Посол Урус-Шайтана

– Выкупить моего брата… Кобзарь поведал – в неволе он, возле Варны… Однако главное задание – разведать, правда ли, что турки готовят нападение на Украину. Слухи об этом есть. А если готовят, то когда, какими силами…

Серко умолк. Внешне казался спокойным. Но нетрудно было заметить, как высоко вздымалась под синим жупаном его грудь. Косой луч солнца прорвался сквозь красное стеклышко витража и упал ему на усы. Седые волоски заблестели, словно их окропили слезы.

– Я поеду, батько, – твердо сказал Звенигора.

Серко стремительно подошел к нему, обнял за плечи.

– Спасибо тебе, сынку! – Кошевой не скрывал, что был растроган. – Спасибо! Тогда не теряй времени, ведь и ты торопишься. Навестишь мать, а уж оттуда – в путь… Дело мое не скорое, успеешь… Сом, расскажи казаку, где найти Нестора. А я приготовлю все, что надо.

Кошевой прошел в соседнюю комнату, что служила ему спальней. Через полчаса появился с небольшим, перевязанным голубой лентой свитком пергамента и старым кожаным поясом.

– Это – письмо мурзе Кучук-бею, – протянул свиток. – Хотя мы с ним не раз рубились в бою, в мирное время он радушный и гостеприимный человек. Мурза пропустит тебя через Орду и выведет к Дунаю. А в Валахии и в Болгарии ты уже сам себе голова.

– Там я ходил с караванами, дорогу знаю. Да и обычаи тоже. Лишь бы татары не заарканили…

– Кучук-бей не позволит. Он мой должник: я отпустил из плена двух его племянников… Такое не забывают. А этот пояс надень на себя под шаровары и береги как зеницу ока! В нем зашиты золотые монеты – польские злотые, английские гинеи, испанские дублоны. Думаю, хватит. И для выкупа за Нестора, и тебе на дорогу. Пояс старый, незавидный, но, сам понимаешь, цены немалой…

Пояс действительно выглядел невзрачно – потертый, обшарпанный, но когда Звенигора взял его в руки, то почувствовал его тяжесть.

– Сколько тебе надо времени на сборы? Мне хочется, чтобы ты выехал немедленно и никто не проведал бы о цели твоей поездки. Товарищам скажешь – посылаю тебя с письмом к гетману Самойловичу.

– Чего казаку собираться, – ответил Звенигора. – Я уже готов.

– Вот и хорошо. Конь ждет тебя у крыльца.

– Спасибо. Будь здоров, батько кошевой! Будь здоров, кобзарь! К весне ждите меня назад!

– Удачи тебе, Арсен! – Серко обнял казака и троекратно поцеловал его.

Звенигора затянул под сорочкой пояс, вышел на крыльцо. Джура уже держал за повод молодого горячего коня.

Казак быстро сбежал с крыльца, вставил ногу в стремя и лихо вскочил в седло. Застоявшийся конь затанцевал под ним, запрядал ушами.

Чтоб не вдаваться в долгие разговоры с товарищами, Звенигора лишь на миг остановился возле компании.

– Прощайте! Кошевой посылает к гетману с письмом. По дороге заверну и в Дубовую Балку!

– Счастья тебе, сынок! – прогудел охмелевший Метелица.

Звенигора, не слезая с коня, еще раз поклонился товариществу и тронул поводья. До ворот его проводили Секач и Товкач. Там друзья расстались. Секач и Товкач поспешили назад, чтобы перехватить еще по ковшу горилки. А Звенигора оглянулся, окинул взглядом широкую площадь, шумливую толпу казаков, низкие мазаные курени и выехал из крепости.

5

Первый и второй день миновали без происшествий. Ночевал Звенигора на хуторах у знакомых казаков. Ехал степью, прямиком.

Стояла сухая солнечная погода. Морозы ослабели. По утрам холмистая равнина до самого горизонта мерцала сизым инеем, который густо покрывал пушистый ковыль, степной камыш и чахлый колючий бурьян. Днем становилось тепло, иней сходил, и степь сразу чернела, навевая тоску и грусть.

На третий день, в полдень, Звенигора увидел впереди темно-серый дым. Он призрачными вьющимися столбами поднимался из-за горы и устремлялся высоко в голубое безоблачное небо.

Звенигора подстегнул коня, погнал галопом, пока не выскочил на крутой склон, на котором встал как вкопанный, пораженный неожиданным зрелищем. С холмов сбегал, чернея, голый лес, а внизу, в затишье, отливал желтизной широкий луг. Вдоль ручья взвивались багровые костры: там горел хутор. В небо поднимались бурые столбы дыма. Малиновые языки пламени охватывали приземистые постройки, и над ними дрожало раскаленное марево, пронизанное искрами.

«Татары!..»

Звенигора внимательно посмотрел вокруг. Вон, на другой стороне долины, по узкой ложбине поднимается вверх конный отряд. У казака зоркий взгляд, и он видит фигуры всадников в лисьих малахаях, с луками за спиной. А между ними – пеший ясырь[10 - Ясырь – пленные воины и гражданское население, захваченные в неволю врагом.]: мужчины, женщины, подростки.

Звенигора скрипнул зубами: проклятые людоловы! Разбой, грабежи и порабощение сделали своим ремеслом, что приносит им огромные прибыли на невольничьих рынках Крыма и Турции. Будь с ним сотня казаков, он не задумываясь бросился бы в погоню, чтобы вызволить людей. А что сделает один? Остается только благодарить судьбу, что сам не попал к ним в лапы.

Казак спустился в долину и медленно поехал улицей охваченного пламенем хутора. Конь настороженно прядал ушами, косил глаза на трупы стариков и детей.

В одном дворе под грушей внезапно поднялась фигура женщины. Звенигора подъехал к ней. Женщина взглянула на него безумными глазами. Возле нее лежали двое детей в белых, залитых кровью рубашонках.

– Ты только приехал, запорожец? Ха-ха-ха! Поздно! Михайлика забрали, малюток убили… Видишь?.. А я стала кукушкой – ку-ку, ку-ку!.. Полечу за Михайликом… До самого Крыма проклятого полечу!.. Ку-ку! Спите, пока вернусь, мои детоньки, ку-ку, ку-ку!..

Ее мысли спутались. Она припала к детям, застонала, как чайка, забилась в глухом рыдании.

Звенигора рванул поводья, ударил коня под бока.

Чем он мог помочь несчастной? Обещать, что казаки отобьют у татар ее Михайлика? Или помочь ей похоронить деток? Она еще долго будет биться над ними смертельно раненной лебедушкой, пока, обессилев, и сама не умрет возле них.

Выехав на холм, Звенигора оглянулся на черную от дыма долину и повернул на север.

Чтоб не встретиться с татарским отрядом, взял немного в сторону от знакомой дороги, поехал окольным путем. Вскоре наткнулся на большое село, в конце которого в излучине степной речки стояла крепость. На свеженасыпанном валу желтел крепкий дубовый частокол. В середине – добротный дом с разукрашенным крыльцом и деревянными сараями, колодец с высоким журавлем.

«Вот это построил кто-то! – подумал Звенигора. – За такими стенами можно отсидеться не то что от орды – орда не любит брать крепости приступом, нападает на беззащитные крестьянские дворы, – и от кварцяного войска[11 - Кварцяное войско – наемное войско польских королей XVI–XVIII вв. Название произошло от стоимости его содержания – четверти («кварця») доходов короля.] и от янычар!»[12 - Янычары – отборные привилегированные войска; комплектовались из христиан, забираемых еще детьми в завоеванных странах и обращенных в мусульманство.].

Он спустился вниз и остановил коня у родника. В ветхом, зеленом от мха корыте голубела прозрачная холодная вода. Конь смаковал ее, цедя сквозь зубы.

По улице проскакали четыре всадника. Передний – в темном жупане из тонкого сукна, с дорогой саблей на боку – показался Звенигоре знакомым. Где-то он уже видел это бледное треугольное лицо с крепко сжатыми губами. Но вот где, припомнить не мог. Сзади мчались слуги.

Подошел пожилой крестьянин с деревянными вед рами на коромысле. Издалека скинул шапку перед казаком, поклонился:

– Дай Бог здоровья!

– Будь и ты здоров! – ответил Звенигора и показал нагайкой на крепость: – Кто это тут замок построил?

– Нашелся такой, – уклончиво начал крестьянин, но, увидев открытое лицо и доброжелательный взгляд, добавил: – Петро Чернобай… Дорошенковского полковника Якима сынок… Хотя молодой, а жила! В паны лезет!.. Вот и построил… чужими руками…

«А-а, Чернобай… Так это он проскакал только что», – подумал Звенигора, его-то он действительно встречал и раньше.

Два года тому назад Чернобай приезжал на Запорожье с письмом от правобережного гетмана Петра Дорошенко. Чернобай держался высокомерно, и запорожцы пригрозили привязать его к лошадиному хвосту, если он не уберется ко всем чертям из Сечи.

Видя, что горячие головы могут исполнить угрозу, Серко приказал Звенигоре с десятком казаков проводить Чернобая в степь и там отпустить на все четыре стороны: посланец все-таки!

– Знаю такого, – сказал Звенигора и, вспомнив опустошенный татарами хутор, добавил: – Однако вы напрасно на него в обиде… В окрестностях рыскают татары, в крепости можно переждать лихое время.

– Татары? Где? – Крестьянин вздрогнул.

– Камышовку спалили… Я чуть было не наткнулся на их конный отряд. Всех увели в неволю. А младенцев и стариков перебили…