посетителями больше, чем пельменей. Там всегда было много народу, а мухи не вымирали даже зимой. Колчак рассказал, о ночной вылазке на графские развалины и что он намеренно вызвал огонь на себя. И что в субботу на него будет совершена милицией нулевая облава, которая им ничего не принесёт. Он предложил Саньке, быть свидетелем и даже поучаствовать в веселом спектакле, на что Марек без слов согласился.

– Это будет спектакль века, и он мне удастся, – говорил Колчак. – Мы зарядимся прекрасным настроением на целый год, и вспоминать будем всю жизнь. И если будет, так как я хочу, то думаю, Ланина они понизят в должности или совсем уволят из рядов милиции.

– Нет, их сейчас не выгоняют, а переводят на другую работу, – сказал Марек.

– Мне глубоко плевать, что с ним сделают, главное, чтобы он меня не касался. Я понимаю, попадаются хамы, в автобусах, на улицах, но в милиции, это слишком. Мало того он не просто хам, а злопамятный хам.

– А мне какую ты роль отведёшь в своём спектакле? – попивая пиво, поинтересовался Марек.

– Утром часиков в десять придёшь ко мне домой. Я тебе дам чемоданчик, там будет лежать шпон красного дерева, лобзик и наждачная бумага. Зайдёшь на чердак, сделай вид, что озираешься, пройдёшь к моему выброшенному старому дивану, сунешь туда чемодан, и сразу иди оттуда ко мне. Через глазок в двери посмотрим, выйдет, кто за тобой следом или нет. Если увидим кого – то, через пяток минут возьмёшь у меня мешок с маленьким трёхтонным домкратом и положишь его тоже под диван. И опять тихонько зайдёшь ко мне. Понаблюдаем за дальнейшей обстановкой в глазок. Я в это время буду разводить казеиновый клей. Потом я поднимусь на чердак, а ты останешься у меня. Через десять минут ты мне банку с клеем принесёшь на чердак. А финал спектакля мы, возможно, увидим в отделении, если они усердно рогом упрутся. Но предупреждаю, нам ничего они не предъявят и отпустят сразу. Этим спектаклем я дам понять руководству милиции, что Ланин не опер, а натуральный чабан, который вводит в заблуждение всё управление отвлекая их от важных дел. Можно иначе поступить, закрыть засаду на замок, но они догадаются вылезти на крышу, и спустится по пожарной лестнице. Мне неизвестно, сколько их человек будет. Думаю, не меньше двух.

– Ты Колчак, как был авантюристом, таким и остался, – сказал Марек. – А мы тебе все почему – то верим. С нечистой силой, наверное, знаешься?