Прошли времена, остались сроки

– Мне надо позвонить.

Мы пошли вместе по длинному коридору. Уже темнело. В учительской никого не было. Вот сюда она прибежала, когда я звонил, по этому телефону я слышал ее голос.

– Александра Григорьевна! – сказал я, протягивая к ней руки и приближаясь.

Она подалась навстречу. Мы поцеловались. Она оторвалась и пошла к окну.

– Саша! – догнал я. – Саша! Я уже вечность знаю и люблю тебя. Все во мне жило ожиданием тебя, Саша!

Я обнял ее за плечи, она потупилась, но не отстранялась.

– Саша, я прошу тебя стать моей женой.

Она подняла голову. Я истолковал это как ожидание поцелуя и вновь склонился к ней. Но она мягко повернулась и пошла к дверям.

– Надо идти. Дети. Их нельзя оставлять надолго одних.

– Это меня нельзя оставлять одного.

– Александр Васильевич, идемте.

– Саша, странно же меня называть на "вы", когда мы... когда мы... уже не на "вы".

– Идемте, идемте.

"Да что ж это такое, – потрясенно думал я, шагая за ней, как невольник. – Мы поцеловались или нет? Или это у нее ничего не значит?"

В классе я прошагал на свое место, сел. Щелкнул выключатель, лампы, протянутые под потолком, затрещали и замигали, потом осветили просторный класс. Саша стояла за столом. Лицо ее было раскрасневшимся. Нет, что-то было сейчас, что-то сдвинулось, и сдвинулось необратимо. "Девушка, которая краснеет, имеет великую душу", – вспомнил я Эдика.

– Александр Васильевич, – сказала вдруг Саша, – вы имеете отношение к компьютерной технике?

– Да я от нее не отхожу! – воскликнул я.

– Вы ее так любите?

– Да я ее ненавижу, – ответил я искренне. – Или я что-то не так сказал?

– Нет, так. Мы часто с ребятами говорим о компьютерных играх. Вы можете сказать свое мнение? В Японии уже появились игры – электронные человечки тамагочи, знаете?

– Дети! – вскочил я.

– Идите на мое место, – попросила Саша.

Идя к столу, я вспомнил Валеру, компьютерщика. Вот бы кого сюда привезти. Привезу. Я повернулся к классу и потому только не оробел, что увидел Сашу, она глядела на меня, глядела... влюбленно, хотел бы я сказать, но лучше было пока сказать – одобряюще.

– Электронный человечек, или карманный монстрик, или другое электронное домашнее животное – это порождение времени, от ужаса одиночества в мире. Ребенка не понимают родители, улица страшна для него, друзей нет. А тут вроде свой, ручной, друг. Но эти игры уводят от жизни, потом дети закомплексованы, а потом закомплексованность переходит в агрессивность...

– Александр Васильевич, можно я переведу? Ребята, вы играете, играете и остаетесь без друзей, вам уже все неинтересно, кроме игры, а потом у вас обиды, что вас не понимают, так? Извините, Александр Васильевич.

– Спасибо большое. Я буду проще. С кем вы играете в компьютер? С машиной? Нет, с программистом, который делал программу. Вам кажется, вы побеждаете, набираете очки, а в самом деле все очень примитивно, плосковато...

Я покосился на Сашу, она улыбалась.

– Все эти игры – это пожирание вашего времени, всех вас пожирание. С потрохами. – Я ахнул про себя. – Извините. Вы проходите преграды, деретесь, в основном игры же все военные в принципе. Затягивают. Выиграл – еще хочется испытать победу. Проиграл – надо взять реванш. Неохота же быть побежденным. Опять сидишь. А на экране трупы, клыки, зубы, орудия убийства, какие-то гуманоиды, ниндзя всякие, монстры, роботы...

– Александр Васильевич, вы, наверное, во все это играли? – спросила Саша. – Вы не стесняйтесь, ребята, спрашивайте.

– Нам говорят: воображение развивает, – поднялся один мальчик.

– Какое? – тут же парировал я. – В вымышленном мире? Зачем вам такая реакция в тех ситуациях, то есть в том мире, который в этом мире... – я запутался, – то есть в обычной жизни, вам не пригодится, зачем?

– А еще быстрота реакции, – высунулся другой.

– На что быстрота реакции? – снова вопросом отвечал я. – Как опередить в ударе, в выстреле, опять же ситуация, то есть опять же вы живете не в нашей жизни, а в выдуманном мире. Я понятно ответил? А виртуальная реальность, – закончил я, – вообще убьет в вас человека.

Урок был закончен. Мы вновь шли по коридору, уже освещенному. Вновь пришли в учительскую. Саша позвонила домой. Я не смел приблизиться к ней.

– Я скоро. Да, куплю. Да, сдам детей. Хорошо. – Она засмеялась. Положила трубку и объяснила: – Мама спросила: "Опять с дочкой придешь?" Светочка, с вами сидела, очень несчастна, отца нет, мать выпивает часто, иногда не приходит, я Свету беру тогда ночевать. Не бросать же.

– Возьмите меня с нею. Ой, и я на "вы". Саша, я же не уроки сюда приехал проводить.

– У вас получается.

За Светочкой пришла ее мать. Светочка вышла, держась за Сашину руку, и не сразу отпустилась. Мать несмело сказала: "Свет, к бабушке поедем". Тогда Света вприпрыжку побежала к матери. Мы потихоньку шли к трамваю.

– Вы сегодня уезжаете? – спросила Саша.

– Господи Боже мой! – воскликнул я. – Я же к вам приехал, к вам! Мое время в вашей власти.

Она молчала.

– Ну, это потрясающе, Александра Григорьевна! Может, в учительской были не мы, а наши дублеры?

– Не надо, Александр Васильевич. Хорошо: не надо, Саша. Знаете, давайте зайдем в церковь в Кузнечной. Это ближайшая к дому Достоевского, он в ней бывал, детей крестил. Или в Никольский морской собор?

– Там Ахматову отпевали? – догадливо спросил я. – А когда вы бывали в Москве, то приходили в Татьянину церковь МГУ, думали, вот здесь Гоголя отпевали, да?

– Да. – Саша подняла на меня глаза и улыбнулась. – Может, я такая залитературенная? Когда в Москве восстановили Иверскую часовню, при входе на Красную площадь, я первым делом вспомнила Бунина, "Чистый понедельник". Помните: внутренность Иверской "жарко пылала кострами свечей". Сейчас пылает?

– Пылает. Еще сильнее пылает. Саша, скажи мне, только честно...

Саша остановилась, перенесла сумку из одной руки в другую, но мне помочь не позволила. Мы стояли на перекрестке.

– Вы как маленький: "только честно, только честно". А как иначе?

– Вы... вы не собираетесь в монастырь?

– А похоже? Н-нет, куда я без детей?