Священное наследие

Про древнюю Грецию можно упомянуть вскользь по причине того, что любому школьнику известно о том, что греки, или эллины, только себя воспринимали людьми полноценными в окружении диких и неполноценных варваров.

В древнем Китае отношение к своей стране сложилось как к «Срединной империи», «Поднебесной стране» по отношению к которой, весь остальной мир – лишь периферия, населенная дикарями.

Совершенно очевидно, что и у славянских племен Восточной Европы могло сложиться особое отношение к своей территории, как к стране святой, стране, находящейся под патронатом своих богов, территории, имеющую четкую границу, за пределами которой начинается мир чужаков, демонов и хаоса.

Мы не будем сейчас пытаться дать развернутую картину этого древнего гипотетически реконструируемого мироощущения нашего предка по причине недостаточности наших представлений о языческом периоде древней Руси, периоде, который был далек от той варварской дикости и примитивизма, которые ему обычно приписывали раньше.

Одно с уверенностью мы можем утверждать. Древние воззрения на свою землю как на преддверие неба, как на святыню получили свое полное осмысление и завершенное каноническое определение на Руси именно в лоне Христовой веры.

Финальным аккордом этого гимна своей земле как Святой Руси прозвучало послание старца Филофея из псковского Спасо-Елиазарова монастыря Государю Василию Иоанновичу: «Москва – Третий Рим, а Четвертому не бывать!».

Причем Рим в понимании монаха Филофея, это не только единая мировая империя. Это, прежде всего, – Новый Израиль, государственно оформленный Ковчег для Нового Завета, Истинной Христовой веры.

Святая Русь, ставшая Третьим Римом, оставшись к середине пятнадцатого столетия единственным православным государством, не перестала для русского народа оставаться прежде всего Русью, страною, осознаваемую религиозно как нечто целое, куда органически включены и представления как о последнем истинном царстве-империи, и о самих себе как о народе – хранителе истинной, православной веры, т. е. о Новым Израиле.

Удивительным чудом нашей истории, до конца нами не осмысленным, является то, что мы не просто стали Новым Израилем по праву последнего оплота Истинной веры, но и в силу промыслительных совпадений священной истории библейского иудейского народа и народа русского.

Параллели эти столь значительны, что не случайными совпадениями отдельных реалий, не искусственно создаваемыми волей правителей и духовных вождей нашего народа копиями, некими сакральными дубляжами, их назвать невозможно.

Как и древние иудеи, русские всегда были чужими среди других народов. Ни Запад, ни Азия никогда не признавали нас своими. Русский всюду чувствует себя чужим, инородным телом. Мы и сами, если не умом, то сердцем, чувствуем всегда нашу инаковость по отношению к остальному миру. Мы не Европа и не Азия и даже не Евразия, как справедливо говорил И.Л. Солоневич, мы – просто Россия! Даже с нашими славянскими братьями нас зачастую разделяет если не пропасть, то глубокий ров.

В 1956 году министр обороны Израиля Моше Даян, на заседании Генштаба в ответ на высказывавшиеся опасения, как бы в арабских армиях не появились добровольцы из «Восточного блока», успокоил коллег, сказав, что русские вряд ли появятся, а «поляки и чехи – это всего лишь поляки и чехи». И эти слова израильского министра как нельзя лучше характеризуют разницу в среде славянских народов. Есть русские, и есть все остальные славяне. Вычтите из славянства русских, и никто никогда не вспомнит, что существовала или существует такая общность народов.

Как и древние иудеи, мы пережили свой исторический «египетский» плен во времена татарского владычества. Как и Израиль, мы теряли свои территории, претерпевали разрушение наших священных столиц: Киева, Владимира, Москвы. Как и евреи, мы попадали в духовный плен к инородцам, за что, как и древних израильтян, Господь нас сурово наказывал и продолжает наказывать ныне.

И все же, как история древних евреев стала священной историей человечества, так и наша история с ее трагическими и героическими страницами становится историей поистине священной.

Прав был И.С. Аксаков заявляя, что некоторые страницы истории русского национального государства читаются как жития святых!

Поразительным образом самые коренные основы Русской Государственности повторяют священные основы сложения первого Иудейского царства, отраженного в Библии, и, даже более ранний период, деления Израиля на двенадцать колен, по Божиему промыслу. Священное писание свидетельствует, что обетованная Господом земля была разделена между двенадцатью коленами Израиля. Особого удела не досталось только наследственным священнослужителям – левитам, которых, обязаны были содержать все двенадцать колен.

Число «двенадцать» есть фундамент нашей древнейшей национальной государственной жизни. Оно три раза повторяется на заре нашей истории. Три из трех раз взаимообусловлены, что не может быть простой случайностью или избирательным конструированием автором фактов. Число «двенадцать» в Русской истории начального периода отражает фундаментальные основы нашего государства – его этническую, династическую и региональную составляющие.

Читая строки нашей Начальной летописи, отредактированной св. летописцем Нестором, мы находим, что будущая Русь сложилась на основе именно двенадцати племенных союзов восточных славян. У нас нет исторического материала, чтобы объяснить, почему, объединяя в одно государство славян, князья Рюрикова дома всегда ощущали некую границу своей земли, границу, будто бы заданную Свыше. Нет ни географических, ни исторически веских причин, мешавших русским князьям пытаться включить в свое государственное образование земли западных славян, вплотную прилегавших к землям полочан, волынян и белых хорватов. Ссылки на то, что, например, мазовшане принадлежали уже западнославянскому миру, не слишком убеждают. Вряд ли в Х веке между мазовшанами, предками словаков, поморянами, волынянами и полочанами были непреодолимые этнографические и лингвистические различия. Тем более нельзя говорить и о религиозных различиях. Понятно, что и западные и восточные славяне были язычниками. И зачастую поклонялись если не одним и тем же богам, то все равно их пантеоны были во многом родственными. У кого-то Перун был главным племенным богом, у кого-то второстепенным.

Тайна древнего нерасторжимого кровного и духовного родства всего русского племени с особенной ясностью свидетельствует о себе в истории многострадальной Карпатской Руси. Единства, заложенного в седой древности и освященного в водах Днепровской купели при святом Владимире.

Карпатские русины, будучи потомками славянского племенного союза белых хорватов, но таинственным образом в течение тысячелетия сохранявшие и свое древнее родовое имя – русь, в самом раннем Средневековье были отрезаны от общерусского государственного тела и находились под национальным гнетом венгров, австрийцев, поляков и чехословацкого государственного образования. С конца девятнадцатого столетия революционные самостийники-социалисты, придумав себе новую национальность украинцев, пытались заставить и не оставляют этих попыток сейчас, отречься карпаторусов от своей русской идентичности, отречься от своих предков, сумевших в невыносимых условиях гнета сохранить свою кровную и духовную связь с народом святорусским. Но никакие усилия чужеземцев и самостийных иуд не уничтожили у карпаторусов сознания того, что они настоящие русские, что они древняя ветвь великого русского племени. Десятки, если не сотни тысяч людей погибли в Карпатской Руси только за одно право – оставаться, как и их предки, русскими!

Итак, именно двенадцати племенам было суждено породить русский народ как субъект не просто мировой, но священной истории. Границы этих племенных союзов задолго до призвания Рюрика определили и общую границу Руси, и исконную границу русского, славянского народа.

Кроме общего происхождения, общего, вместе с западными и южными славянами, мир восточных славян связывало еще что-то еле уловимое сейчас, до конца не познанное исторической наукой, что-то, что заставляет и светского человека задуматься о Божием предопределении или промысле в судьбах исторических народов.

Святая Русь от ладожского озера до вод Черного моря, от Карпат и Закарпатья до Дона и Волги на начальном этапе своей настоящей государственной истории включала племенные союзы славян: 1) словен новгородских, 2) кривичей, 3) вятичей, 4) радимичей, 5) дреговичей, 6) северян, 7) полян, 8) древлян, 9) тиверцев, 10) уличей, 11) волынян, в чей состав вошли и древние дулебы и 12) белых хорватов.

Племя полочан, основавших город Полоцк, было одним из «отпочкований» из огромной кривичской племенной общности, из которой выделились в дальнейшем кривичи смоленские, ярославско-костромские и псковские.

Итак, двенадцать племен Руси точно соответствуют двенадцати коленам иудеев. Но на этом священные параллели можно продолжать.

Были на Руси и свои «левиты», т. е. колено, а скорее племя, не имевшее племенной земли на территории Руси, но игравшего огромную роль на начальном этапе становления государственности. Но в отличие от библейских левитов это была не профессиональная каста священнослужителей, а каста воинов и дипломатов на службе у князей Рюрикова дома. Речь идет о варягах.

Не будем сейчас углубляться в споры о происхождении варяжского племени, не это для нас главное. Главное, что варяги сыграли значительную роль в освоении новых земель на Русском севере, в становлении государственной власти, в принятии христианства. От варягов пошли многие знаменитые русские роды.

Вспомним, что первыми русскими святыми стали не князья Борис и Глеб и не князь-креститель Руси Владимир, а княгиня Ольга, которую предания называют «сущую от рода варяжска», и варяги отец и сын: Феодор и Иоанн, умерщвленные языческой толпой в Киеве, при князе Владимире, тогда еще язычнике.

Нельзя не вспомнить и о варяге Шимоне, который со своей родины привез золотой пояс, снятый им со Святого Распятия, который стал священной мерой при построении Успенского храма в Киево-Печерской лавре. Ипатьевская летопись сообщает о нем следующее: принятый в дружину князя Ярослава Владимировича, а потом ставший старейшим из дружины при князе Всеволоде, он «оставих латынскую буесть, и истине верова… и с всем домом, яко до 3000 душъ».

Не удержимся от замечания, что даже этих фактов вполне достаточно, чтобы встать на точку зрения тех замечательных русских ученых, которые совершенно справедливо видят в варягах до времени Ярослава Мудрого западных славян с Балтийского Поморья. Невозможно представить, чтобы в агрессивно языческой Скандинавии в конце Х века один из знатных вельмож, каким являлся Шимон-варяг, был христианином и поклонялся открыто Распятию Христа.

Но такая ситуацию вполне была возможна среди балтийских славян, которые часто добровольно переходили в христианство и принимали епископов от немцев, а не только в результате кровавого насилия. Именно этими фактами мы можем объяснить «латынскую буесть», принесенную варягом Шимоном с родины, в начале одиннадцатого столетия. Это особенно касается самых западных славян ободритов, которые часто выступали союзниками немцев против одноплеменных лютичей. Да и приход на Русь с домом своим в 3000 человек еще ярче подтверждает факт, что перед нами не одинокий искатель приключений, классический скандинавский викинг, а глава довольно большого рода, переселившегося на Русь, надо понимать, не от хорошей жизни на родине. Что может быть яснее этого свидетельства, что первые варяги приходили на Русь из славянской Прибалтики, уходя от немецкого натиска на восток.

Да и само имя варяга Шимона выдает в нем западного славянина. Имя его есть без сомнения – Симон, переданное в специфической огласовке, столь свойственной и ныне полякам, с заменой согласного звука «с» на шипящий «ш».

Но священное число «двенадцать» в Русской истории отнюдь не исчерпывается только двенадцатью племенными союзами, ставшими Русью.

Русские летописи сообщают нам, что у крестителя Руси князя Владимира было двенадцать сыновей, которым он раздал во владения и города, ставшие стольными градами княжений.

Князь Владимир стал не только крестителем государства, но и фактически выступил в роли первопредка, праотца, хотя и вторичного, после Рюрика, для всего княжеского дома. Но в силу того, что после крещения Русь действительно стала воспринимать себя как бы заново родившейся, именно Владимир, а не забытый постепенно Рюрик и его древние легендарные предки, не полумифические Словен и Рус, а именно Владимир Святославович стал почитаться родоначальником князей и духовным отцом нового святорусского народа. Восприятие это нельзя назвать только книжным, ограниченным кельями нескольких ученых монахов. Образ Владимира-праотца стал поистине всенародным, отражением чего являются былины. И пусть в былинах, в образе единого князя Владимира Красное Солнце, представлены три исторических Владимира: Владимир Древний, о котором упоминает Татищев, Владимир Святой и Владимир Мономах, именно равноапостольный Владимир Креститель есть центральный образ, на котором сфокусировано было внимание былинных сказателей и который поглотил и своего исторического предшественника и потомка.

Итак, святой креститель Руси Владимир имел двенадцать сыновей: 1) Святополка, 2) Вышеслава, 3) Изяслава, 4) Ярослава, 5) Мстислава, 6) Судислава, 7) Станислава, 8) Позвизда, 9) Святослава, 10) Бориса, 11) Глеба и 12) Всеволода.

Правда, летопись говорит о Святополке как сыне двух отцов. У летописца были основания думать, что Святополк, отцом своим нелюбимый, мог быть сыном убитого Владимиром старшего брата Ярополка, чью жену, бывшую черницу, он взял себе. Некоторые летописные своды упоминают среди сыновей Владимира и еще одного Мстислава. Но это может быть ошибкой.

Как бы там ни было, будь Святополк родным или приемным сыном князя, сопоставление летописных сводов дает нам двенадцать сыновей Владимира, которые получают в княжение города. с этого момента образовываются земли со своими стольными градами, из которых произойдет двенадцатичастное деление Руси на феодальные княжества.

По летописям сыновья владимира занимают столы в 1) Новгороде, 2) Ростове, 3) Муроме, 4) Смоленске, 5) Турове, 6) Владимире-Волынском, 7) Полоцке, 8) Тьмутаракани. Сам Владимир сидит в 9) Киеве. Получается девять стольных градов. По летописи невозможно понять, какие столы занимали сыновья Владимира Станислав, Позвизд и Судислав. Судислав был заточен братьями во Пскове в 1036 году и отпущен на волю, а, вернее, отправлен из заточения в монастырь, племянниками в 1059 г. Ученый мир из этого заключает, что изначально Судислав и получил от отца в княжение Псков. Историк А.М. Членов в своей книге «По следам Добрыни» оспаривает это мнение, полагая, что место заточения Судислава еще не говорит о том, что он там же до этого княжил. Членов считает невозможным деление Новгородской земли до конца тринадцатого века на отдельные княжения. Однако мы помним, что Псков, до того как стал мыслиться в качестве пригорода Новгорода, был местом весьма значительным для Русской истории. Вспомним, что при князе Рюрике в псковской земле был стольный град его брата Трувора. И пусть княжий стол был в соседнем Изборске, достоверно известно, что Псков, как крупный город раннего Средневековья, тогда уже существовал и мог быть не менее значительным городом, чем Изборск, городом в руках местной аристократии, которая и выделила Трувору под «феодальный замок» Изборск, не пустив его в главный город области. Ведь и призванный новгородцами Рюрик изначально сидел не в Новгороде, а в Ладоге.

Но самое главное, под Псковом в селе Выбуты родилась бабушка Владимира, княгиня Ольга и сам Владимир родился от ключницы Малуши совсем рядом с градом Псковом, в селе Будник, на берегу реки Черехи.

Более чем вероятно, что при князе Владимире Псков был вполне независимым городским центром, чтобы помимо Новгорода получить себе в князья сына Владимира Судислава. В вышеупомянутой книге А.М. Членов справедливо указывает, что при перечне княжеских столов сыновей Владимира подозрительным образом не охвачена земля радимичей и уличей с тиверцами. Исходя из дальнейшего хода русской истории мы можем говорить о том, что такие крупные княжеские центры двенадцатого века, как Чернигов, Переяславль, Галич и город съезда русских князей в 1096 году Любеч вполне могли бы и при Владимире рассматриваться как города достойные княжеских столов. Псков и еще три города из перечисленной четверки могут нам дополнить число стольных градов до искомых двенадцати.

Но как бы там ни было, уже в двенадцатом веке Русь распадается на двенадцать крупных удельных княжений. дробление княжеств происходило и дальше, но изначально число их было именно двенадцать.

Это были княжества: 1) Новгородское, 2) Владимиро-Суздальское, 3) Муромо-Рязанское, 4) Смоленское, 5) Полоцкое, 6) Черниговское, 7) Переяславское, 8) Киевское, 9) Турово-Пинское, 10) Владимиро-Волынское, 11) Галическое и 12) Новгород-Северское.

Ранее, когда земли Галича входили в княжество Владимиро-Волынское, на юге существовало княжество Тьмутараканское. До монгольского нашествия происходили изменения в структуре русских княжеств. Из Полоцкого княжения выделялось гродненское. Муром был долгое время независимым столом от Рязани. Но для нас важно, что так или иначе, число крупнейших княжений на Руси часто равнялось именно сакральному числу «двенадцать», совершенно неслучайно наследуя эту числовую символику не только из племенного периода русской государственности, не только из первых стольных градов двенадцати сыновей Владимира Крестителя, но и определенно из древности священной истории иудейского народа, чьим преемником, через посредство византийских греков суждено было свыше стать народу русскому.

У упоминавшегося нами историка А.М. Членова есть интереснейшая догадка. Он считает, что количество куполов на древнейших русских храмах, посвященных святой Софии в Новгороде и Киеве, отражало на символическом уровне единение двенадцати земель в единое государство. Мы помним, что дубовая София Новгородская 989 года постройки и София Киевская, исполненная в камне в 1037 году имели тринадцать глав, что, считает Членов, можно трактовать как единение двенадцати земель под скипетром Великого князя. Красивая догадка, конечно, может считаться уместной, но только в качестве «народного прочтения» или дополнения к священной храмовой символике чисел.

Храмы отражали на символическом уровне совсем иные, далекие от земных дел реалии. Тринадцать глав храма символизировали, прежде всего, двенадцать апостолов, объединенных вокруг главного купола – Христа. Для средневекового христианского сознания в числе куполов виделось и отображение ветхозаветной церкви двенадцати колен Израилевых, призванных самим Всевышним стать особым народом, народом хранителем веры в Истинного Бога.

Однако, вполне вероятно, что народное сознание древней Руси действительно усматривало в тринадцатиглавии Софийских храмов и особенно Киевского, ставшего кафедрой русских митрополитов, символ единения Руси, символ более низкого уровня, чем изначальный, но символ вполне допустимый в силу его сопряженности с более высоким уровнем осмысления числовой символики храмовых куполов.

С первого века своей христианской истории народ наш совершенно поразительным образом усвоил себе не только имя народа святорусского, но и прямо ветхозаветную ментальность древних иудеев, преображенную в свете Христовой веры, но от этого еще более духовно напряженную ментальность, заставляющую взглянуть на свой народ как на исключительное орудие Господа, как на народ, чудесным образом сопряженный с Божественным замыслом Всевышнего.

Чувство своей богоизбранности, исключительности конечно питалось из Библейского источника. И хотя, долгое время считалось приличным смиренно стеснятся этого чувства наших предков, как-то замалчивать его, оно все-таки было.

Древними предками, безусловно, осознавалась не только возможность, но и необходимость сознательного подражания примерам из Священной истории израильского народа, но корнем своим имевшая дохристианские представления о своем роде, об особом покровительстве высших богов своим земным детям – Даждьбожьим внукам, как не без гордости именовал русичей автор «Слова о полку Игореве»! Безусловно, языческие представления о своей исключительности после принятия Христианства нуждались в иной священной санкции. Именно такую священную санкцию и подавали примеры Священного писания.