Возврат зла. Остросюжетная библиотека

У неё дыхание приостановилось, и глаза моментально увлажнились.

«На жалость бьёт, – подумал Сергей Сергеевич, – но ничего не получится. Мне и не такие номера приходилось в жизни видать. Деньги распределены по справедливости и возвращать их Фиме я не намерен».

Он встал со стула, заглянул ей в глаза:

– А не надо думать и передумывать, ему надо в первую очередь бросить бухать. Пьянство и коммерция вещи несовместимые. И второе, – заставить обязательно вас с братом работать. Тогда твой папа будет иметь счастливый вид. А взваливать своё тяжкое бремя на штат не совсем порядочно. Здесь рабов нет!

Дальше продолжать с ней разговор было бессмысленно, и он направился к выходу, не обращая внимания на её плачевные сетования.

Вот и познакомились

Он вышел на улицу. Людмила Ивановна сидела в тени у входа на скамейке установленной под большим абрикосовым деревом и обмахивала себя китайским веером.

– Не ожидал от тебя, что ты примешь мою сторону, – сказал Платон, – присаживаясь рядом с ней.

– Дура потому что вот и понесло меня. Никак не могу остановиться, когда чувствую несправедливость. Сколько раз зарекалась молчать в любой ситуации. По секрету тебе скажу, только ты не смейся. Меня в городе большинство учителей из разных школ называют Людкой – Мутовкой. Кличка, какая – то тюремна, Сродни Соньке – Золотой ручке и Мане – Облигации.

– Я бы сказал революционная, – улыбаясь, поправил он её, – свой след в нашей истории оставили революционерки, как Надежда Крупская, – у неё партийная кличка была – Рыба. А Ленин её называл ласково Минога. Розалию Залкинд чекисты нарекли двумя кличками, Демон и Землячка. А Анку Пулемётчицу, разве не помнишь?

– Тебе смешно, а у меня из-за сегодняшнего дня накрылась работа, поездка в Лондон, и вообще жизнь перевернулась. Завтра пойду новую работу искать.

Она порылась в сумке и, достав сигарету, закурила, пуская в воздух сизое облако.

– Хотя к этому всё шло. Он меня на пятый день пригласил в сауну на второй этаж. Я думала, там компания будет. А он закрыл дверь и приказал раздеться догола. Я возмущаться не стала, сослалась на женские проблемы, которые у нас бывают ежемесячно. Только тогда он отстал. Рассказывал мне, как он со своим могущественным родственником Смородиным, полмира за казённый счёт объездил. Но напоил и накормил меня в тот вечер как на пиру у шейха.

– А ты была у шейха на пиру? – спросил он.

– Я даже на свадьбах за свою жизнь ни разу не гуляла. Чем взрослей становлюсь, тем больше нужду испытываю. И всё оттого, что у меня характер непримиримый. Как только со своей праведностью вылезу, так и прощай работа. Замуж бы выйти, да никто не берёт.

…Он посмотрел с состраданием на её трагическое лицо и ему, почему, то больно стало за неё. Хотелось успокоить и даже приобнять как пионерку на слёте, но по жизненному опыту он знал, что даже слабые элементы ласки многих женщин приводят к плачу и нередко к рыданиям. И чтобы не прерывать разговор, он ей выдал нравоучительную тираду:

– Характер трудно перестроить, – особенно женский. Жизнь может измениться, но люди вряд – ли. Дичайший раскол в обществе очевиден. Ну, может быть в бане, там все нагишом моются из оцинкованных тазиков, ещё в муравейнике. Живя в одном колхозе, муравьи все одинаково работают, одинаково и тлей доят. Даже на кладбищах люди лежат в разных гробах и разных почвах. Так что на будущее придерживай себя от искушения восстановить где – то жизненную справедливость. Я ведь с директором и без тебя бы прекрасно справился, а ты взялась и высунулась. И в итоге осталась без работы и сделку с продажей дома сорвала.

Он замолчал и взглянул на неё.

Она с любопытством смотрела прямо в его глаза. Создалась небольшая молчаливая пауза, которую неожиданно прервали поющие на дереве птицы. Она задрала голову наверх и стала подсвистывать им, надеясь, что птицы ещё больше будут разливаться, но они замолчали.

– Людмила Ивановна, для того чтобы птицы поддержали твой свист, нужно свистеть в мажоре, а не в миноре. А ты их своим реквиемом перепугала, вот они и замолчали.

Она выбросила недокуренную сигарету под ноги и полезла опять в свою сумку. На этот раз она достала свой альбом с авторучкой и развернула чистый лист.

– Теперь давай запишем?

– Что именно? – удивился он.

– Все умные слова, которые ты мне выдал на этой лавочке.

Он ещё больше удивился.

– Для чего тебе это?

Она замялась и смущённо заявила.

– Хочу быть такой же умной, как и ты. В этом блокноте, как на магнитофоне все твои речи зафиксированы. Кончится блокнот, новый заведу.

– Боюсь, что твой бумажный магнитофон завтра уже сломается. И мы вряд – ли будем рядом. Я завтра пойду устраиваться в детскую спортивную школу. Там открыли отделение настольного тенниса, а тренеров пока нет.

– Тогда помолчи несколько минут, я сейчас быстро стенографирую твою текстовку, а потом у меня будет к тебе очень важное предложение, от которого ты вряд – ли откажешься.

С северной стороны потянуло ветерком, и ему в нос ударил едкий тошнотворный запах пота, исходивший от Людмилы Ивановны.

– Тогда пришла моя очередь курить, – сказал он и, встав со скамьи, подошёл к урне, похожей на вазу.

Пока она писала, он стоя курил, пытаясь предугадать, что же за предложение ему уготовила эта чудотворная женщина. Она только что своими усилиями ради него окончательно доконала клуб Хаджи.

«Вместе работать с ней и дальше, то он будет категоричен. Эта женщина, даже не знает, как правильно держать ракетку. А может, у неё на примете для меня работа есть приличная, посмотрим, – выход за ней. Явно она не хочет со мной прощаться и это, скорее всего, связано с дочкой. Всё – таки за месяц тренировок я Янку научил играть накатами слева и справа. Ладно, чего гадать, сейчас „магнитофон“ заполнит и выдаст своё предложение».

Он наблюдал за ней. И когда она засунула свой блокнот в сумку, выкинул недокуренную сигарету и подошёл к скамье.

– Сергей Сергеевич, у тебя нет желания поближе со мной познакомиться? – неожиданно выпалила она. – Я здесь живу недалеко. Сейчас зайдём в магазин, возьмём выпить, хорошей закуски, и мы с тобой отпразднуем нашу совместную отставку.

– Неправильная формулировка. Не отставку, а наш с тобой героический поступок! Я согласен, – но ненадолго. В семь вечера я обязательно должен быть дома.

Она сделала губы рюмочкой и с недоверием покачала головой.

– Ты же холостой, кто тебя там ждёт?

Пришло время удивляться ему:

– Кто тебе такую ерунду сказал? – изумился он. – Я с женой живу больше сорока лет и у меня уже трое внуков.

Она поднялась со скамейки, медленно посмотрела по сторонам и, задержав свой взгляд на окне Хаджи, со злостью произнесла:

– Это сучка, – дочка его зубастая мне наплела. Сказала, что тебе сорок пять лет, разведён и имеешь помимо трёхкомнатной квартиры дом на берегу Азовского моря.

В ответ он улыбнулся своей обаятельной улыбкой.

– Ты знаешь Фима практически главнее папы в клубе. А начальники большие шутники от безделья, – так говорил шеф гестапо Мюллер. Нормально она мне возраст занизила и развела без суда, – словно обрадовавшись, выдохнул он. – А, всё остальное, чистая правда. Только Фима забыл тебе сказать, что на моём валютном счету лежат восемьсот тысяч долларов, – назвал он ей пришедшую в голову сумму, чтобы посмотреть на её реакцию.

Но реакции как таковой вроде бы и не было. А может это тоже своего рода реакция. Услышав про валютный счёт, она просто-напросто потеряла дар речи, схватила его за руку и поволокла через дорогу в магазин.

– Так водку Герб 0,75, в корзину, – диктовала она, – грибы опята маринованные 1 литр, – в корзину, колбаса три сорта – в корзину, крылышки копчёные 1 кг, – в корзину.

За пять минут она забила корзину доверху и, отказавшись от денег Сергея Сергеевича, пошла к кассе. За продукты с неё взяли две тысячи.

– Ты не слишком много набрала? – беря один пакет у неё из рук.

– Так кушать хочется, а у меня в холодильнике, только полбуханки хлеба и полбанки томатной пасты хранятся. Сейчас забью холодильник. Жить будет веселей.