Библия как реальность. Предельные значения библейских картин мира

Он – Создатель – "… ибо у Господа основания земли, и Он утвердил на них вселенную" (1 Цар. 2.8).

Он – Провидение – "… ибо Господь есть Бог ведения, и дела у Него взвешены (Там же 2.3).

Он – "Живущий вовеки" (Дан. 12.7). "Он твердыня; совершенны дела Его, и все пути Его праведны; Бог верен, и нет неправды в Нем. Он праведен и истинен…" (Втор,. 32.4).

Пророк Исайя обобщил эти характеристики в следующих словах: " … вечный Господь Бог, сотворивший концы земли, не утомляется и не изнемогает … Разум Его неисследим (выделение – В.К.)" (Ис. 40.28).

История Саваофа – история последовательно теряющего свое могущество Бога. Условно можно выразить пять стадий Его эволюции:

– Иегова-творец (Бытие);

– Иегова-культурный герой, Мессия евреев (Тора, Книга Иисуса Навина, Книга Судей Израилевых);

– Саваоф "олимпийского" периода – при формальном господстве Его норм (Давид, Соломон) – прогрессирующее падение интенсивности и серьезности веры (Книги Хроник Царств, другие Книги до Пророков);

– Саваоф-Диссидент, Обличитель, Мститель (Книги Пророков); – религиозный кризис, подготовка "передачи Власти" Сыну (некоторые места в Пророках).

Максимум мощи у Саваофа в Бытии, где Он собственно и творит материальное земное мироздание. Правда затем Он либо растерял Свою Силу (если она мерна и расходна) именно на создание мира, либо само творение есть лишь Его легенда для самовосхваления – ибо потенций, продемонстрированных в Бытии, Он более не проявляет.

Объяснение здесь скорее всего следующее: трансцендентное в Ветхом завете не стало еще метафизическим Абсолютом – Иегова проявляет в целом еще черты мифологического Бога, чье могущество принципиально нестабильно. Оно может нарастать и иссякать в зависимости от ряда факторов: другие Боги, число поклоняющихся, интенсивность их веры и т.п. Подобная нестабильность ярко представлена в Ветхом завете.

Иегова в Исходе и последующих книгах Торы, не говоря уже о Пророках, стремительно теряет свой статус Демиурга, переходя в разряд скорее "первого среди равных" (среди других Богов: Ваала, Молоха, Астарты, и др.), о которых Он совсем несолидно спорит со своим народом. Более того, вся авантюра с египетским пленом, судя по всему, и задумана для обоснования своих прав на еврейский этнос. "Я Господь, освящающий вас, – говорит Иегова в Левите, – который вывел вас из земли Египетской, чтоб быть вашим Богом (Лев. 22.32-33) "… чтобы Мне обитать среди них (выделение в цитатах – В.К.)" (Исх. 29.45-46). Ведь и перемещение Иосифа в Египет и вещие сны фараона, и чередование изобильных и голодных лет, и последующее перемещение евреев в Египет – не могли быть стихийными, сами по себе – это напрочь отвергает саму концепцию Бога как Провидения. Саваофу понадобился этнос, абсолютно Ему преданный, религиозная нация – и Он предпринимает беспрецедентные усилия по его обретению.

В остальных книгах Торы как бы и не ощущается наличие первой книги – Бытия. Бытие – какое-то инородное по смыслу содержание, инородное остальным книгам Торы. В них Боги – племенные Божества, обладающие, владеющие "своим" этносом, могущество здесь вовсе еще не сконцентрировано в одном, единственном Боге – есть и масса других, автономных от Иеговы, даже враждебных Ему, носителей сверхъестественного.

Бог здесь оказывается зависимым от поклоняющихся Ему людей – Он и организовывает ситуацию плена и исхода для легитимации своих притязаний на "избранный народ". Он соревнуется с египетскими Богами, которые в силу каких-то причин ослабли. Причем возникает впечатление, что Ему евреи нужны даже больше, чем Он им – терпит и выполняет все их капризы в пустыне (разнообразие стола обеспечивалось немедленно).

Таким образом, в Торе, за исключением Бытия, Иегова – подымающийся Бог, набирающий Силу вместе со своим этносом и определенной, племенной территорией (Палестина, гора Синай). Тем самым, либо Бытие – легенда Саваофа, либо Он радикально потерял контроль над вселенной, что и вынудило Его вступить в борьбу с Другими, самопроизвольно возникшими (или отпавшими, ранее родственными Ему, сверхъестественными формами ?) и обретшими идеальную силу Богами.

Подобная картина мира и Бога явно полагалась культурными героями подымающегося еврейского этноса: Моисеем, Аароном, Мариам, Иисусом Навином и др. Формирование этнического самосознания "этноса на марше", этноса-завоевателя (эпохи исхода и завоевания территорий Палестины) приобрело специфический облик концепции исключительного народа – фаворита грозного и агрессивного Бога. Борьба с соседями была борьбой с их Богами – конкурентами евреев и Иеговы, победа еврейского оружия – подтверждением силы и могущества Саваофа. Здесь пассионарность этноса и межплеменное единение на основе поклонения одному Богу – взаимосвязанное целое. Одновременно это и время максимального могущества Иеговы (в Его племенной, не "онтологической", ипостаси) – управляющего через пророков и судей непосредственно народом Израиля – своего рода теократическое государство.

Первая, по-настоящему серьезная, трещина во взаимоотношениях Иеговы и иудеев возникает когда последние высказали твердое намерение иметь над собой царя: "И сказал Господь Самуилу: послушай голоса народа во всем, что они говорят; ибо не тебя они отвергли, но отвергли Меня, чтобы Я не царствовал над ними (выделение – В.К.)" (1 Цар. 8.7). И хотя после первого, довольно неудачного выбора (кстати самим Саваофом) царем Саула, были и явно угодные Ему – особенно Давид и Соломон, все же с этого времени эта трещина начинает приобретать характер пропасти.

Внешне все обстояло, особенно при Давиде и Соломоне, как нельзя лучше: строится, наконец-то, постоянный храм – пространственно-временная локализация священного места общения с Богом – постоянно открытый канал трансцензуса (перехода, коммуникации со сверхъестественным). Именно здесь и только здесь сакрально легитимирован диалог с Ним. Или как говорил Соломон: "Да будут очи Твои отверсты на храм сей день и ночь, на сие место, о котором Ты сказал: "Мое имя будет там "… " (3 Цар. 8.29). Роскошь храма была впечатляюща, жертвы при освящении грандиозны ("22 тысяч крупного скота и 120 тысяч мелокого скота" (там же, 8.63), здесь – "имя Бога", "очи Его" и "сердце Его".

Однако победы, роскошь ведут, как известно, к пресыщению, снижению целеустремленности, воли к самопреобразованию и самоутверждению, воли к приоритету. Творческое меньшинство, как сказал бы Тойнби, поколенно сменяется пресыщенными детьми, правящим меньшинством. На смену культурным героям, завоевателям приходят гедонисты и философы. Ярким образцом последних был царь Соломон, который, если верить традиции приписывания ему текста Книги Екклесиаста, был одновременно и изысканным гедонистом (Песнь песней), и наблюдательным житейским мудрецом и прозорливейшим философом-релятивистом (Книга Екклесиаста). Если царь Давид – певец Господа (большинство Псалмов Псалтиря приписываю ему), то его сын царь Соломон – певец наслаждения и относительности ("все – суета и томление духа !"). С Соломона, похоже, происходит разделение на деле функций светского государя и воина-первосвященника – некому организовывать, культивировать религиозное рвение масс (Екклесиаст-Соломон признает "страх Божий" как печальную необходимость, в отличии от Давида, для которого это источник торжественной радости).

Эта, так сказать "олимпийская стадия" эволюции Иеговы есть, с одной стороны, формальный пик могущества древнееврейского государства и его Бога, с другой – начало раскола этно-религиозного единства, инициированного эррозией духа творческого меньшинства: мистический подъем, наиболее живая и напряженная стадия развития религиозного движения, сменяется обрядностью и конформизмом, плюрализмом (который означал дух заимствования извне, от соседей). Этого не мог не чувствовать Иегова, потерявший незаметно, но как-то сразу и вдруг Силу-почитание, рвение, искреннюю веру (духовность, ориентированную на подпитку Бога). Он остался один – лишь в сознании, видениях немногих идеалистов, продолжавших верить всерьез – но они стали диссидентами. Стал диссидентом и Иегова, бессильный вдруг сразу – как и они. Он начал борьбу с собственным, отпавшим на деле от Него, этносом.

Причины случившегося в это время отхода от "веры отцов", резкого снижения интенсивности, истовости в следовании заповедям, разнообразны. Это и отмеченная выше деградация верхушки, это и усиление межкультурного взаимодействия с соседями, сравнивание идей. Напомним: УШ – Ш вв до н.э. – "осевое время", время духовного брожения, рядом – малоазийские греческие колонии, генезис греческой философии, индивидуалистских жизненных установок. В сравнивании этих, новых идей с идеями жестко-формализованного кодекса поведения Торы, последние, возможно выглядели архаичными суевериями.

Все это радикально изменяло облик этнического сознания: размывало его единство, основанное на массовой, нерассуждающей вере; на коллективном подражании непререкаемым государственно-духовным авторитетам (типа Моисея, Иисуса Навина или Давида). А ведь именно в поле группового этнического сознания, если оно достаточно гомогенно, имеет свои адекватные "уста" (идеи лидеров-харизматиков этноса), формируются и обретают статус "реальности" определенные картины мира и значимости, обретающие свою, достаточно независимую, жизнь – в поле сознания, культуры данного народа. К последним и относится идея Бога, становящаяся Богом – виртуально сущим, объективно-идеальной значимостью – по отношению к индивидуальным сознаниям, чья "Сила" и "влиятельность" зависят от ряда параметров взаимной суггестии этнического сознания (его гомогенности, наличия авторитетной элиты со способностью к предельным легитимациям и пр.)

Объективно-идеальная значимость Бога и этническое сознание, а также значимость-Бог и индивидуальное сознание некоторого типа людей (идеалистов, людей, для которых их духовная жизнь имеет очень важный, если не сказать определяющий смысл) – оказываются симбиотантами, взаимозависимыми.

Как состояние массовой веры влияет на представления о силе, действенности, мощи Бога – равно как и на возможность "чудес", – так и значимость Бога обретает (прежде всего для и только религиозно-культурного поля сознания данной конфессии) какую-то определенную автономию и самостоятельное бытие.

Значимость Бога – это не субъективно-конкретная выдумка отдельных людей – это субъективно-идеальная спонтанность сознания этноса, культуры, в которой выражаются их жизненность и ментальность. Другими словами, это Дух народа, культуры – но не каждого, а некоторых – силою исторических судеб либо случайностей оказавшихся способными на мощные духовно-объективные полагания (индийцы, китайцы, египтяне, евреи, греки, арабы и др.) – как другие стали способными к другим формам объективации (македоняне, римляне, гунны, монголы – к завоеваниям и т.п.)

Остается открытым вопрос о возможностях и границах самостоятельности этих виртуальных объективно-идеальных значимостей в религиозно-культурных полях сознания конфессий. Вполне допустимо обретение самодовлеющего автономного идеального бытия значимостью Бога – когда она (значимость) может обрести свое самостоятельное бытие, свою логику, свое самоопределение. Где?

Либо заместив собой, став независимой частью какого-либо, способного к такой метаморфозе, индивидуального сознания – расщепление сознания (два автономных "Я") – ситуация пророка; либо, в более интенсивной и "объективной" форме, – став "коллективным бессознательным" группы идеалистов-пассионариев – ситуация "творческого меньшинства", ситуация "диссидентствующего меньшинства". Итак, судьбы Бога и судьбы людей взаимопереплетаются. Значимость "Бога" влияет на судьбы этноса и отдельных людей – консолидирует его, либо расщепляет, подвигает на экспансию, либо на интенсивную внутреннюю жизнь – это и "средство" (самоорганизации опыта), и самодовлеющая данность (идеал, предел, трансцендентное – по отношению к нашему опыту проживания).

Падение могущества Бога, особенно такого "исторического" Бога как Саваоф, то есть имеющего именно документально зафиксированную историю отношений с конкретными людьми, всегда связано с коренной метаморфозой культурно-исторической жизни – что и имело место в Древней Палестине времен Пророков. Бог восстал в идеалистах-диссидентах, пророках, против конформного, прагматичного большинства. Это похоже на восстание обреченного – и это действительно была попытка отчаяния, выражение глубокого религиозного кризиса. Но она завершилась впечатляющей и оглушающей победой Иеговы: во-первых, он сохранил в конце-концов духовную власть над своим этносом; и, во-вторых, именно благодаря инициированному Им интенсивному духовному брожению вызрела новая вера, которая завоевала души половины землян и в которой Он формально остался самым главным Трансцендентным Существом.

Однако вернемся к историко-теологической канве наших рассуждений. Движение пророков воплощало собой ряд смыслов.

Во-первых, оно выражало разложение прежнего простого, гомогенного, коллективистско=религиозного сознания, сформированного Моисеем и, как следствие этого: бессилие Бога. Иегова у пророков – это грозный, свирепый, мстительный Бог – но в основном на словах: в обличениях и угрозах. Нет практически демонстраций, масштабных откровенно-сверхъестественных акций прямого вмешательства – типа "египетских казней", расступления моря, манны небесной, остановки Солнца, казни Содома и Гомморы и пр. Чудеса в основном носят частный характер – типа смерти, воскресений, исцеления (через пророков) отдельных людей, спасение Даниила от львов, огненной печи и т.п. Нет также и прямых явлений Саваофа для публики – облако над горой, столб огня, дыма и т.п. Он является в основном в видениях пророков и чаще всего через своих посланцев (ангелов и пр.) – утверждается мнение, что Бог никому из смертных не являлся (что противоречит утверждениям Моисея о его избранности к прямому контакту). И даже, если медиация пророка с Богом происходит не наедине, а в толпе – другие не видят, не воспринимают сверхъественных посланцев Иеговы, хотя и интуитивно чувствуют необычность происходящего (что проявлялось в "беспричинном" ужасе).

Все это говорит о бессилии Бога, отсутствии у Него силы прямо влиять на события. Внешне это обставлено как смена парадигм форм Божественного присутствия в мире: прямое заменяется косвенным – "руками" других народов-завоевателей. Естественноисторические события объявляются теолого-историческими, то есть разворачиванием плана Бога от начала времен.

Получается тогда, что либо Бог – это Экзистенциалист, знающий о неминуемых изменениях, конце, но живущий полнотой проживания каждого мига; либо Бог – это Фаталист и вынужденный Лицедей – в обоих случаях, это Существо, радикально ограниченное Необходимостью, даже если эта Необходимость имеет вполне Авторский характер. Даже если предположить, что Трансцендентное Существо бытийствует во вневременной сфере и для Него вся наша линейная история есть один и тот же миг (всегда настоящее), в котором Он любит/ненавидит; созидает/разрушает; собирает/рассеивает – все равно Он не может не знать о временной ритмике последовательности событий человеческой истории – и не планировать ее как Демиург, а следовательно быть в мире и с миром (если Он не Деист).

Так или иначе, но у пророков Саваоф – Бог мщения, Бог гнева, и, одновременно, Бог бессилия. Он становится подобен по Своему положению пророкам – одиночка-идеалист, диссидент, борющийся (в основном словами обличения и угроз) религиозным равнодушием, разложением простоты и однозначности традиционных форм жизни. Вообще-то Он борется за выживание Себя как Бога, стремится вернуть заблудшую "дщерь Сиона". Формы этой борьбы – которую можно назвать одновременно и религиозным кризисом (веры, Бога) – двояки: реакция, стремление вернуть все на круги своя и первичное апробирование, формирование потенциала новых религиозных идей. В конце-концов все завершилось большим творческим компромиссом.

"Человеческая форма" затяжного религиозного кризиса иудаизма – пророки и их окружение. Появление и стабилизация во времени института пророков имело большое значение как для самообновления традиционного иудаизма, так и для появления христианства. Для первого они дали столь не достающий ему эмоционально-личностный, индивидуально-экстатический накал – проторив дорогу не только к коллективистско-племенному, но и экзистенциально-личностному началу переживания Иеговы, положив начало мистической традиции.

Столь же важны религиозные поиски пророков и для возникающего позднее христианства: прорисовкой контуров будущего нового Бога. Однако пожалуй главнейший итог пророческого движения – возникновение духовных и социальных форм-носителей новых значений, новых картин мира – субъектов полагания и "электората" новой реальности, реальности Нового завета, Христа, идеалистической вселенной.

Идеалисты-диссиденты, люди с идеалистической мотивацией, стремлением к индивидуальному смыслоопределению, ответственному, личностному выбору – стали средой сект в иудаизме, стали пророками и авторами новых идей, легших впоследствии в основание западного пути развития человеческой цивилизации наряду с греческими.

Диссидентство, оппозиционность господствующему социальному миру с его прагматизмом, вещизмом, гедонизмом, культом силы и вражды приводило идеалистически настроенных людей-членов самоизолирующихся сект к идеям, радикально противостоящим идеям господствующим: утопическому сознанию (a la Манхейм); идеалистической картине мира; новым ценностям; надеждам на спасение как личное духовное и физическое бессмертие; на спасение как кардинальное изменение вселенского строя (Царство Небесное и т.п.)

Однако наряду с этим новым началом в диссидентском пророческом движении все же скорее преобладал консервативный настрой – "возвращения к истокам", восстановления во всей чистоте исходного учения, заповедей и норм, данных Моисею, завета с Иеговой. Этот настрой привел к реформированию и духовному укреплению, обновлению иудаизма.

Нас же более интересует – в плане исследования картин мира и Бога в Библии – судьба Саваофа в его жизненной линии к Сыну. Речь идет о теме Мессии и передаче Власти – как власти распоряжения судьбами людей и мира (при формальном сюзеринетете Саваофа) – Иисусу Христу, новому Богу.

У пророков мы можем найти обсуждение уже трех различных вариантов происхождения, назначения и перспектив нового Бога.

Вариант Искупителя представлен у Исайи. Статус Его в пророчествах Исайи не совсем ясен. Так нет однозначных отнесений Его по происхождению к Саваофу. Он – "как отпрыск и росток из сухой земли" (Ис. 53.2). Нет указаний и на перспективы. Есть только назначение: быть Искупителем, своего рода божественным "козлом отпущения" – но в ранге высшего Сверхъестественного Существа. "Господь возложил на Него грехи всех нас … – пророчествовал Исайя, – Господу угодно было поразить Его, и Он предал Его мучению, … тогда как Он понес на Себе грех многих и за преступников сделался ходатаем" (Ис. 53.6,10,12).

Вариант ОТРАСЛИ представлен у Захарии – здесь уже четко указывается на высшее трансцендентное происхождение нового Бога и его со-правление с Саваофом при сохранении общего сюзеренитета последнего. "Вот Муж, – пророчествует Захария, имя Ему ОТРАСЛЬ, Он произрастает из Своего (! – В.К.) корня и создаст храм Господень (вассалитет – В.К.). Он создаст храм господень и примет славу, и воссядет и будет владычествовать на престоле Своем (и, вместе с тем, явная автономность – В.К.)" (Зах. 6.12-13).

Ключевое слово в проекте Захарии – отрасль. Возможно "отрасль" – параллельный родственный Богу Дух – если предположить о возможной немонистичной, как у человеческого сознания, "Я", природе Бога (=Божественного Сознания). Ведь лишь по меркам человека, каждый имеет одно литое "Я", которое производит через спаривание другое литое "Я". Но, наверное, возможны и другие способы бытия идеального, духа, к примеру – "троица" – симбиоз, являющийся "парадоксом" только с нашей, монистичной точки зрения. Христос в этом варианте пророческого полагания – новый Бог именно как Отрасль – из Своего корня, то есть не в человеческом репродуктивном смысле от Бога Саваофа (ибо нет божественной супруги), хотя и может быть со-мощным, со-родственным. И все же это Отрасль – "отрастает" от Саваофа, через Его инициацию.

Третий вариант, наиболее близкий к тому, который реализовался в полаганиях апостолов, представлен у пророков Иеремии, Иезекииля, но особенно четко у Даниила.

Это концепция Сына человеческого. Здесь задана уже идея богочеловека – происхождение и смысл (примирение с людьми на новой основе); показательная процедура передачи всей полноты власти и отчетливая идея радикальной смены Богов как смены вселенских эпох. Саваоф назван "Ветхим днями" – думаю прообраз-метафора оппозиции "Ветхого – Нового заветов", равно как и обозначение изношенности, отработанности ментальности и духа прежней эпохи.

"Видел я, наконец, – пророчествовал Даниил, – что поставлены были престолы, и воссел Ветхий днями; одеяние на Нем было бело, как снег, и волосы главы Его – как чистая волна; престол Его – как пламя огня, колеса Его (почему-то атрибутивны здесь Саваофу, как и пламя – В.К.) – пылающий огонь … Видел я в ночных видениях, вот, с облаками небесными шел как бы Сын человеческий, дошел до Ветхого днями и подведен был к Нему. И Ему дана власть, слава и царство, чтобы все народы, племена и языки служили Ему; владычество Его – владычество вечное, которое не прейдет, и царство Его не разрушится (выделение – В.К.) " (Дан. 7.9,13-14).

Почему Бог решил смеситься с человечеством – в идее Сына человеческого? Ведь ранее он либо презирал, третировал всех людей (уничтожение потопом), либо, наоборот, неумеренно любил один народ. Предпосылку кровного соединения Он задал Сам же – сотворив человека по Своему образу и подобию – в том числе, похоже, и со своими репродуктивными особенностями.

Так или иначе, но Саваоф вознамерился пойти на этот шаг удвоения Себя при помощи смертной женщины заранее – как утверждают также и другие пророки (Иеремия, Иезекииль). Ведь возможен же был чисто духовный акт расщепления Духа и посыл в мир Его в каком-нибудь телесном муляже – однако нет, Саваоф решился (от века, как затем объясняли теологи) на реальное взаимопроникновение человеческого и трансцендентного.