Любви не меркнет свет. Лирика А. С. Пушкина

Любви не меркнет свет. Лирика А. С. Пушкина
Владимир Леонов

Поэт Пушкин – это название мира, бесконечного в своей красоте и мудрости, пронзительного в своей эмоциональной правдивости и вечного, потому что Великая Любовь не умирает. Этот мир существует вокруг нас, в нас самих, подсознательно. Ведь души наши всегда будут взыскивать что-нибудь светлое и священное. Чарующий ритм стихов Пушкина и их поразительный глубинный смысл в легкости его слога и простоте образов:Когда я вижу пред собойТвой профиль, и глаза, и кудри золотые,

Любви не меркнет свет

Лирика А. С. Пушкина

Владимир Леонов

Редактор Пономаренко Татьяна

Иллюстратор Татьяна Пономаренко

Дизайнер обложки Владимир Леонов

© Владимир Леонов, 2020

© Татьяна Пономаренко, иллюстрации, 2020

© Владимир Леонов, дизайн обложки, 2020

ISBN 978-5-0051-7890-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

От автора «Что день грядущий мне готовить?»

Данная книга – это кропотливый труд, для воплощения которого пришлось глубоко изучать и осмысливать множество вещей из творчества Пушкина.

Обостренный взгляд на родоначальника русской словесности, творчество которого, проявленное себя в поэзии, есть более глубокая тайна, чем думает об этом толпа. Единовременно возникшая и ставшая мирским вседостаточным обольщением для умов невоздержанных в хуле, нашептывании и сластолюбии, обителью посюсторонних измышлений по своей сложности и необъятности, презрению к самообольщению, коварству, сладострастию.

Он не отвлекается на страхи, сомнения (свои и чужие). Он не думал ни о чем, кроме победы.

Это исключительной силы сосредоточенность. Сверхчеловеческая. Но на которую иногда способен человек. Русский человек по имени Пушкин!

Великий мирянин так возвышал душу, так окрылял ее, удалял от тягот и скорбей земли, помогая достигать полного согласия между ритмом мирским и ритмом божественным, что явил себя практикой служения высокой человеческой духовности. Ибо было подмечено, что « Всякое искреннее наслаждение изящным само по себе источник нравственной красоты».

Это – размышления и впечатления современника двадцать первого века о Пушкине,, под новым зрением, словно омытом свежей ключевой водой.

О гражданине русской Державы, приведшей ее к поэтической славе, однажды замолкнувшем, однажды ушедшем, но много дум и дней оставил он под небом мира и на земле России, ибо в нем одном отразилась мудрость большой человеческой мысли гражданина легендарной державы:

«Ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой, какой нам бог ее дал». – Пушкин. Письмо П. Я. Чаадаеву 19 октября 1836 г.

В «глухонемом пространстве» времени у автора появился жгучий интерес оттенить удивительную провиденческую зоркость Пушкина о том, что: «Неуважение к предкам есть первый признак дикости и безнравственности […] Гордиться славою своих предков не только можно, но и должно, не уважать оной есть постыдное малодушие». – А. С. Пушкин, из «Опровержение на критики». 1830.

Втуне автор имеет желанием заставить мыслящих читателей переболеть глубиной мыслей поэта, у которого мечта и сказка, и реальность – все в одном, у которого нет интереса «… средь юношей безумных», дополним Мандельштамом – «…разменивать последний грош души,», а всегда присутствовало желание быть Прометеем, а не Терситом, и понимать: есть цель – есть дорога. Кто стал доверителем Солнца и Луны, чтобы разбирать смысл снов, загадок и ликов России, не обрезая позолоченных краев ее истории и не создавая имитацию золотого фасада, как некогда монахи для убранства бедных церквей придумали квиллинг.

И, не без тайного умысла, возбудить у вас воображение, будто Александр Македонский посещает мастерового Пушкина, дабы выразить ему свой восторг за поэзию дивную. Как некогда царь посещал ателье художника Апелла, чтобы быть изображенным на картине с молнией в руке.

А чрез лик мудреца, коим « Сиракуз спасался», явить образ « Сердец и душ смиренного повелителя», властителя дум Отечества нашего.

В конечном, реперном накале, вызвать у вас восторг от красивых и содержательных текстов, язык поэтический которых поистине превосходен – мелодичен, богат и лёгок, ибо было подмечено давно: «Слово есть образ дела» -Солон:

Но лишь божественный глагол
До слуха чуткого коснется,
Душа поэта встрепенется,
Как пробудившийся орел.

Живое земное создание, подарившее нам новый поэтический язык и новые поэтические миры, облекший их в простое и ясное русское слово, чистое и прелестное в своем звучании.

Он собирал камни, которые в него бросали век и империя. И, как архитектор, возводил из них основание будущего пьедестала:

Я пил и думою сердечной

Во дни минувшие летал

И горе жизни скоротечной

И сны любви воспоминал…

А знания свои снимал, будто с портика Соломона и трудов литератора и историка Карамзина Н. М.:

…ничто не ново под луною:

Что есть, то было, будет ввек.

И прежде кровь лилась рекою,

И прежде плакал человек… – Карамзин Н. М.

Человек неповторимой исторической миссии, которая явилась высшим смыслом его жизни, высшей ценностью. Власть, богатство, слава не значили ничего для него. Он «прошел по Земле без них», поразив все грани воображения, принес русскому и вообще человеческому миру свет Цивилизации:

О, сколько нам открытий чудных
Готовит Просвещения дух,
И опыт, сын ошибок трудных.
И гений, парадоксов друг,
И случай – Бог изобретатель.

Свет так ярок, что рассеивает тьму столетий, расплывчатой и загадочной, и приближает нас к Пушкину. И он предстает перед нами, современниками, как человек своего времени, – живой, исполненный противоречий и подлинного величия.

Колючие и злые насмешки, сплетни – катком грубым катится по внутреннему миру Пушкину духовная и моральная инквизиция толпы «бессмысленной и беспощадной» – « бесконечны, безобразны в мутной месяца игре закружились разные бесы». Неужели им грезилась кровь поданного российской империи? Неужели их не смущало как Самозванца: «Кровь русская, о Курбский, потечет»?

Его осаждали доносы и ждала тюремная камера… но, конечно, без сломанных ребер, отбитых почек, пыток бессонницей и голодом

И разве может хранить многомерный эмоциональный мир поэта, экспрессивный и огненный, спокойствие? Всеядно, глумливо, с каким -то милитаристским безумием спесивый и надменный Петербург, этот «кровожадный Нерон» полоскает имя поэта и его жены, его «Натали» – от выспренных вельмож и знатных бездельников до толстощеких купцов и мордатых лавочников.

«.. не яко Иуда, но яко Разбойник — Романтик» – Пушкин о себе.