Двухместное купе

Серега насторожился:

– Уезжаете, дядя Ваня?

И услышал в ответ:

– Ага, Серега. Уезжаю.

– Надолго?

– Дык, как сказать?.. – задумчиво проговорил в трубке голос Вани Лепехина. – Видать, навовсе.

– Это как?.. – помертвел Серега.

– Дык очень просто, – незатейливо ответил старый Ваня. – Чего Натану, тестю-то твоему, передать?

Трясущимися пальцами Серега выключил газ под кастрюлькой, с телефоном метнулся в коридор, сорвал куртку с вешалки, продолжая спокойно говорить в трубку:

– Дядя Ваня... вы, наверное, с утра приняли... Так вы прилягте, поспите пару часиков, а к тому времени Фирочка и Любовь Абрамовна вернутся от Толика и позвонят вам. А хотите, я могу сейчас к вам приехать...

КВАРТИРА ВАНИ ЛЕПЕХИНА

... Ваня прижал к уху трубку плечом, одной рукой вылил в стакан остатки коньяку, а другой достал из спинки старого кресла охотничье ружье...

Вынул из кармана два патрона и, продолжая говорить с Серегой Самошниковым, стал заряжать двустволку...

– Сережка, хошь, я тебя счас рассмешу на хер? – весело спросил Ваня и взвел оба курка. – Дык я, как начал те бумаги на Толика оформлять, как закрутили меня по энтим ёбаным конторам, так я с ими и всю пьянку забросил, мать честная! Две недели маковой росиночки в роте не было! Только вот сегодня и разговелся...

Ваня взял со стола стакан с остатками коньяка и сказал в трубку:

– Вот счас на посошок приму полторашечку и поплыву потихоньку к Натанке, к другу моему сердешному... А Алешке, артисту нашему, напиши – дядя Ваня больше на него обиду не держит... Пусть кажный будет там, где он хочет. Как я.

И СНОВА КРЕМАТОРИИ...

... Уплывал Иван Павлович Лепехин к своему закадычному дружку Натану Моисеевичу Лифшицу в том же маленьком зальчике крематория.

Только в закрытом гробу.

Да и провожали его те же самые люди, которые были на похоронах его друга...

– А почему в закрытом гробу? – прошептала одна женщина на ухо Сереге Самошникову.

Серега посмотрел на нее и так же тихо, но безжалостно ответил:

– А потому, что когда вы стреляете себе в рот из охотничьего ружья двенадцатого калибра крупной картечью, вам разносит полголовы до совершенной неузнаваемости... И людям, провожающим вас в последний путь, на это смотреть абсолютно невозможно. Провожающих тоже нужно жалеть.

Вот когда небольшой крематорский зал, оглашаемый печальной магнитофонной мелодией, неожиданно стал темнеть...

...стены, потолок и постамент с гробом Вани Лепехина...

...начали терять свои реальные очертания и погружаться темноту...

...и Прошлое становилось зыбким, неразличимым, тонущим в уходящем Времени и неумолимо надвигающейся ночи...

...в которой мчался Сегодняшний...

... ПОЕЗД «КРАСНАЯ СТРЕЛА»

В шестом купе спального вагона назревал скандал.

Мокрый, задыхающийся и взъерошенный от переживаний В.В. сидел на своем диванчике, по-восточному поджав под себя ноги, и набрасывался на Ангела:

– А вы-то где в это время были, мать вашу в душу?! На кой х-х-х... – Тут В.В. спохватился и нашел другое слово: – На кой хрен вы-то, ангелы-хранители, существуете?! Вы хоть кого-нибудь сберечь можете? Или все эти ваши святые заморочки – всего лишь понтяра вселенского масштаба?! Шизофреническое кликушество... Психопатизм, зародившийся в пустоте, в «черных дырах» человеческого сознания!..

А дальше, как в купеческой лавочке: «Айн моментик-с! Сейчас мы эту вашу пустотку заполним каким нибудь вероученьицем! В кого верить желаете? В Христа, в Аллаха, в Будду, Иегову?.. Креститься как изволите – слева направо или справа налево?.. Нет проблем! Для вас – сделаем-с!»

– Будет вам ёрничать, – неприязненно проговорил Ангел. – Знал бы, что вы так перевозбудитесь, никакого джина не предлагал бы.

– Так вы решили меня джином упрекнуть?! – возмутился В.В. – Вы же сами, предложили мне выпивку!

– Я увидел, что вы слегка расклеились, и захотел немного взбодрить вас. Я и не предполагал, что это может привести вас к такому срыву...

– Неужто вы думаете, что ваша воробьиная порция джина могла хоть как-то повлиять на меня? – возмутился В.В. – Побойтесь Бога, Ангел!..

Последовала пауза.

Ангел посмотрел на В.В. замороженными голубыми глазами, сказал серьезно, отчетливо выговаривая каждое слово:

– Я Его и так боюсь, Владимир Владимирович. Поэтому давайте не будем упоминать имя Господа в связи с такими ничтожными пустяками.

И Ангел указал на пустой стакан из-под джина. Но В.В. все еще не мог угомониться:

– А с каких это радостей вы сейчас бросились защищать имя Господа?! Насколько я сумел понять, вы когда-то и сами были, так сказать, отлучены...

– Но не от Веры же, Владимир Владимирович! – холодно заметил Ангел. – И потом... я хотел бы поставить вас в известность, что любые разговоры о Воре и Неверии мне неприятны. Ничего, что я вот так – без выкрутасов?

– Простите меня, пожалуйста... – виновато сказал В.В. – Я просто, наверное, очень перенервничал там – в этой вашей истории Прошлого... Я только сейчас сообразил, что насыпался на вас совершенно напрасно – вы же тогда были еще совсем ребенком! И, как я понимаю, находились в то время совсем в другом месте, да? А о том, что вы мне сейчас рассказали, – сами узнали значительно позже того, как все это произошло. Так?

– Конечно, Владим Владимыч, – мягко улыбнулся Ангел, и его голубые глаза из ледяных стали добрыми и теплыми. – Хотя то, что говорили вы, – во многом безоговорочно справедливо. Я рад, что эта история в какой то мере вас зацепила. Наверное, невозможно вот так наотмашь открещиваться от нашего Прошлого, которое – хотите вы этого или не хотите – все равно всегда с нами...

И Ангел протянул В.В. руку:

– Мир?

В.В. двумя руками пожал большую и могучую ладонь Ангела, проглотил застрявший в горле комок. Растроганно проговорил:

– Мир! Обязательно – мир!.. – Вытащил носовой платок и, сморкаясь, спросил Ангела: – Как по вашему, Ангел, я не перебрал с чувствами? Все старость проклятая! За последнее время сентиментальность поперла из меня, как из фановой трубы!..

– Нет, нет! Нормальная реакция интеллигентного, неравнодушного человека, – поспешил Ангел успокоить В.В.