Повесть и рассказ. Вовка. Фотограф

Застолье вернулось к ровному течению.

Вовка уже давно клевал носом и зевал, широко раскрывая рот, голоса взрослых отзывались в его голове ровным гулом. Он сполз с лавки и потихоньку вышел из хаты, за ним вышла мать. Они присели на лавку у входа и долго смотрели на красное солнце, медленно оседавшее в розовую подвижную дымку на западе. Вовка уютно прилёг на тёплые колена матери и тихо заснул под её рукой. Взяв сына на руки, Шура отнесла его в залу, на кровать с блестящими шариками, где было постелено на двоих с Женькой…

Он проснулся от оживлённого куриного кудахтанья. В окошко залы, повёрнутое на восток и располагавшееся как раз у изголовья кровати, наискось бил яркий солнечный свет и, отражаясь от белой меловой стены, слепил глаза. Вовка закрыл их и с удовольствием обнаружил, что свет стал красным, но оставался по – прежнему ярким. В красном свете плыли смешные, красные же, червячки. Рассмотрев червячков, Вовка снова открыл глаза, прищурился и огляделся. Рядом с его подушкой лежала ещё одна, примятая и прохладная. В зале никого не было. На комоде громко тикал незамеченный вчера огромный будильник с двумя перевёрнутыми никелированными чашечками сверху и чёрными стрелками. На стуле рядом с комодом лежали его аккуратно сложенные вещи, а на полу стояли жёлтые ботинки. Полежав немного, Вовка выбрался из – под толстого ватного одеяла и, ощутив колючую прохладу, быстро охладившую разгорячённое тельце, как мог скоро оделся. Осторожно подойдя к порогу горницы, вытянул шею – здесь тоже никого. На столе стояло что – то, укрытое белыми полотняными полотенцами и ощущался сладкий вкусный запах. Впрочем, Вовка был не из тех, кого так уж легко приманить каким – то там вкусным запахом. За окнами разговаривали.

– Шурка, на йщо ты йих в магазин послала, е всё! Снидаты треба!

– Да не посылала я никого… Они сами пошли…

Вовка узнал голос матери и выбежал на улицу. Мать разговаривала с бабушкой, державшей в руках огромную, изрядно помятую алюминиевую кастрюлю.

– Доброе утро! Молодец…. Сам оделся! Только шнурки завязать надо, когда ж ты научишься, иди сюда скорей. И умываться пойдём.

Вовка проигнорировал приглашение, подбежал к бабушке и заглянул в кастрюлю. Кастрюля была пустой, только к стенке прилип кусочек варёной картошки. Бабушка засмеялась.

– Це я, внучок, Ваське йисты задавала.

– А Зольке, Зольке давала?

– А як же, и Зорьке, и курям, вси йисты хочут….

Шура присела, и, завязывая шнурки, изложила план действий:

– Ты, наверное, тоже есть хочешь. Папа с ребятами сейчас из магазина придут, будем завтракать. А пока давай умываться и… всё остальное…. Сегодня Пасха, праздник…. Бабушка с тётей Любой много вкусненького приготовили, ты такого никогда не ел!

– А Васька что ел?

– А ему специальную еду варят – картошка там… буряки, каша…. Бабушка рано поднялась, чтобы всех накормить – ещё солнышко не встало!

– А кулицы где?

Шура до войны закончила педтехникум и даже успела поработать учительницей, поэтому относилась к культуре речи уважительно.

– Правильно говорить – «куры». Наверное, со двора вышли. Ну, пойдём!

Вовка посмотрел в сторону выхода со двора. На «порядке», по вчерашним меркам, было оживлённо. Куры и вправду ковырялись у обочины грейдера. А ещё, в сторону центра, куда уехало вчерашнее такси, шла группа женщин в новых цветастых платках. У бабушкиной хаты они остановились, поздоровались с матерью – «Христос воскресе, Шура!», и мать, подойдя ближе, ответила весело – «Воистину воскресе!», слегка поклонившись.

– С праздником! Как дела у вас?

– С праздником! О-ох, да слава Богу! Грех помирать будет! – засмеялась старшая, – вси приихали?

– Все… Вот, младший, Вова… Поздоровайся!..

Вовка плотно сжал губы и набычился.

– Стесняется.… Батюшка-то приедет?

– Приедеть! От, встречать идем…. Де ж Михал Матвеич?

– Со старшими в магазин пошёл, повстречаетесь….

Вовка, по дороге к лавке, на которой стояло оцинкованное ведро с расположившимися рядом эмалированной кружкой и пластмассовой мыльницей, безуспешно размышлял, о чём таком говорила мать с весёлыми тётками…. «Христосе»… «Воскресе»…. «Встречати»… Между тем, с долженствующим приехать батюшкой его связывало совершённое года три назад таинство крещения. Таинство и в том смысле, что дома, в семье партийца, о нём говорить было не принято, только в фарфоровой шкатулке немецкого сервиза, как в катакомбах, хранился неровно отлитый оловянный крестик на шнурке из суровой нитки.

В округе, по итогам войны, оставившей в сохранности единственную церковь километрах в десяти, установился особенный пасхальный ритуал, наверное, не предусмотренный церковными канонами. Отдохнув после ночной службы, батюшка, на колхозном грузовичке, ездил по окрестным сёлам и хуторам, поздравляя желающих и даже заходя во дворы и принимая скромные подношения. Безбожная власть закрывала глаза и на грузовичок, и на хождения по дворам, присматривая только за партийными. Может, чтобы война с бабами не мешала свершениям семилетки, а может и потому, что священник был орденоносцем и проехал командиром танка аж до самого Берлина. Его даже бабушка уважала, относясь, вообще – то, к попам насмешливо и снисходительно – «Потим пип у церкви служыть, що по грошам тужыть».

Отец с сыновьями вернулся не очень скоро, потому что офицеры в форме, да ещё на Пасху, были на селе гостями совсем не частыми, так что Вовка успел и пообщаться с Зорькой и поздороваться с Васькой. Зато внимание к отцу и уважительные расспросы переполнили старших братьев гордостью и вернулись они в праздничном настроении.

Ничего особенного в магазине купить не удалось. Так, пара серых бумажных кульков с простецкими конфетами да банка крабов, которая уже год валялась на полке, оставаясь невостребованной.

Когда вошли в дом, полотенец на столе уже не было, зато взгляду открылись большой коричневый, с белым верхом, кулич, пара мисок с яркими красно – коричневыми яйцами, миска со сметаной, красиво кривоватый глиняный кувшин с молоком, а в центре, на фаянсовой тарелке, высился высокий жёлтый холм, посыпанный сахаром, с крестиком из вдавленных изюмин. Узнал Вовка только яйца, несмотря на их праздничный цвет.

– Ну, красота какая! Не постились, а разговляться будем, – усмехнулся отец, – проголодались?

– А как это – лазговляться?

– Ну, это такой праздник, – начала объяснять мать, покосившись на отца, – когда долго вкусного совсем не едят, а потом сразу много всего вкусного готовят, чтобы интереснее было… Вот… Когда вкусное начинают есть, это и называют – «разговляться» ….

Получилось совсем запутанно, но Вовку устроило, тем более, что отец уже нарезал ножом со съеденным лезвием кулич, а бабушка разливала молоко по кружкам:

– Христос Воскресе!

Начавшийся завтрак был совсем не похож на привычные. Кулич с молоком быстро насытил и пасху Вовка только попробовал, не впечатлившись.

– Возьми яйцо в руку, – скомандовал Валерка, – да не так, а чтобы кончик вверх был…

Валерка неожиданно стукнул по вовкиному другим яйцом, и оно треснуло.

– Во, ты выиграл! – Валерка быстро почистил своё треснутое яйцо, обмакнул его в горку соли и с аппетитом засунул в рот целиком.

Тут же подбежал Женька, и на этот раз не выдержало вовкино яйцо. Через пять минут на столе лежала горка красно – белой скорлупы, а братья тяжело выбирались из-за стола, распихивая по карманам оставшиеся яйца и торопясь к ведру с колодезной водой, стоявшему на табуретке у печи. До обеда оставался целый день, который следовало провести с толком….

Валерка вышел из горницы в «кимнату» и вернулся с воздушкой, привезённой из Германии ещё прошлым летом. Приклад воздушки отливал коричневым лаком, воронёная сталь поблескивала хищно и завлекательно, враз приковав внимание младших братьев.

– Пап, ты пульки привёз, а то почти совсем кончились?

– Привёз, привёз… Ну, ты как, охотился?

– Ещё бы! Осенью знаешь, сколько перепёлок набил! Мы пойдём в сад, постреляем.

– Добре. Вовку возьмите. Только аккуратно! Правило помнишь?

– Помню, «линия огня» ….

– Братьям разъясни, чтоб уразумели. Женька, Вовка! Валерий старший, слушаться его, как… Валер, экзамен примешь, и смотри там….

Шура забеспокоилась.

– Как ты их одних с ружьём отпускаешь? Вова маленький ещё… Я с вами пойду!