Бусы из плодов шиповника

Мои же стихи и первые робкие рассказы – даже рассказики, отчего-то нигде не спешили печатать. Отовсюду, почти изо всех журналов, куда я их упорно посылал, мне приходили вежливые отказы. А чаще и вообще ничего не приходило, будто я выбросил свои, дорогие для меня, пусть и несовершенные, творенья в мусорное ведро. И я все чаще стал задумываться над тем, что вряд ли из меня получится писатель. Да еще знаменитый. В связи с чем, все чаще вспоминалась Галина и ее справедливые вопросы ко мне в последнем письме. И от этого забыть ее совсем мне тоже не удавалось. Хотя уже и той сквозящей во мне тоски по несостоявшейся любви тоже, надо сказать, не было.

Так что из моих данных самому себе в Ленинграде за шаг до ухода из аспирантуры обещаний оставалось только одно, в котором можно было попытаться преуспеть. Это жениться на хорошей, порядочной девушке и назло всем быть с ней счастливым. И тут вопрос состоял лишь в том, где такую девушку найти. На базе их точно не было. Да и квартиры своей у меня не было. И в ближайшем, и даже более отдаленном будущем – получение собственного жилья явно не предвиделось. И я, частенько размышляя об этом, с отрезвляющей горечью думал, что Галина почти во всем оказалась права. Действительно, как можно жениться, если новой семье негде жить? Вернее, конечно, есть где – у родителей жены или своих. Но этот вариант казался мне неприемлемым, неестественным и неправильным. Ибо даже птицы имеют свое гнездо, а звери – свою нору…

И тут вдруг, так неожиданно, как многое бывает в нашей жизни, через своих знакомых, отец моего приятеля – начальник «СМУ-Водстрой» Задумов, предложил мне устроиться в их контору, выучившись предварительно за счет предприятия на бурового мастера, чтобы не работать простым буровиком – фактически чернорабочим. Тем более что именно буровых мастеров, а не обычных рабочих в СМУ катастрофически не хватало.

– Образование у тебя высшее. Нашу специальность, я думаю, ты сможешь освоить без особого труда, – убеждал меня при встрече начальник СМУ, с сыном которого, Юрием, мы вместе когда-то (и казалось, что уже очень давно) работали в Лимнологическом институте. – Зарпалты у нас хорошие. Если три семидесятиметровые скважины в месяц выдавать, что вполне реально по нашим не очень твердым грунтам, то рублей семьсот будешь получать. Да и свои дома мы силами нашего СМУ строим. Вот недавно новый дом заложили в Кооперативном переулке Иркутска, в самом, можно сказать, центре. Года через два его уже сдадим. Ну и распределим жилье, естественно, между своими работниками. Будешь хорошо работать и ты квартиру получишь. Тебе ведь уже тридцать скоро – надо и семьей обзаводиться, – улыбнулся понимающей улыбкой начальник, будто прочитав мои сокровенные мысли.

На эту сладкую приманку я и купился.

И, быстренько уволившись с базы, устроился в «СМУ-Водстрой», почти сразу укатив на полгода на учебу в Ростов-на-Дону, где в очень хорошо оснащенном комбинате как раз и готовили буровых мастеров для всего тогдашнего Советского союза.

И уже на следующий год, в конце октября 1979-го, вернувшись из Ростова в мае того же года и работая буровым мастером, я женился, хотя квартиры в Кооперативном переулке, на что мне намекал начальник СМУ, при моем устройстве на работу, так и не получил. Впрочем, СМУ заложило еще один дом. И, как заверил меня начальник, после одной из планерок по понедельникам: «В следующем доме, Игорь, ты квартиру точно получишь. Показатели производственные у твоей бригады за полугодие хорошие. Да и старожилы СМУ не будут ворчать, что, дескать, квартиру новичку по блату сразу выдали, ибо до сдачи дома уже пройдет какое-то время».

На следующий, 1980 год – год шестисотлетия Куликовской битвы, 21 декабря, в Ангарске, где мы жили с моей женой Наташей (кандидатом биологических наук, с которой познакомились, кстати, тоже на биостанции Больших Котов) в квартире моих родителей, у нас родился сын. В честь князя Дмитрия Донского, победителя битвы на поле Куликовом, мы и сынишку своего назвали Дмитрием, надеясь в скором времени обзавестись наконец-то и своим жильем.

Однако в небольшом двухэтажном доме из двух подъездов, достроенном «СМУ-Водстрой» в следующем, 1981 году, квартиры мне тоже не досталось. По той простой причине, как объяснил мне начальник, что ни однокомнатных, ни даже двухкомнатных квартир в нем просто не было. А были только трех-четырехкомнатные (будто он не знал об этом прежде), в которые быстренько вселились всевозможные начальники и начальнички СМУ. В том числе и руководивший нашей конторой отец моего приятеля Эрнест Григорьевич Задумов с семьей, переехав тоже из очень хорошей, просторной квартиры, с относительной окраины в центр города.

И хотя это меня сильно обидело, я все же вновь поверил очередным уверениям руководителя СМУ, что года через два они планируют заложить еще один дом для своих работников, где будут уже в основном, одно-двухкомнатные и несколько трехкомнатных квартир. А время между тем, бежало, не зная остановок, и теперь мы с Наташей и сыном, когда она вышла из декретного годового отпуска, жили уже в Иркутске, в трехкомнатной квартире моей тещи Марии Ивановны. Где кроме нас обитала еще семья ее сына Александра с женой Светланой и дочерью Машей.

И как-то, вернувшись из одной из командировок на север области, я задержался после планерки по понедельникам у начальника СМУ, решив наконец-то выяснить этот болезненный для меня вопрос с жильем.

– Игорь, тебе ведь однушка нужна? – на голубом глазу осведомился босс, когда я затронул этот вопрос. – Если я тебе дам двушку, коллектив этого не поймет. Ты ведь у нас работаешь всего несколько лет. А люди десятилетиями ждут квартир. Вот как однушки будут – сразу и получишь. Годика через два-три, – уточнил начальник, полагая, по-видимому, что утешил меня.

Что мне оставалось делать? Только снова ждать и надеться. Поскольку надежда, как известно, умирает последней.

А к тому же я так был рад рождению сына, которого, как и жену, к сожалению, из-за своих постоянных и частых командировок видел довольно редко, что эту радость трудно было, казалось, омрачить подобными житейскими неурядицами. Да и жена мне досталась, к огромному моему счастью, хорошая, понимающая. И чем больше я узнавал многие ее прекрасные черты характера, тем больше чувствовал себя счастливым и даже почти влюбленным в нее.

Ко всему прочему Наташа оказалась не только любящей, заботливой женой, но еще и отличной матерью для нашего сынишки, которого я всякий раз будто бы заново узнавал, вернувшись из очередной командировки (иногда длящейся недели три, а то и месяц), так быстро он рос. И я частенько с грустью думал, что проглядел уже многие вещи, происходящие в мое отсутствие, которые видела Наташа. Первые его шаги, первые слова такого любимого нами крохи…

И, задумываясь над своей судьбой, купаясь в том счастье, которое испытывал рядом с Наташей и Димой, я порою даже с каким-то недоумением и страхом, что эта идиллия спокойствия и гармонии в семье может когда-нибудь закончиться, размышлял о том, как это мне – такому, в общем-то, неудачнику, достался такой бесценный бриллиант, как моя жена, и рожденный ею сынишка. Более того, я с каждым днем все больше и больше восхищался ее внутренней красотой, во много раз превосходящей ее внешнюю неброскую привлекательность. Утверждаясь в мысли, что, пожалуй, именно такими женами и матерями всегда становятся добрые от природы, порядочные люди. А именно такой Наташа и была.

И живя вместе с ней, я все чаще задумывался над тем, что, хоть одно обещание, данное самому себе, мне осуществить все же удалось. И во всем моем тогдашнем состоянии, в той бочке меда нашей совместной жизни, была только одна ложка дегтя, портящая все. Это то, что я никак не мог насмелиться заняться литературным трудом основательно. С одной стороны, этому мешала боязнь, неуверенность в себе, в своих силах при достижении тех литературных вершин, которых бы я хотел достичь. А с другой стороны этому мешало элементарное отсутствие свободного, спокойного времени, когда можно сосредоточиться на писании рассказов.

А потом как-то незаметно – сначала в основном в сибирских, а потом и во всесоюзных журналах, хотя и крайне редко и в очень небольших объемах, стали появляться мои стихи и рассказики. А затем появились и первые, совсем тоненькие еще, книжки…

А еще наша семья: Я, Наташа, Дима и ее мама Мария Ивановна, стали наконец-то жить (с 1983 года, поскольку в «СМУ-Водстрой» квартиру я так и не получил) в своем собственном двухэтажном коттедже, в небольшом городе Байкальске. (В этот городок с обещанием, что нам непременно будет предоставлено собственное жилье, мы переехали по просьбе Наташиного руководителя – профессора Ольги Михайловны Кожовой, дочери знаменитого ученого Михаила Михайловича Кожова), раньше нас переехавшей в Байкальск, во вновь организованный там институт со странным названием: «Экологической токсикологии».

А еще за два года до переезда в Байкальск, менее чем через год после рождения сына мне удалось осуществить свою давнишнюю мечту и поступить (где творческий конкурс, в том 1981 году был 40 человек на место) в Литературный институт имени Горького, на заочное отделение. С обязательными приездами на месячные сессии в Москву два раза в год.

Надо сказать, что Наташа, всегда верившая в меня и очень переживающая за меня, была, пожалуй, единственным человеком, по мере сил и возможностей поддерживающим почти все мои творческие начинания. Она перепечатывала на моей машинке «Уникс де Люкс», приобретенной мною в Москве на первый приличный гонорар, полученный за семь стихотворений в журнале «Юность», выходившем тогда миллионными тиражами. Исправляла ошибки в тексте. Поэтому после моего поступления в Литинститут она, пожалуй, радовалась не меньше меня. И с некоторым уже облегчением не раз говорила: «Вот видишь, если к чему-то стремиться, непременно добьешься своей цели. Надо только верить в себя и упорно трудиться».

И она точно знала, о чем говорит, поскольку была самым молодым кандидатом биологических наук в институте биологии, которым до переезда в Байкальск руководила ее учитель Ольга Михайловна Кожова. И диссертацию свою Наташа после окончания аспирантуры успешно защитила не абы где, а в МГУ!

И чем дольше мы с ней жили, тем больше мне казалось, что наша счастливая жизнь никогда не кончится. Может быть, именно поэтому на двенадцатый год после нашего возвращения из Байкальска в Иркутск (мы по целому ряду обстоятельств вынуждены были обменять наш прекрасный деревянный коттедж, о котором я до сих пор жалею, на отнюдь не прекрасную, запущенную, правда, в центре города, квартиру) и прожив вместе со дня регистрации брака в общей сложности двадцать два года, мы с Наташей решили обвенчаться. Чтобы перевести наши отношения из сферы временной уже в иную сферу – Вечную. Полагая не расставаться и после смерти.

Венчание наше при единственном свидетеле – брате Наташи, Александре, состоялось 22 июля 2001 года (в первый год наступившего третьего тысячелетия) в соборе Богоявления, расположенном почти на берегу Ангары. Венчал нас рыжебородый веселый батюшка, отец Олег, с которым я был немного знаком и который, весело улыбаясь, пожелал нам обоим после официальной и очень торжественной церемонии: «Многая лета…»

Увы, пожеланиям его, на что мы оба так надеялись, не суждено было сбыться.

Восемнадцатого апреля (этот черный теперь для меня день) 2009 года из-за нелепой врачебной ошибки и невнимательности врачей Наташи не стало. И наше с сыном (которому к тому времени было уже 28 лет) счастье, казалось, закончилось навсегда. И лишь надежда на то, что я с Наташей непременно встречусь в иной реальности, да еще поддержка сына, давали мне силы, особенно первое время, после ее ухода в мир иной продолжать жить дальше…

Однако жизнь, судьба ли все же благосклонны ко мне. И я к настоящему времени (а на дворе уже 2017 год) стал дважды дедом. Имея двух очаровательных (сын, как и я, женился после тридцати) внуков – Костика и Сашуню. Таких разных. Но таких одинаково любимых мною. И я жалею только о том, что Наташа их не увидела, не дождалась. Впрочем, может быть, она их видит?..

Младшенького мы вчера, сразу же после Покрова, в возрасте полутора лет окрестили в том же соборе Богоявления, где крестили и старшего, года два назад в том же возрасте, и где мы с Наташей когда-то венчались…

О крестинах младшего внука я сообщил Галине, с которой мы теперь общаемся не при помощи эпистолярного жанра, а при помощи электронных писем, доходящих до адресата почти мгновенно, отвечая заодно ей на все вопросы, заданные мне в ее электронном письме, пришедшем накануне крестин. В послании этом она, в частности, спрашивала меня: «Как там твои дела? Вернулся ли ты с дачи? Вышли ли у тебя где-то новые книги?..»

Я с нескрываемой гордостью ответил ей, что в московском издательстве «Вече», в классической серии «Сибириада» у меня вышло уже две книги. Роман «Не оглядывайся назад…», ставший, кстати, «бестселлером года» в Германии в 2015 году, и книга повестей и рассказов «Снег, уходящий вверх…» И что купить их можно в том числе и в Москве. И что в повести «Мы никогда уже не будем молодыми», есть строки и о ней самой…

«Кстати, повесть эта получилась, по-моему, очень неплохой. Если купишь книгу – прочти» – так закончил я свое электронное письмо. Получив через какое-то недолгое время от Галины такой ответ: «Она очень даже неплохая! Сколько чувств меня переполняло, когда я читала ее. И смех, и слезы. Как жаль, что мы никогда уже не будем молодыми. Опять плачу. 12 декабря 2017 г. 20.32».

А вот еще одно, тоже очень приятное и тоже распечатанное мною на бумагу электронное письмо, но уже от сына: «Папа, я подумал о том, как хорошо, что мы можем не только часто встречаться друг с другом, но еще и писать друг другу электронные письма. Тем более что они доходят до адресата почти мгновенно. Решил написать тебе, потому что перечитываю сейчас из книги «Снег, уходящий вверх…» повесть «Пристань души» (эта повесть о нашем с Наташей путешествии на моторной лодке нашего друга по осеннему Байкалу в ноябре 1982 года, с нашим двадцатимесячным сыном Димой). Хотел много всего написать, но никак не могу подобрать слов. Просто скажу, что мне очень нравится».

Ну, что ж, если судить по этим и многим другим отзывам на мои книги, поставленную пред собой задачу – стать писателем, я, кажется, выполнил. Не дотянув, правда, до планки – стать знаменитым писателем. Ибо я сейчас, в наше нечитающее время, если быть объективным, являюсь, пожалуй, широко известным в узких кругах своих единичных читателей литератором. Мнением своих читателей я тем не менее чрезвычайно дорожу, и понимаю, что, пока люди не разучатся читать – они не разучатся мыслить. А следовательно, и не превратятся в дикарей…

Подводя итог сего повествования, так много событий вместившего в себя, можно ли сказать, что жизнь удалась?..

Да, пожалуй, можно.

А вот сказать, так же естественно, как это было десять лет назад, когда в главной газете области «Восточно-Сибирской правде» – на целую полосу, по случаю моего шестидесятилетнего юбилея, появилась статья с моими словами в заголовке: «Я счастливый человек!..», я уже, скорее всего, вряд ли смогу. Слишком много до моего нынешнего, уже семидесятилетнего, юбилея (хотя юбилей это слово еврейское, означающее раз в сто лет) за эти десять лет случилось тягостных потерь. Нет уже ни моих родителей, ни моей жены, ни моей сестры – самых близких, дорогих мне людей. А терять близких людей, друзей (становящихся вдруг бывшими) – это, ох как болезненно – уходят ли они в мир иной или все еще продолжают жить.

А потерь в моей порою совсем не складной жизни было, увы, немало.

Правда, и чудесных приобретений тоже хватало.

И если считать, что счастье – это состояние человека, у которого ничего не болит – ни душа, ни совесть, ни тело, то есть, когда он находится в состоянии некой гармонии, в первую очередь с самим собой, и с окружающим миром, то я, пожалуй, все-таки счастливый человек.

У меня издано уже более 15 книг стихов и прозы. Мои рассказы переведены на семь европейских языков. Я был довольно близко знаком и даже дружил с такими выдающимися писателями современности, можно сказать, классиками литературы еще при их жизни, как Валентин Григорьевич Распутин и Виктор Петрович Астафьев, которые очень благожелательно отзывались о моих литературных опытах.

По моему рассказу «Загон» бывшей моей приятельницей Дзидрой Крикис на Рижской киностудии был снят короткометражный игровой фильм.

Мне посчастливилось как журналисту брать интервью у знаменитейших людей нашего времени – французского актера Алена Делона и там же, в Париже, у нашего знаменитого писателя, выдворенного в свое время из Советского Союза за вольнолюбивые высказывания, Владимира Емельяновича Максимова и режиссера Станислава Говорухина.

У меня была прекрасная жена, с которой мы счастливо прожили почти 29 лет.

У меня хороший сын, относящийся к своим двум сыновьям и ко мн, так же, как я когда-то относился (и отношусь до сих пор) к нему, с неиссякаемой любовью.

Я часто влюблялся. И был любим. И был нелюбим. В жизни не бывает только белого цвета.

Одним словом, все вроде бы совсем неплохо. Но отчего же порою так нестерпимо щемит сердце при воспоминании о ком-то или о чем-то, печалясь, что нет в этом мире идеальной гармонии? О чем так, бывает, тоскует душа?

О несостоявшейся ли любви, увядшей некогда, как увяли те красивые красные бусы из плодов шиповника, которые носила на черной водолазке черноволосая девушка с рысьими глазами? Или о том, что все в этом мире проходит и вянет, как и сама наша жизнь. Притом так стремительно, так быстро. Как сказал поэт: «Жизнь прошла, а я и не заметил…»

Когда я писал эти строки 19 октября 2017 года, в день Пушкинского лицея, мне вдруг припомнились печальные слова из его гениального стихотворного романа «Евгений Онегин»: «Несносно думать, что напрасно была нам молодость дана. Что изменяли ей всечастно. Что обманула нас она. Что наши дерзкие мечтанья, что наши лучшие желанья – истлели быстрой чередой, как листья осенью гнилой…»

Да нет же, у меня вроде бы такого не случилось…

А чтобы привыкнуть к леденящему дыханию времени, надо просто усвоить для себя одну простую вещь: