Оценить:
 Рейтинг: 4.67

Полное собрание сочинений. Том 4. 1898 ~ апрель 1901

<< 1 2 3 4 5 6 >>
На страницу:
4 из 6
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
, 611–613, гл. 22-ая, § 2.[139 - См. К. Маркс. «Капитал», т. I, 1955, стр. 595–596.] – Ср. «Этюды», стр. 29, прим. (Сочинения, 5 изд., том 2, стр. 159. Ред.)], или Струве, который говорит, что Рикардо «прекрасно (?) понимал, что весь общественный продукт не исчерпывается заработной платой, прибылью и рентой», и что Рикардо «бессознательно (!) отвлекался от частей общественного продукта, составляющих издержки производства». Можно ли прекрасно понимать и в то же время бессознательно отвлекаться?

5. Струве не только не опроверг утверждения Маркса, что Рикардо перенял ошибку Смита, но и сам повторил в своей статье ту же ошибку. «Странно… думать, – пишет Струве, – что то или другое деление общественного продукта на категории могло бы иметь существенное значение для общего понимания реализации, тем более, что действительно все доли реализуемого продукта в процессе реализации принимают форму дохода (валового), и классики рассматривали их как доходы» (стр. 48). В том-то и дело, что не все доли реализуемого продукта принимают форму дохода (валового); именно эту ошибку Смита и разъяснил Маркс, показавший, что часть реализуемого продукта никогда не принимает и не может принимать формы дохода. Это – та часть общественного продукта, которая возмещает постоянный капитал, служащий для изготовления средств производства (постоянный капитал в I подразделении, по терминологии Маркса). Напр., посевное зерно в сельском хозяйстве никогда не принимает формы дохода; каменный уголь, обращаемый опять на добычу каменного же угля, никогда не принимает формы дохода и пр. и пр. Процесс воспроизводства и обращения всего общественного капитала не может быть понят, если не будет выделена та часть валового продукта, которая способна служить только капиталом, которая никогда не может принять формы дохода[45 - Ср. «Das Kapital», III, 2, 375–376 (русский перевод, 696) о различии валового продукта от валового дохода[140 - См. К. Маркс. «Капитал», т. III, 1955, стр. 854.].]. В развивающемся капиталистическом обществе эта часть общественного продукта по необходимости должна расти быстрее всех остальных частей этого продукта. Только этим законом и может быть объяснено одно из самых глубоких противоречий капитализма: рост национального богатства идет с громадной быстротой, тогда как рост народного потребления идет (если идет) очень медленно.

6. Струве «совсем не понимает», почему Марксово различение постоянного и переменного капитала «необходимо для теории реализации» и почему я «в особенности настаиваю» на нем.

Это непонимание Струве есть, с одной стороны, результат простого недоразумения. Во-первых, Струве сам признает одно достоинство этого различения, именно, что в него укладывается весь продукт, а не только доходы. Другое достоинство его состоит в том, что оно логически связывает анализ процесса реализации с анализом процесса производства единичного капитала. Какова задача теории реализации? – показать, как происходит воспроизводство и обращение всего общественного капитала. Не ясно ли уже с первого взгляда, что роль переменного капитала должна быть при этом кардинально отлична от роли постоянного капитала? Продукты, возмещающие переменный капитал, должны обменяться в конце концов на предметы потребления рабочих и покрыть обычное потребление рабочих. Продукты, возмещающие постоянный капитал, должны обменяться в конце концов на средства производства и должны быть употреблены как капитал для нового производства. Поэтому различение постоянного и переменного капиталов безусловно необходимо для теории реализации. Во-вторых, недоразумение Струве вызвано тем, что он и здесь совершенно произвольно и ошибочно понимает под теорией реализации теорию, которая показывает, что продукты распределяются пропорционально (см. особенно стр. 50–51). Мы уже говорили выше и повторяем еще раз, что такое представление о содержании теории реализации неверно.

С другой стороны, непонимание Струве вызвано тем, что он считает необходимым провести различие между «социологическими» и «экономическими» категориями в теории Маркса и делает несколько общих замечаний против этой теории. Я должен сказать на это, во-первых, что к вопросу о теории реализации все это совершенно не относится; во-вторых, что я считаю проводимое Струве различие неясным и не вижу в нем никакой реальной пользы. В-третьих, я считаю не только спорными, но даже прямо неверными утверждения Струве, который заявляет, что «самому Марксу, бесспорно, было неясно отношение социологических основ» его теории к анализу явлений рынка, что «учение о ценности, как оно изложено в I и III томах «Капитала», бесспорно, страдает противоречивостью»[46 - Этому последнему заявлению Струве я противопоставлю новейшее изложение теории стоимости К. Каутским, который говорит и показывает, что закон средней нормы прибыли «не уничтожает закона стоимости, а лишь модифицирует его» («Die Agrarfrage», S. 67–68) («Аграрный вопрос», стр. 67–68. Ред.). Отметим кстати следующее интересное заявление Каутского в предисловии к его замечательной книге: «Если мне удалось развить в предлагаемом сочинении новые и плодотворные мысли, то я признателен за это прежде всего моим обоим великим учителям; я тем охотнее подчеркиваю это, что с некоторого времени даже в наших кругах раздаются голоса, объявляющие точку зрения Маркса и Энгельса устарелою… По моему мнению, этот скептицизм зависит более от личных особенностей скептиков, чем от свойств оспариваемого учения. Я делаю такой вывод не только на основании тех результатов, к которым приводит разбор возражений скептиков, но также и на основании своего личного опыта. В начале моей… деятельности я вовсе не симпатизировал марксизму. Я относился к нему так же критически и с таким же недоверием, как любое из тех лиц, которые теперь с пренебрежением смотрят свысока на мой догматический фанатизм. Лишь после некоторого сопротивления сделался я марксистом. Но и тогда и впоследствии, – всякий раз, когда у меня являлись сомнения насчет какого-либо принципиального вопроса, – я всегда приходил в конце концов к тому убеждению, что неправ был я, а не мои учителя. Более глубокое изучение предмета заставляло меня признать их точку зрения правильною. Таким образом, всякое новое-изучение предмета, всякая попытка пересмотра своих воззрений усиливали мою уверенность, укрепляли во мне признание того учения, распространение и применение которого стало задачей моей жизни».]. Все эти заявления Струве совершенно голословны. Это не аргументы, а декреты. Это – предвосхищенные результаты той критики теории Маркса, которой намерены заняться неокантианцы[47 - Кстати, пару слов об этой (будущей) «критике», которою так увлекается Струве. Против критики вообще не станет возражать, конечно, ни один здравомыслящий человек. Но Струве, очевидно, повторяет свою любимую мысль об оплодотворении марксизма «критической философией». Я не имею, разумеется, ни желания, ни возможности останавливаться здесь на вопросе о философском содержании марксизма и потому ограничусь лишь следующим замечанием. Те ученики Маркса, которые взывают: «назад к Канту», не дали до сих пор ровно ничего, доказывающего необходимость такого поворота и наглядно представляющего выигрыш теории Маркса от оплодотворения ее неокантианством[141 - Неокантианство – буржуазное философское течение, возникшее в Германии во второй половине XIX века. Неокантианство воспроизводило наиболее реакционные, идеалистические положения философии Канта и отвергало имеющиеся в ней элементы материализма. Под лозунгом «Назад к Канту» неокантианцы проповедовали возрождение кантовского идеализма, вели борьбу против диалектического и исторического материализма. Ф. Энгельс в книге «Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии» охарактеризовал неокантианцев как «теоретических реакционеров», жалких эклектиков и крохоборов.Неокантианцы в рядах германской социал-демократии (Э. Бернштейн, К. Шмидт и др.) подвергли ревизии марксистскую философию, экономическую теорию Маркса и его учение о классовой борьбе и диктатуре пролетариата. В России представителями неокантианства были «легальные марксисты» П. Б. Струве, С. Н. Булгаков и др.Ленин выступил против «легальных марксистов», переносивших неокантианство на русскую почву, в ранних своих работах: «Экономическое содержание народничества и критика его в книге г. Струве (Отражение марксизма в буржуазной литературе)» (1895), «Некритическая критика» (1900) и приветствовал статьи Г. В. Плеханова против неокантианцев в заграничной литературе в конце 90-х годов, в которых Г. В. Плеханов объявил неокантианство Э. Бернштейна и К. Шмидта «реакционной теорией реакционной буржуазии». Всесторонняя критика неокантианской философии была дана Лениным в книге «Материализм и эмпириокритицизм» (1909). В своих философских работах Ленин показал враждебность субъективно-идеалистической философии неокантианцев научному познанию природы и общества, разоблачил ее классовую сущность как буржуазной идеологии.Неокантианские идеи используются в настоящее время представителями реакционной философии империализма в целях борьбы против марксизма-ленинизма.]. Они даже не исполнили падающей на них прежде всего обязанности – подробно разобрать и опровергнуть ту отрицательную оценку неокантианства, которую дал Энгельс. Наоборот, те ученики, которые пошли назад не к Канту, а к философскому материализму до Маркса, с одной стороны, и к диалектическому идеализму, с другой стороны, дали замечательно стройное и ценное изложение диалектического материализма, показали, что он представляет из себя законный и неизбежный продукт всего новейшего развития философии и общественной науки. Мне достаточно сослаться на известный труд г. Бельтова в русской литературе и на «Beitr?ge zur Geschichte des Materialismus» (Stuttgart, 1896) («Очерки но истории материализма» (Штутгарт, 1896). Ред.) в немецкой литературе[142 - Ленин имеет в виду книгу Г. В. Плеханова «К вопросу о развитии монистического взгляда на историю», вышедшую легально в Петербурге в 1895 году под псевдонимом Н. Бельтов и изданную на немецком языке его же книгу «Очерки по истории материализма».].]. Поживем – увидим, что даст эта критика. А пока констатируем, что по вопросу о теории реализации эта критика не дала ничего.

7. По вопросу о значении схем Маркса в III отделе II тома «Капитала» Струве утверждает, что абстрактную теорию реализации можно хорошо изложить посредством самых различных приемов деления общественного продукта. Это поразительное утверждение всецело объясняется тем основным недоразумением Струве, будто теория реализации «целиком исчерпывается» (??!) той банальностью, что продукты обмениваются на продукты. Только благодаря этому недоразумению Струве мог написать такую фразу: «Какова роль этих» (реализуемых) «товарных масс в производстве, распределении и т. д., представляют ли они капитал (sic!![48 - Так!! Ред.]) и какой, постоянный или переменный, для существа данной теории совершенно безразлично» (51). Для теории реализации Маркса, которая состоит в анализе воспроизводства и обращения всего общественного капитала, безразлично, представляют ли товары капитал!! Это все равно, как если бы кто-либо сказал, что для существа теории земельной ренты безразлично, разделяется ли сельское население на землевладельцев, капиталистов и рабочих или нет, ибо эта теория сводится-де к указанию на различное плодородие различных участков земли.

Только благодаря тому же недоразумению Струве мог утверждать, что «натуральное взаимоотношение между элементами общественного потребления – общественный обмен веществ – всего лучше может быть показан» при помощи не Марксова разделения продукта, а при помощи следующего разделения: средство производства + предметы потребления + прибавочная ценность (стоимость, стр. 50). – В чем состоит общественный обмен веществ? Прежде всего в обмене средств производства на предметы потребления. Как же можно показать этот обмен, выделив особо прибавочную стоимость от средств производства и от предметов потребления? Ведь прибавочная стоимость воплощается либо в средствах производства, либо в предметах потребления! Не ясно ли, что подобное деление – несостоятельное логически (ибо оно смешивает деление по натуральной форме продукта с делением по элементам стоимости) – затемняет процесс общественного обмена веществ?[49 - Напомним читателю, что Маркс делит весь общественный продукт на два подразделения по натуральной форме продукта: I) средства производства; II) предметы потребления. Затем в каждом из этих подразделений продукт делится на три части по элементам стоимости: 1) постоянный капитал; 2) переменный капитал; 3) сверхстоимость.]

8. Струве говорит, что я приписал Марксу апологетически-буржуазную теорию Сэя – Рикардо (52), – теорию гармонии между производством и потреблением (51), – теорию, стоящую в кричащем противоречии с учением Маркса об эволюции и конечном исчезновении капитализма (51–52); что поэтому мое «совершенно справедливое рассуждение» о том, что Маркс и во II и в III томе подчеркивал присущее капитализму противоречие между безграничным расширением производства и ограниченным потреблением народных масс, «совершенно выбрасывает за борт ту теорию реализации,, защитником которой в прочих случаях» являюсь я.

И это утверждение Струве точно так же неверно и точно так же основано на вышеуказанном недоразумении, в которое он впал.

Откуда взял Струве, что я понимаю под теорией реализации не анализ процесса воспроизводства и обращения всего общественного капитала, а теорию, говорящую лишь, что продукты обмениваются на продукты, теорию, учащую о гармонии между производством и потреблением? Струве не мог бы показать разбором моих статей, что я понимал теорию реализации во втором смысле, ибо я прямо и определенно говорил, что понимаю теорию реализации именно в первом смысле. В статье: «К характеристике экономического романтизма», в том параграфе, который посвящен выяснению ошибки Смита и Сисмонди, говорится: «Вопрос именно в том, как происходит реализация, то есть возмещение всех частей общественного продукта. Поэтому исходным пунктом в рассуждении об общественном капитале и доходе – или, что то же, о реализации продукта в капиталистическом обществе – должно быть разделение… средств производства и предметов потребления» («Этюды», 17)[50 - См. Сочинения, 5 изд., том 2, стр. 143, 154. Ред.]. «Вопрос о реализации в том и состоит, чтобы анализировать возмещение всех частей общественного продукта по стоимости и по материальной форме» (ib., 26)[51 - См. Сочинения, 5 изд., том 2, стр. 143, 154. Ред.]. Не повторяет ли Струве то же самое, говоря – как будто бы против меня, – что интересующая нас теория «показывает механизм реализации… поскольку такая реализация осуществляется» («Н. Об.», 62)? Противоречу ли я той теории реализации, которую я защищаю, когда я говорю, что реализация происходит «лишь среди затруднений, среди постоянных колебаний, которые становятся все сильнее по мере роста капитализма, среди бешеной конкуренции и пр.» («Этюды», 27)?[52 - Там же, стр. 156, 155, 151. Ред.] – когда я говорю, что народническая теория «не только показывает непонимание реализации, но еще содержит в себе к тому же крайне поверхностное понимание противоречий, свойственных этой реализации)) (26–27)?[53 - Там же, стр. 156, 155, 151. Ред.] – когда я говорю, что реализация продукта, происходящая не столько на счет предметов потребления, сколько на счет средств производства, «есть, конечно, противоречие, но именно такое противоречие, которое имеет место в действительности, которое вытекает из самой сущности капитализма» (24)[54 - Там же, стр. 156, 155, 151. Ред.], которое «вполне соответствует исторической миссии капитализма и его специфической социальной структуре: первая» (т. е. миссия) «состоит именно в развитии производительных сил общества (производство для производства); вторая» (т. е. социальная структура капитализма) «исключает утилизацию их массой населения» (20)?[55 - См. Сочинения, 5 изд., том 2, стр. 147. Ред.]

9. По вопросу о соотношении производства и потребления в капиталистическом обществе у нас со Струве, по-видимому, нет разногласия. Но если Струве говорит, что положение Маркса (которое гласит, что потребление не является целью капиталистического производства) «носит на себе явную печать полемического характера вообще всей системы Маркса. Оно тенденциозно…» (53), то я решительно оспариваю уместность и справедливость подобных выражений. Что потребление не является целью капиталистического производства, это факт. Противоречие между этим фактом и тем фактом, что в конечном счете производство связано с потреблением, зависит от потребления и в капиталистическом обществе, – это противоречие не доктрины, а действительной жизни. Теория реализации Маркса именно потому, между прочим, представляет громадную научную ценность, что она показывает, как осуществляется это противоречие, что она выставляет это противоречие на первый план. «Полемический характер» носит «система Маркса» не потому, что она «тенденциозна»[56 - Предостережением против употребления подобных выражений мог бы служить классический пример господ а la А. Скворцов, который видит тенденциозность в теории Маркса о средней норме прибыли.], а потому, что она дает точное изображение в теории всех тех противоречий, которые имеют место в жизни. Поэтому, между прочим, остаются и будут оставаться неудачными все попытки усвоить «систему Маркса», не усваивая ее «полемического характера»: «полемический характер» системы есть лишь точное отражение «полемического характера» самого капитализма.

10. «Каково реальное значение теории реализации?» – спрашивает Струве и приводит мнение г. Булгакова, который говорит, что возможность расширения капиталистического производства осуществляется на деле, хотя и рядом кризисов. «Капиталистическое производство растет во всем мире», – указывает г. Булгаков. «Этот аргумент, – возражает Струве, – совершенно несостоятелен. Дело в том, что реальное «расширенно капиталистического производства» совершается вовсе не в том идеальном или изолированном капиталистическом государстве, которое предполагает Булгаков и которое, по его предположению, довлеет себе, а на арене мирового хозяйства, где сталкиваются самые разнообразные ступени экономического развития и различные формы хозяйственного быта» (57).

Таким образом, возражение Струве сводится к тому, что в действительности реализация совершается не в изолированном, самодовлеющем, капиталистическом государстве, а «на арене мирового хозяйства», т. е. посредством сбыта продуктов в другие страны. Легко видеть, что это возражение основано на ошибке. Изменится ли сколько-нибудь вопрос о реализации, если мы не ограничимся внутренним рынком («самодовлеющий» капитализм), а сошлемся на внешний? если мы вместо одной страны возьмем несколько стран? Если мы не будем думать, что капиталисты бросают свои товары в море или отдают их даром иностранцам, – если мы не будем брать единичных, исключительных случаев или периодов, то очевидно, что мы должны принять известную равномерность вывоза и ввоза. Если данная страна вывозит известные продукты, реализуя их «на арене мирового хозяйства», то зато она ввозит другие продукты. С точки зрения теории реализации, необходимо принять, что «внешняя торговля только замещает туземные изделия (Artikel – товары) изделиями другой потребительной или натуральной формы» («Das Kapital», II, 469.[25 - См. К. Маркс. «Капитал», т. II, 1955, стр. 471.] Цитир. у меня в «Н. Об.», с. 38[57 - См. настоящий том, стр. 46. Ред.]). Берем ли мы одну страну или комплекс стран, сущность процесса реализации от этого нисколько не изменяется. В своем возражении г. Булгакову Струве повторяет, след., старую ошибку народников, которые связывали вопрос о реализации с вопросом о внешнем рынке[58 - Разбор этой ошибки народников был сделан много в «Этюдах», стр. 25–29. (См. Сочинения, 5 изд., том 2, стр. 153–158. Ред.)].

На самом деле между этими вопросами нет ничего общего. Вопрос о реализации есть абстрактный вопрос, относящийся к теории капитализма вообще. Берем ли мы одну страну или весь мир, основные законы реализации, раскрытые Марксом, остаются те же самые.

Вопрос о внешней торговле или о внешнем рынке есть вопрос исторический, вопрос конкретных условий развития капитализма в той или другой стране в ту или другую эпоху[59 - Ibid. Ср. «?. Об.», № 1, стр. 37. (Настоящий том, стр. 44–45. Ред.)].

11. Остановимся еще несколько на том вопросе, который «давно занимает» Струве: какова реально-научная ценность теории реализации?

Совершенно такая же, какова ценность всех остальных положений абстрактной теории Маркса. Если Струве смущает то обстоятельство, что «совершенная реализация есть идеал капиталистического производства, но отнюдь не его действительность», то мы напомним ему, что и все другие законы капитализма, открытые Марксом, точно так же изображают лишь идеал капитализма, но отнюдь не его действительность. «Мы имеем целью, – писал Маркс, – представить внутреннюю организацию капиталистического способа производства лишь в его, так сказать, идеально среднем типе» («in ihrem idealen Durchschnitt». «Das Kapital», III, 2, 367; рус. пер., с. 688)[26 - См. К. Маркс. «Капитал», т. III, 1955, стр. 844.]. Теория капитала предполагает, что рабочий получает полную стоимость своей рабочей силы. Это – идеал капитализма, но отнюдь не его действительность. Теория ренты предполагает, что все земледельческое население вполне раскололось на землевладельцев, капиталистов и наемных рабочих. Это – идеал капитализма, но отнюдь не его действительность. Теория реализации предполагает пропорциональное распределение производства. Это – идеал капитализма, но отнюдь не его действительность.

Научная ценность теории Маркса состоит в том, что она разъяснила процесс воспроизводства и обращения всего общественного капитала. Далее, теория Маркса показала, как осуществляется то присущее капитализму противоречие, что громадный рост производства отнюдь не сопровождается соответствующим ростом народного потребления. Поэтому теория Маркса не только не восстановляет буржуазно-апологетической теории (как это причудилось Струве), а, напротив, дает сильнейшее оружие против апологетики. Из этой теории следует, что далее при идеально гладком и пропорциональном воспроизводстве и обращении всего общественного капитала неизбежно противоречие между ростом производства и ограниченными пределами потребления. В действительности же кроме того процесс реализации идет не с идеально гладкой пропорциональностью, а лишь среди «затруднений», «колебаний», «кризисов» и пр.

Далее, теория реализации Маркса дает сильнейшее оружие не только против апологетики, но и против мещански реакционной критики капитализма. Именно такую критику капитализма старались подкрепить наши народники своей ошибочной теорией реализации. Марксово же понимание реализации неизбежно ведет к признанию исторической прогрессивности капитализма (развитие средств производства, а следовательно, и производительных сил общества), не только не затушевывая этим, а, напротив, выясняя исторически преходящий характер капитализма.

12. «Относительно идеального или изолированного самодовлеющего капиталистического общества» Струве утверждает, что расширенное воспроизводство в нем невозможно, «так как неоткуда взять безусловно необходимых добавочных рабочих».

Я никак не могу согласиться с этим утверждением Струве. Невозможность взять добавочных рабочих из резервной армии – Струве не доказал, да и нельзя этого доказать. Против того, что добавочные рабочие могут быть взяты из естественного прироста населения, Струве совершенно голословно заявляет, что «расширенное воспроизводство, основанное на естественном приросте, арифметически быть может не тождественно с простым, но практически-капиталистически, т. е. экономически, с ним вполне совпадает». Чувствуя, что теоретически нельзя доказать невозможность найти добавочных рабочих, Струве уклоняется от вопроса, ссылаясь на исторические и практические условия. «Я не думаю, чтобы Маркс мог решать исторический (?!) вопрос на основании этой, совершенно абстрактной, конструкции»… «Самодовлеющий капитализм есть исторически (!) немыслимый предел»… «Интенсификация труда, которую можно навязать рабочему, поставлена не только реально, но и логически в весьма узкие границы»… «Безостановочное повышение производительности труда не может не ослабить самого принуждения к труду»…

Нелогичность всех этих указаний бьет в глаза! Никто из оппонентов Струве нигде и никогда не говорил такого абсурда, чтобы исторический вопрос можно было решать при помощи абстрактных конструкций. Но в настоящее время Струве сам поставил вопрос вовсе не исторический, а совершенно абстрактный, чисто теоретический вопрос «относительно идеального капиталистического общества» (57). Не ясно ли, что он просто уклоняется от вопроса? Что существуют многочисленные исторические и практические условия (не говоря уже об имманентных противоречиях капитализма), которые ведут и приведут гораздо скорее к гибели капитализма, чем к превращению современного капитализма в идеальный капитализм, – этого я, конечно, и не думаю отрицать. Но по чисто теоретическому вопросу «относительно идеального капиталистического общества» я сохраняю свое прежнее мнение, что нет никаких теоретических оснований отрицать возможность расширенного воспроизводства в таком обществе.

13. «Гг. В. В. и Н. —он указали на противоречия и точки преткновения в капиталистическом развитии России, а им показывают схемы Маркса и говорят: капиталы всегда обмениваются на капиталы…» (цит. ст. Струве, 62).

Это сказано в высшей степени едко. Жаль только, что дело изображено при этом совершенно неверно. Всякий, кто прочтет «Очерки теоретической экономии» г. В. В. и § XV второго отдела «Очерков» г. Н. —она, увидит, что оба эти писателя поставили именно абстрактно-теоретический вопрос о реализации, вопрос о реализации продукта в капиталистическом обществе вообще. Это факт. Факт также и то обстоятельство, что против них другие писатели «сочли необходимым выяснить прежде всего основные, абстрактно-теоретические пункты теории рынков» (как значится на первых же строках моей статьи в «Н. Об.»). Туган-Барановский писал о теории реализации в той главе своей книги о кризисах, которая носит подзаголовок: «теория рынков». Булгаков дает своей книге подзаголовок: «теоретический этюд». Спрашивается, кто же смешивает абстрактно-теоретические и конкретно-исторические вопросы, оппоненты ли Струве или сам Струве?

На той же странице своей статьи Струве приводит мое указание, что необходимость внешнего рынка вытекает не из условий реализации, а из условий исторических. «Но, – возражает Струве (это очень характерное «но»!), – Туган-Барановский, Булгаков и Ильин выясняли одни абстрактные условия реализации, а исторических условий не выясняли» (стр. 62). – Именно потому все названные писатели и не выясняли исторических условий, что они брались говорить об абстрактно-теоретических, а не о конкретно-исторических вопросах. В своей книге: «К вопросу о развитии капитализма в России» («О внутреннем рынке для крупной промышленности и о процессе ее образования в России»), которая в настоящее время (III. 1899)[60 - См. Сочинения, 5 изд., том 3. Ред.] закончена печатанием, я ставлю вопрос не о теории рынков, а о внутреннем рынке для русского капитализма. Поэтому абстрактные истины теории играют там роль лишь руководящих положений, лишь орудий для анализа конкретных данных.

14. Струве «всецело поддерживает» свою «точку зрения» на теорию «третьих лиц», выставленную им в «Критических заметках». Я, в свою очередь, всецело поддерживаю сказанное мною по этому поводу тогда, когда вышли «Крит, заметки»[27 - Ленин имеет в виду свою работу «Экономическое содержание народничества и критика его в книге г. Струве (Отражение марксизма в буржуазной литературе). По поводу книги П. Струве: «Критические заметки к вопросу об экономическом развитии России». СПБ. 1894 г.» (см. Сочинения, 5 изд., том 1, стр. 347–534).].

На стр. 251-ой «Крит, заметок» Струве говорит, что аргументация г. В. В. «опирается на целую своеобразную теорию рынков в сложившемся капиталистическом обществе». «Эта теория, – замечает Струве, – верна, поскольку она констатирует тот факт, что прибавочная ценность (стоимость) не может быть реализована в потреблении ни капиталистов, ни рабочих, а предполагает потребление третьих лиц». Под этими третьими лицами Струве «разумеет в России русское земледельческое крестьянство» (стр. 61 статьи в «Н. Об.»).

Итак, г. В. В. выдвигает целую своеобразную теорию рынков в сложившемся капиталистическом обществе, а ему указывают на русское земледельческое крестьянство! Разве же это не смешение абстрактно-теоретического вопроса о реализации с конкретно-историческим вопросом о капитализме в России? Затем, если Струве признает теорию г. В. В. хотя бы отчасти верной, – значит, он проходит мимо основных теоретических ошибок г-на В. В. в вопросе о реализации, мимо того ошибочного воззрения, будто «затруднения» капиталистической реализации ограничиваются прибавочной стоимостью или специально связываются с этой частью стоимости продуктов; – мимо того ошибочного воззрения, которое связывает вопрос о внешнем рынке с вопросом о реализации.

Указание Струве на то, что русское земледельческое крестьянство своим разложением создает рынок для нашего капитализма, – вполне справедливо (в названной выше книге я подробно доказываю это положение разбором данных земской статистики). Но теоретическое обоснование этого положения относится вовсе не к теории реализации продукта в капиталистическом обществе, а к теории образования капиталистического общества. Нельзя не заметить также, что наименование крестьян «третьими лицами» очень неудачно и способно вызвать недоразумения. Если крестьяне – «третьи лица» для капиталистической промышленности, то промышленники, мелкие и немелкие, фабриканты и рабочие, – «третьи лица» для капиталистического земледелия. С другой стороны, крестьяне-земледельцы («третьи лица») создают рынок для капитализма лишь постольку, поскольку они разлагаются на классы капиталистического общества (сельскую буржуазию и сельский пролетариат), т. е. лишь постольку, поскольку они перестают быть «третьими» лицами, а становятся действующими лицами в системе капитализма.

15. Струве говорит: «Булгаков делает тонкое замечание, что никакого принципиального различия между внутренним и внешним рынком для капиталистического производства нельзя установить». Я вполне присоединяюсь к этому замечанию: действительно, таможенная или политическая граница очень часто совершенно непригодна для разделения «внутреннего» и «внешнего» рынка. Но, по указанным сейчас причинам, я не могу согласиться со Струве, что «из этого вытекает… теория, утверждающая необходимость третьих лиц». Непосредственно из этого вытекает лишь требование: не останавливаться, при разборе вопроса о капитализме, перед традиционным разделением внутреннего и внешнего рынков. Несостоятельное в строго теоретическом отношении, это разделение особенно мало пригодно для таких стран, как Россия. Можно бы заменить его другим разделением, различая, напр., следующие стороны в процессе развития капитализма: 1) образование и развитие капиталистических отношений в пределах данной вполне заселенной и занятой территории; 2) расширение капитализма на другие территории (отчасти совершенно не занятые и заселяемые выходцами из старой страны, отчасти занятые племенами, стоящими в стороне от мирового рынка и мирового капитализма). Первую сторону процесса можно бы назвать развитием капитализма вглубь, вторую – развитием капитализма вширь[61 - Само собой разумеется, что в действительности обе стороны процесса тесно слиты, и разделение их есть лишь абстракция, лишь прием исследования сложного процесса. Названная выше книга посвящена мною исключительно первой стороне процесса; ср. там гл. VIII, § V.]. Такое разделение охватило бы весь процесс исторического развития капитализма: с одной стороны, развитие его в старых странах, веками вырабатывавших формы капиталистических отношений до крупной машинной индустрии включительно; с другой стороны, могучее стремление развитого капитализма расшириться на другие территории, заселить и распахать новые части света, образовать колонии, втянуть дикие племена в водоворот мирового капитализма. В России это последнее стремление капитализма особенно рельефно сказалось и продолжает сказываться на наших окраинах, колонизация которых получила такой громадный толчок в пореформенный, капиталистический период русской истории. Юг и юго-восток Европейской России, Кавказ, Средняя Азия, Сибирь служат как бы колониями русского капитализма и обеспечивают ему громадное развитие не только вглубь, но и вширь.

Наконец, предлагаемое разделение удобно тем, что оно отчетливо определяет ту область вопросов, которую только и захватывает теория реализации. Ясно, что эта теория относится только к первой стороне процесса, только к развитию капитализма вглубь. Теория реализации (т. е. теория, выясняющая процесс воспроизводства и обращения всего общественного капитала) необходимо должна брать для своих построений замкнутое капиталистическое общество, т. е. абстрагировать процесс расширения капитализма на другие страны, процесс товарного обмена одной страны с другою, потому что этот процесс ничего не дает для решения вопроса о реализации, лишь передвигая вопрос с одной страны на несколько стран. Ясно также, что абстрактная теория реализации должна брать посылкой идеально развитое капиталистическое общество.

Говоря о литературе марксизма, Струве делает следующее общее замечание: «Ортодоксальные перепевы еще продолжают доминировать, но они не могут заглушить новой критической струи, потому что истинная сила в научных вопросах всегда на стороне критики, а не веры». Как видно из предыдущего изложения, нам пришлось убедиться в том, что «новая критическая струя» не гарантирует от повторения старых ошибок. Нет, уж лучше останемся-ка «под знаком ортодоксии»! Не будем верить тому, что ортодоксия позволяет брать что бы то ни было на веру, что ортодоксия исключает критическое претворение и дальнейшее развитие, что она позволяет заслонять исторические вопросы абстрактными схемами. Если есть ортодоксальные ученики, повинные в этих действительно тяжких грехах, то вина падает всецело на таких учеников, а отнюдь не на ортодоксию, которая отличается диаметрально противоположными качествами.

Написано в первой половине марта 1899 г.

Напечатано в августе 1899 г. в журнале «Научное Обозрение» № 8 Подпись: В. Ильин

Печатается по тексту журнала

Рецензия. Karl Kautsky. Die Agrarfrage. (Eine Uebersicht ?ber die Tendenzen der modernen Landwirtschaft und die Agrarpolitik u. s. w. Stuttgart, Dietz, 1899[62 - Карл Каутский. Аграрный вопрос. Обзор тенденций современного сельского хозяйства и аграрная политика и т. д. Штутгарт, изд. Дитца, 1899. Ред.])

Книга Каутского представляет из себя самое замечательное – после 3-го тома «Капитала» – явление новейшей экономической литературы. Марксизму недоставало до сих пор работы, систематически рассматривающей капитализм в земледелии. Теперь Каутский пополнил этот пробел первым отделом своей объемистой (450 стр.) книги, озаглавленным: «Развитие сельского хозяйства в капиталистическом обществе» (стр. 1–300). В предисловии Каутский совершенно справедливо замечает, что статистического и описательно-экономического материала по вопросу о земледельческом капитализме накопилась «подавляющая» масса; насущная потребность состоит в том, чтобы открыть «основные тенденции» экономической эволюции в данной области народного хозяйства, чтобы представить разнообразные явления земледельческого капитализма как «частичные проявления одного общего (целостного) процесса» (eines Gesamtprozesses). В самом деле, формы сельского хозяйства и отношения между сельским населением в современном обществе отмечаются таким гигантским разнообразием, что нет ничего легче, как нахватать из любого исследования кучку указаний и фактов, «подтверждающих» воззрения данного писателя. Именно по этому приему построен целый ряд рассуждений в нашей народнической прессе, пытающейся доказать жизнеспособность мелкого крестьянского хозяйства или даже его превосходство перед крупным производством в земледелии. Отличительная черта всех этих рассуждений состоит в том, что выхватываются отдельные явления, цитируются отдельные случаи и не делается даже попыток связать их с общей картиной всего аграрного строя капиталистических стран вообще и с основными тенденциями всей новейшей эволюции капиталистического земледелия. Каутский не впадает в эту обычную ошибку. Занимаясь в течение более чем 20 лет вопросом о капитализме в земледелии, он располагает чрезвычайно обширным материалом; в частности, Каутский основывает свое исследование на данных последних сельскохозяйственных переписей и анкет в Англии, Америке, Франции (1892) и Германии (1895). Но он ни разу не теряется среди груды фактов, ни разу не упускает из виду связи самого мелкого явления с общим строем капиталистического земледелия и с общей эволюцией капитализма.

Каутский ставит перед собой не какой-нибудь частный вопрос, напр., об отношении крупного и мелкого производства в земледелии, а общий вопрос о том, овладевает ли капитал сельским хозяйством, преобразует ли он в нем формы производства и формы собственности и как именно идет этот процесс. Вполне признавая крупную роль докапиталистических и некапиталистических форм сельского хозяйства в современном обществе и необходимость выяснить отношение этих форм к чисто капиталистическим, Каутский начинает свое исследование с чрезвычайно яркой и точной характеристики патриархального крестьянского хозяйства и земледелия феодальной эпохи. Установив таким образом исходные пункты развития капитализма в земледелии, он переходит к характеристике «современного земледелия». Сначала это последнее характеризуется с его технической стороны (плодопеременная система, разделение труда, машины, удобрения, бактериология), и пред читателем встает яркая картина того гигантского переворота, который произвел капитализм в течение нескольких десятилетий, превратив сельское хозяйство из рутинного ремесла в пауку. Далее исследуется «капиталистический характер современного сельского хозяйства» – краткое и популярное, но в высшей степени точное и талантливое изложение теории Маркса о прибыли и ренте. Каутский показывает, что система фермерства и система ипотек представляют из себя лишь две различные формы одного и того же, отмеченного Марксом, процесса отделения сельскохозяйственных предпринимателей от землевладельцев. Затем рассматривается отношение крупного и мелкого производства, причем оказывается, что техническое превосходство первого над вторым несомненно. Каутский обстоятельно доказывает это положение и подробно останавливается на выяснении того обстоятельства, что устойчивость мелкого производства в земледелии зависит отнюдь не от его технической рациональности, а от того, что мелкие крестьяне надрываются над работой больше, чем наемные рабочие, и понижают уровень своих потребностей ниже уровня потребностей и жизни этих последних. Данные, приводимые Каутским в подтверждение этого, в высшей степени интересны и рельефны. Разбор вопроса о товариществах в сельском хозяйстве приводит Каутского к тому выводу, что они выражают собою несомненный прогресс, будучи, однако, переходом не к общинному производству, а к капитализму; товарищества не уменьшают, а усиливают превосходство крупного производства в земледелии над мелким. Нелепо ждать, чтобы крестьянин в современном обществе мог перейти к общинному производству. Обыкновенно ссылаются на данные статистики, которая не свидетельствует о вытеснении мелкого земледелия крупным, по эти данные говорят лишь о том, что процесс развития капитализма в земледелии гораздо сложнее, чем в промышленности. И в этой последней основная тенденция развития перекрещивается нередко такими явлениями, как распространение капиталистической работы на дому и пр. В земледелии же вытеснению мелкого производства мешает, прежде всего, ограниченность земельной площади; скупка мелких участков для образования крупного – дело очень и очень не легкое; при интенсификации земледелия уменьшение площади хозяйства совместимо иногда с увеличением количества получаемых продуктов (поэтому статистика, оперирующая исключительно с данными о площади хозяйств, имеет мало доказательного значения). Концентрация производства происходит посредством скупки одним владельцем многих имений; образуемые таким образом латифундии служат базисом для одной из высших форм крупного капиталистического земледелия. Наконец, крупному землевладению и невыгодно было бы полное вытеснение мелкого: последнее доставляет ему рабочие руки! Поэтому землевладельцы и капиталисты проводят нередко законы, искусственно поддерживающие мелкое крестьянство. Мелкое земледелие приобретает устойчивость тогда, когда оно перестает быть конкурентом крупного, когда превращается в поставщика рабочей силы для него. Отношения между крупными и мелкими землевладельцами все более приближаются к отношениям между капиталистами и пролетариями. Процессу «пролетаризирования крестьянства» Каутский посвящает отдельную главу, богатую данными – особенно по вопросу о «подсобных занятиях» крестьян, т. е. о разных формах работы по найму.

Выяснив основные черты развития капитализма в земледелии, Каутский переходит к доказательству исторически преходящего характера этой системы общественного хозяйства. Чем дальше развивается капитализм, тем с большими затруднениями встречается ведение торгового (товарного) земледелия. Монополия земельной собственности (поземельная рента), право наследства, майораты[28 - Майораты – сохранившийся в некоторых капиталистических странах со времен феодализма порядок наследования, при котором крупные помещичьи имения переходят нераздельно или к старшему в роде, или к старшему из сыновей владельца.] препятствуют рационализации земледелия. Города все более и более эксплуатируют деревни, отнимая лучшие рабочие силы у сельских хозяев, высасывая все большую долю богатства, производимого сельским населением, которое в силу этого теряет возможность возвратить почве то, что берется от нее. Останавливаясь особенно подробно на обезлюдении деревень, Каутский вполне признает, что от недостатка рабочих всего меньше страдают среднекрестьянские хозяйства, но тут же прибавляет, что «добрые граждане» (мы можем сказать также: и русские народники) напрасно ликуют по поводу этого факта, напрасно думают видеть в нем начинающееся возрождение крестьянства, опровергающее применимость теории Маркса к земледелию. Если крестьянство меньше других земледельческих классов страдает от недостатка наемных рабочих, то оно гораздо сильнее страдает от ростовщичества, гнета податей, от нерациональности своего хозяйства, от истощения почвы, от чрезмерной работы и от недостаточного потребления. Наглядным опровержением взгляда оптимистически настроенных мелкобуржуазных экономистов служит тот факт, что не только сельские рабочие, но и дети крестьян… бегут в города! Но особенно крупные изменения в условия европейского земледелия внесла конкуренция дешевого хлеба, ввозимого из Америки, Аргентины, Индии, России и пр. Каутский подробно рассматривает значение этого факта, порожденного развитием индустрии, ищущей себе рынков. Он описывает падение производства зерновых хлебов в Европе под влиянием этой конкуренции, понижение ренты и особенно подробно останавливается на «индустриализации земледелия», которая проявляется, с одной стороны, в наемной промышленной работе мелких крестьян, с другой стороны, в развитии сельскохозяйственных технических производств (винокурение, сахароварение и пр.) и даже в вытеснении некоторых отраслей сельского хозяйства обрабатывающей промышленностью. Оптимистические экономисты, – говорит Каутский, – напрасно думают, что такие видоизменения европейского земледелия могут спасти его от кризиса: кризис все расширяется и может кончиться лишь общим кризисом всего капитализма. Конечно, это нисколько не дает права говорить о гибели сельского хозяйства, но его консервативный характер канул в вечность; оно попало в состояние беспрерывного преобразования, состояние, характеризующее вообще капиталистический способ производства. «Значительное пространство земли под сельскохозяйственным крупным производством, капиталистический характер которого все более и более развивается; рост аренды и ипотек, индустриализация земледелия – таковы элементы, подготовляющие почву для обобществления сельскохозяйственного производства…» Было бы абсурдом думать, – говорит Каутский в заключение, – что в обществе одна часть развивается в одном направлении, другая – в противоположном. На самом деле «общественное развитие идет в сельском хозяйстве в том же направлении, как и в индустрии».

Применяя результаты своего теоретического анализа к вопросам аграрной политики, Каутский высказывается, естественно, против всяких попыток поддержки и «спасения» крестьянского хозяйства. Нечего и думать о том, – говорит Каутский, – чтобы деревенская община могла перейти к крупному общинному земледелию (стр. 338, параграф: «Der Dorfkommunismus»[63 - «Деревенский коммунизм». Ред.]; ср. стр. 339). «Охрана крестьянства (Der Bauernschutz) означает не охрану личности крестьянина (против такой охраны, конечно, не возражает никто), а охрану собственности крестьянина. Между тем, именно собственность крестьянина и есть главная причина его обнищания и принижения. Наемные рабочие в земледелии уже теперь зачастую находятся в лучшем положении, чем мелкие крестьяне. Охрана крестьянства, это не охрана крестьянства от нищеты, а охрана тех оков, которые приковывают крестьянина к его нищете» (стр. 320). Процесс коренного преобразования капитализмом всего сельского хозяйства только еще начинается, но этот процесс быстро идет вперед, вызывая превращение крестьянина в наемного рабочего и усиленное бегство населения из деревень. Попытки задержать этот процесс были бы реакционны и вредны: как ни тяжелы последствия этого процесса в современном обществе, но последствия задержки процесса еще хуже и ставят трудящееся население в еще более беспомощное и безысходное положение. Прогрессивная деятельность в современном обществе может стремиться только к тому, чтобы ослабить вредное действие капиталистического прогресса на население, чтобы усилить сознательность этого последнего и способность к коллективной самозащите. Каутский настаивает поэтому на обеспечении свободы передвижения и пр., на отмене всех остатков феодализма в сельском хозяйстве (напр., Gesindeordnungen[64 - Законоположений, устанавливавших взаимоотношения землевладельцев и крепостных крестьян. Ред.], которые ставят сельских рабочих и лично зависимое, полукрепостное положение), на запрещении работы детей до 14 лет, на установлении 8-часового рабочего дня, на строгой санитарной полиции, надзирающей за рабочими жилищами, и пр. и пр. Надо надеяться, что книга Каутского появится и в русском переводе[29 - В журнале «Научное Обозрение» № 8 за 1899 год был напечатан перевод одной главы из книги К. Каутского «Аграрный вопрос», под заголовком «Современное сельское хозяйство».].

Написано в марте, ранее 21 (2 апреля) 1899 г.

Напечатано в апреле 1899 г. в журнале «Начало» № 4 Подпись: Вл. Ильин

Печатается по тексту журнала

Капитализм в сельском хозяйстве (О книге Каутского и о статье г. Булгакова)[30 - Статья Ленина «Капитализм в сельском хозяйстве (О книге Каутского и о статье г. Булгакова)» предназначалась для журнала «Начало», но в связи с его закрытием была напечатана в журнале «Жизнь».«Жизнь» – литературный, научный и политический журнал, издавался в Петербурге с 1897 по 1901 год. В журнале сотрудничали «легальные марксисты» (М. И. Туган-Барановский, П. Б. Струве и др.), передовые писатели и критики (А. М. Горький, А. П. Чехов, В. В. Вересаев, С. Г. Скиталец, И. А. Бунин, Е. А. Соловьев). На страницах «Жизни» была напечатана работа К. Маркса «Заработная плата, цена и прибыль». В журнале была напечатана также статья В. И. Ленина «Ответ г. П. Нежданову» (декабрь 1899 года) (см. настоящий том, стр. 157–162).«Жизнь» была закрыта правительством в июне 1901 года; издание было возобновлено за границей в апреле 1902 года социал-демократической группой «Жизнь» (В. Д. Бонч-Бруевич, В. А. Поссе, В. М. Величкина, Г. А. и М. А. Куклины и др.). За границей было выпущено шесть книг журнала, двенадцать номеров «Листка «Жизни»» и был издан ряд отдельных изданий «Библиотеки «Жизни»». Группа «Жизнь» допускала отклонения от социал-демократических воззрений и тактики в сторону христианского социализма и анархизма. В декабре 1902 года группа была распущена, издательство ликвидировано.]

Написано между 4 (16) апреля и 9(21) мая 1899 г.

Напечатало в январе – феврале 1900 г. в журнале «Жизнь» Подпись: В. Л. Ильин и Влад. Ильин

Печатается по тексту журнала

Обложка журнала «Жизнь», в котором была напечатана статья В. И. Ленина «Капитализм в сельском хозяйстве». – 1900 г. (Уменьшено)

Статья первая

В номере 1–2 «Начала» (отд. II, стр. 1–21) помещена статья г. С. Булгакова «К вопросу о капиталистической эволюции земледелия», посвященная критике сочинения Каутского об аграрном вопросе. Г. Булгаков совершенно справедливо говорит, что «книга Каутского представляет собою целое миросозерцание», что она имеет крупное и теоретическое, и практическое значение. Это – едва ли не первое систематичное и научное исследование вопроса, который вызывал и продолжает вызывать горячие споры во всех странах даже между писателями, солидарными в общих воззрениях и признающими себя марксистами. Г-н Булгаков «ограничивается негативной критикой», критикой «отдельных положений книги Каутского» (которую он «кратко» – мы увидим, что слишком кратко и очень неточно излагает для читателей «Начала»). «Со временем» г. Булгаков надеется «дать систематическое изложение вопроса о капиталистической эволюции сельского хозяйства» и таким образом противопоставить Каутскому «также целое миросозерцание».

<< 1 2 3 4 5 6 >>
На страницу:
4 из 6