– Ни дна ей, ни покрышки, этой работе. Нервотрёпка одна, и зарплата как у нищего пенсия. Было бы место хорошее, – давно бы сбежала.
– А ко мне не желаете перевестись? – предложил он ей внезапно.
…Она радостно встрепенулась от выгодного предложения, но ремень безопасности стянул её тело. Словно вкопанная, несмотря на своего покупателя, она только вымолвила:
– А, А, Я, Я, – согласна, если платить прилично будете.
– Восемнадцать тысяч хватит вам для начала, – спокойно сказал он.
– Ой, Ой, – да я с ума сейчас сойду от таких цифр. Вы что надсмехаетесь надо мной, или вполне серьёзно говорите?
– Какие могут быть насмешки, – не меняя тона, гнул свою линию Хаджа, – я вас назначу работать моим заместителем и одновременно уполномоченным по набору воспитанников. У вас будет под руками автобус ПАЗ с водителем, масса свободного времени и отличный руководитель. И чем больше детей вы привезёте в наш клуб, тем значимей будет зарплата. А восемнадцать тысяч это гарантированный заработок.
…У неё от такого предложения поплыло перед глазами. Она себя видела нарядной и красивой как Элизабет Тейлор. В зале стоит диван размером не меньше бильярдного стола и конечно набитый разными продуктами холодильник. От выпитого вина и приятных мыслей ей стало так хорошо, что она от счастья хотела бросится своему работодателю, на шею, но опять ремень безопасности сдержал её порыв. И она без всяких раздумий сразу дала утвердительный ответ:
– Дальше можете не продолжать, я уже согласна. И ваше предложение я обязана компенсировать. Участок теперь вам обойдётся в десять тысяч.
Мысленно Хаджа похвалил себя за находчивость, совсем не думая о будущем. Он знал, что после окончательной сделки, эту даму в любой день может уволить.
Они подъехали к участку, где стоял покосившийся дом, без крыши. В начале сада среди яблонь спрятался ржавый некрашеный гараж. Ворота у него были открыты, на одной из половинок висел амбарный замок. Хаджа заглянул в него и кроме садового инвентаря он ничего там не увидел. Он вновь переключился на сад, который его действительно впечатлял. Он был огромных размеров и бушевал от ароматного запаха и разноцветья. За завалившимся забором протекала река с ухоженным берегом.
– Здесь, что пляж, – поинтересовался он.
– Нет, конечно, просто до реки тоже наша территория. Вот мой брат и облагораживает берег. Нам же мать с ним подписала дом.
– А он не воспротивится нашей сделке, – встревожился Хаджа.
– Зачем ему это. Он живёт с отцом в большом доме, рядом по соседству, который ему по наследству достанется, – показала она на дом с верандой и мансардой. – Я на тот дом не претендую. А это мой участок, но подпись при купле продаже его нужна будет. В данный момент он находиться в больнице в областном центре. Отец говорит, там его продержат месяца два. Поэтому я думаю, вы пока можете разбирать это ветхое строение и считать себя хозяином. А все остальные формальности мы проведём после возвращения брата из больницы. Если он, конечно жив будет к этому времени, – поправилась она..
– Что так серьёзно заболел? – заглянул ей в глаза Хаджа.
– Очень даже, – всхлипнула она.
Не знал Хаджа о её бесценном даре пыль в глаза пускать, поэтому особо и не смотрел в её синие притворные глаза, где была спрятана сплошная фальш. Дальнейший расспрос о брате он отставил, чтобы окончательно не растрогать чувства хозяйке участка. Её предложение Хаджу больше чем устраивало, и он был готов сейчас же взяться за лопату и топор, но вспомнив про вино в машине, бросился туда.
– Где обмывать сделку будем? – возвращаясь с пакетом, на ходу бросил он.
– Можно бы и к отцу зайти, но боюсь я его заряжать. Запойный он и старый и к тому – же мыслит не всегда здраво. Болезней целый букет. После запоя со своими недугами в больницы попадает. Давай здесь на природе выпьем. А машину можешь оставить в гараже, ключи я возьму у отца. До дома на маршрутном такси доберёмся.
Хаджа не мог скрыть своего восторга, он готов был целовать от счастья эту милую и прагматичную женщину, какой она ему показалась. Она неожиданно подарила ему давнюю мечту. Сейчас он полностью был уверен, что продав свой коттедж и квартиру он, наконец, то рассчитается с кредиторами и возведёт за короткое время новый комфортабельный дом. Множественные знакомства с руководителями строительных компаний обнадёживали его могущественные планы. Они два часа сидели на почерневших от времени брёвнах. Пили вино из пластиковых стаканчиков и закусывали эклером. Ему хотелось обнять Людмилу Ивановну для начала, но, не зная её нравственного порога, отказался от несвоевременной затеи, дабы не испортить, выгодную сделку. Он больше говорил, а она слушала. А когда бутылка опустела, и все пирожные были съедены, Хаджа отметил про себя. Что из восьми пирожных он одно еле осилил, а остальные семь провалились в желудке этой ненасытной женщины.
«Ничего себе, – подумал он, – да с таким аппетитом она у меня всю самую важную работу потянет. И я за пару месяцев обрету покой»
Он встал с бревна, отряхнул брюки и официально заявил:
– Уважаемая Людмила Ивановна, не смотря, что вы ещё пока не рассчитались из школы, с завтрашнего дня вы можете приступать к работе в моём клубе «СИБИРЬ».
– Ура! – а – а – протяжно закричала она и бросилась в отцовский дом за ключом от гаража.
Назад они возвращались на такси. Её голова с закрытыми глазами лежала у него на плече. Она была пьяна не только от вина, но и от счастья.
Курс на Лондон
В двух комнатной квартире на четвёртом этаже жила мать одиночка со своей тринадцатилетней дочерью. Звали женщину Людмила Ивановна, дочку Яна.
Яна не по возрасту была высокой и худой девочкой. Мать же женщина бальзаковского возраста, напротив, была среднего роста и статной, но когда она приводила своё тело в движение при помощи ног, то стать её тут – же пропадала. Её походка, делала Людмилу Ивановну похожей на хоккеиста, рвущегося с клюшкой к шайбе. Она хорошо знала об этом изъяне, но работать над собой ей было просто лень. Она надеялась найти себе жениха богатого и, который полюбит её, не за походку, а за привлекательную внешность. А может даже за талант, который она по сей день искала в себе в различных направлениях. Где она только не участвовала, но нигде долго не задерживалась. Пробовала себя и в сольном пении и в народном драматическом театре, никто не соизволил из руководителей заострить внимание на её таланте. Тогда она решила отдаться изобразительному самообразованию. Свою первую картину, которую она назвала «Космический попугай» написанную маслом, она одела в английский багет и повесила на стену в гостиной и всем гостям говорила, что это её кисти работа. Она думала, что это шедевр современной эпохи жанра анималистики и гордилась ей. Хотя на самом деле, эта картина выражала мировоззрение не совсем нормального человека. Разноцветный и толстый попугай имел голову совы, а хвост позаимствован у павлина. Называла Людмила Ивановна свою мазню, «Космический попугай». Дочка не раз просила мать спрятать картину в лоджию.
– Пускай пока висит, – сказала она дочери, – поеду в Англию, я её там продам за большие деньги.
– А как же твои стихи мама? Ты же собиралась их опубликовать, – поинтересовалась дочь.
– Чтобы здесь в России опубликовать, нужны деньги и немалые, а у нас их нет. А вот в Англии русское искусство ценят и не дёшево. Поэтому я прицел взяла на Лондон.
Деньги для Людмилы Ивановны были главным критерием в жизни. Так – как их у неё вечно не было. Вернее сказать деньги были, но она не могла экономически правильно ими управлять. Она свою и так небольшую зарплату ухала за три дня, а потом до следующей получки сидели с дочкой на одной картошке, которую им привозил её отец из посёлка. Была ещё богомольная женщина с соседнего подъезда Анна Дмитриевна, которая нередко несла им кастрюлями не первой свежести супа и различные гарниры. Мама с дочкой не обращали на это внимание и за один присест всё уничтожали, не забывая поблагодарить бога и милосердную женщину с соседнего подъезда. Сама Людмила Ивановна проработала во многих средних школах преподавателем по физкультуре, но нигде больше долго не задерживалась. И что самое отвратительным было в её перемене рабочих мест, это то, что она, покидая школу после своей трудовой деятельности, забирала с собой и дочь. Так, что стаж у них был одинаковый, только у мамы трудовой, а у дочери школьный стаж. После каждой перемены работы, Людмила Ивановна убеждала дочь, что теперь они жизнь начнут с нового богатого листа. И что она обязательно возьмёт подработку в качестве тренера в детской спортивной школе. Но, увы, никто с ней длительного трудового договора заключать не желал. Ей предлагали работу в супермаркетах и гипермаркетах уборщицей, рядом с её домом и приличным заработком, но она считала ниже своего достоинства с высшим образованием работать поломойкой.
…Время было ещё мало, но за окнами было темно. Они сидели в полумраке, экономя деньги на киловаттах. Когда они совершали прогулки по квартире, то зажигали церковную свечку. Благо дело опять же спасибо Анне Дмитриевне, со свечами у них проблем не было. Людмила Ивановна от зажигалки запалила свечку и поставила её на окно:
– Всё дочка пришёл конец нашим страданиям, – сказала мать своей тринадцатилетней дочери. Со школами покончено, я сейчас устроилась в элитный клуб настольного тенниса заместителем директора. Директор обещал мне платить по восемнадцать тысяч и работа мне нравится. Свободы много и совсем рядом с домом, а это значит, транспортные расходы вычеркнем из нашего бюджета.
– Так что прикажешь мне теперь знания постигать там? – подковырнула дочь маму.
Мама не обозлилась за бесцеремонную реплику дочери, только насупилась
– А. – А, – А. – Я. – Я. – Я, – протянула она, – а это мысль. Знания ты будешь получать в тридцать третьей школе, а у нас будешь заниматься настольным теннисом. Я тебя отдам хорошему тренеру. Я его правда ещё не видела. Он из цапель настоящих лебедей может делать, так мне мой новый директор сказал.
– Мам я, что на цаплю похожа? – обиделась Яна.
– Да нет, что ты, это я так образно. Ты у меня самая умная и красивая! Но ты не знаешь, что настольный теннис это игра лордов. А нам с тобой в недалёком будущем предстоит поездка в Лондон. Глядишь через тебя, я возможно там лорда окольцую или на крайний случай сквайра.
– Мам, а где ты деньги возьмёшь на Англию, – спросила дочь.
Людмила Ивановна встала с дивана и, подойдя к окну, задула свечу.
– Где, где, – дом мамин продам, вот где! Пошли спать.
– Что – то мама я тебя плохо понимать стала в последнее время, – раздался в кромешной темноте голос дочери. – Ты в прошлом году курс брала на Венесуэлу, в этом году в Лондон, а на деле мы даже по городу вдоволь наездиться не можем, потому что денег на проезд никогда нет.
– Тебе понимать и не надо. Понимала, ещё не выросла, – ответила дочери мать.
В клубе Сибирь
Эта женщина походила на Веру Холодную, популярную актрису немого кино. Она сидела за столом в чёрном лёгком плаще. По кафельному полу был раскидан подол её длиннополой юбки. Цветастый платок, из которого выглядывала начёсанная чёлка смоляных волос, делали её привлекательной и сексуальной, словно гетера. Рабочее место у неё было, не в кабинете администрации стадиона, а общей большой раздевалке, где переодевались не только дети, но и спортсмены ветераны, а так – же тренера. Она вежливо улыбалась входящим детям, отвечая на их приветствие. Но это улыбка быстро исчезала с её лица, когда в раздевалку заходили взрослые. Заполняя какие – то бумаги он скрыто вглядывалась в лица спортсменов, бросая на них мутный с синеватым отливом взгляд. Дети ей были не интересны, а вот взрослые спортсмены, которые перешагнули сорокалетний рубеж, изрядно напрягали её любопытство, и она тут же перевоплощалась с оценивающим взглядом, опытную хищницу. Когда же в раздевалку заглядывали кто – то из дирекции стадиона, она становилась пуганой, но опрятной вороной, которую только что согнали с насиженного места.
Она была для всех женщиной загадкой. Появилась в клубе таинственно и неожиданно, ни с кем не разговаривает. Даже в самом обитаемом месте, где стоял её стол, она держала дистанцию с тренерами. Некоторые тренера пытались с ней разговориться, но тщетно. Взамен они получали холодный и невразумительный ответ. Весь тренерский состав недоумевал, откуда и для каких целей появилась эта штатная единица в коммерческом клубе, где заработная плата и так ни кого не удовлетворяла.
Но когда после трёхдневной болезни в раздевалке появился свежий человек с весёлыми глазами и приятной улыбкой, которого она увидала впервые, ясность была внесена. Это был старший тренер по настольному теннису Сергей Сергеевич Винт. Но близкие и знакомые его называли чаше Платон или Вова Златоуст. Умел он выдать толковые фразы, за что и получил такое философское имя. Недруги за спиной шёпотом бросали «СС».
От коллег он уже знал, что раздевалку оккупировала, какая – то женщина с большой сумкой, забитой канцелярскими принадлежностями.