Империя. На последнем краю

Поэтому, если иметь целью сделать из Ромеи, как выражается брат, успешный проект, то нужны новые источники доходов, которые и деньги принесут в казну, и переселенцев займут полезным делом.

Впрочем, нужно признать, что от намерений создать русскую Ромею приходится постепенно отказываться. Наоборот, включились традиционные для России имперские механизмы поглощения новых территорий и включения местной элиты в систему российской иерархии и аристократии. Во всяком случае, уже немало видных осман принесли присягу императору Михаилу, получили какие-то ромейские титулы и активно включились в строительство новой Империи.

И не только османская знать поняла, откуда и куда ветер. Немало простого люда все больше понимают, что прежней Османской империи уже нет и перспектив ее возрождения нет никаких. А поскольку сама Османская империя на протяжении веков исповедовала тот же принцип включения меньшинств в государственный аппарат, то и новые ромейские порядки не вызвали ни особого удивления, ни тем более отторжения. Тем более что отрекаться от веры предков никто не требовал.

Причем, судя по тому, как многие активно и прилежно учат русский язык, к своим перспективам они относятся весьма серьезно. И не только в Ромее. В конце концов, а почему бы и нет? Разве не таким путем Россия интегрировала огромные территории от Карпат и Кавказа до самого Тихого океана? Точно так, со временем, интегрируются и территории от Черного моря до Иерусалима, от Константинополя и до самой Персии. Дайте лишь время.

И как показала многовековая история России, огромное количество представителей народов, с кем Империя воевала на протяжении столетий, верой и правдой служили новому объединенному Отечеству после вхождения их земель в состав Империи. Равно как и десятки, сотни тысяч тех, кто попал в плен к русской армии в многочисленных войнах и принял российское подданство. Как и те, кто прибыл с намерением послужить несколько лет и вернуться, а в результате оставался в России навсегда.

Империя дает возможности. Во всяком случае, Россия и Империя Единства. И какая Империи разница, кто ты – великоросс, малоросс, немец, француз, татарин, киргиз, бурят, якут или турок? Служи и будь верен! Дел и величия хватит на всех…

– Ваше императорское высочество! Прошу милостиво простить…

Ольга открыла глаза:

– Да?

Капитан-лейтенант Болдырев стоял навытяжку.

– Прошу простить, ваше высочество, но мы подходим к причальной стенке.

Что ж, вот она и у цели своего визита. Здесь ее так же ждал автомобиль и еще одна машина охраны. Ну, тут уже совсем недалеко.

Наблюдая за тем, как на берегу деловито суетятся, готовясь принять швартовы с борта их яхты, Ольга в очередной раз поймала себя на мысли, что, получив казенный заказ на пошив стандартных масок для армии, авиации, флота и государственных служащих Ромеи, «Модная мануфактура баронессы Натальи Иволгиной», входящая в концерн «Натали», получила просто неприлично баснословный доход. Конечно, было известно, что самой графине Емец-Авлонской принадлежит лишь 34 процента акций, а остальное выкуплено различными инвесторами, но все равно Натали должна была просто озолотиться на этом гигантском заказе!

Во всяком случае, так трепали языками в высшем свете Ромеи, да и в России находились отчаянные оппозиционные газетенки, которые прямо указывали на коррупцию вокруг этого заказа и делали далеко идущие намеки на то, что при дворе завелись некие персоны, которые набивают себе карманы за казенный счет. Никто, правда, не решился вслух называть имена, но намекалось, что это кто-то из самого-самого верха.

И такие разговоры бросали тень на юную императрицу Марию, поскольку графиня Емец-Авлонская баронесса Иволгина входила в самое ближайшее окружение государыни, а наличие в числе акционеров графа Жилина, бывшего по совместительству еще и римским бароном, давало пищу для пересудов о том, что и без итальянцев в этом деле не обошлось.

В общем, история была достаточно скверной и грязной, чтобы ее активно обсуждали во всяких модных салонах и во время светских визитов. Имени императрицы старались лишний раз не произносить, не желая попасть под действие «Закона об оскорблении Величества», но намеки делались.

В этом вопросе Ольга считала, что ее царственный брат допустил две ошибки. Во-первых, допустил такую столь грубую ситуацию с заказом, а, во-вторых, отмахнулся от докладов спецслужб о том, что такие разговоры ведутся. Возможно, он считает это пока неважной мелочью на фоне подготовки к выборам в Госдуму, но великой княгине такие разговоры и настроения крайне не нравились. И как бы эти разговоры не вылились потом в выступления с парламентской трибуны, как это было при Николае, когда императрицу прямо в Госдуме обвиняли в чем угодно.

Разумеется, Ольга знала больше, чем простые смертные. Знала то, что 34 процента принадлежат Иволгиной лишь формально, и что это фактическая собственность царской семьи. Подозревала, что и в оставшихся 66 процентах достаточно подставных контор, за которыми стоит ее брат. И что это не единственное предприятие, в котором весомая часть на самом деле принадлежит императору. Далеко не единственное. И что Михаилу фактически принадлежит совершенно огромная собственность по всему миру. Подробностей, конечно, она не знала, поскольку брат не считал нужным и возможным лишний раз распространяться на эту тему (наверняка и Маша знает далеко не все про деньги своего царственного супруга), но была достаточно осведомлена и достаточно наблюдательна, чтобы сделать подобные выводы.

И если с остальными своими активами Михаилу удавалось пока соблюдать видимые приличия, то вот с концерном «Натали» вышла явная промашка. Опасная промашка. Они сейчас идут по очень тонкому и хрупкому льду, чтобы отмахиваться от подобных «мелочей».

Яхта тем временем пришвартовалась к причальной стенке и замерла, слегка покачиваясь на волне. Что ж, пора сделать то, ради чего она сюда прибыла.

У трапа вновь построился экипаж, провожая свою августейшую шеф-даму. Ольга кивнула:

– Молодцы! Благодарю за службу!

– Честь в Служении на благо Отчизны!

И она ступила на трап…

* * *

Империя Единства. Россия. Московская губерния. Императорская резиденция «Марфино». 4 октября 1918 года

– Иван Христофорович, срочно проработайте вопрос с союзниками о расширении поставок зерна в Ромею.

Министр внешней торговли Озеров степенно поднялся и склонил голову:

– Сделаем все возможное, ваше величество. Однако, смею заметить, что нами и так законтрактованы весьма большие объемы. Цены неизбежно вырастут, да и не так много свободного продовольствия на рынках этих стран, которые сами еще не оправились после окончания войны. Я рекомендовал бы обратить свой взор за океан. Например, на Аргентину.

Киваю.

– Вот и займитесь.

Вновь обращаюсь Анцыферову:

– Что с подготовкой к выборам?

Глава МВД перелистнул страницу и доложил:

– Государь! Все списки имеющих в этом году право голоса уже переданы нами в местные избирательные комиссии. Доклады подтверждают, что все готово. Уверен, что через десять дней, 14 октября, мы проведем выборы в полном соответствии с действующим законодательством.

– А в случае отмены и переноса выборов?

– Готовы мы и к этому. Но смею повторить свое предложение, государь, о сборах резервистов в батальоны территориальной обороны и войск Внутренней Стражи. Такая отмена может вызвать серьезное общественное волнение в Империи.

Я кивнул. Что ж, наши планы предусматривали и такой вариант. И пока окончательное решение не принято, поскольку последних данных социологии и анализа общественных настроений у меня не было.

Нет, разумеется, по улицам не ходили интервьюеры и не задавали глупые вопросы из разряда: «Поддерживаете ли вы политику царя-батюшки?» Никто в здравом уме не стал бы откровенничать на эту тему. Поэтому мы опирались на сведения, полученные от филеров Департамента полиции, от дворников, извозчиков, приказчиков и прочих лиц, официально работавших или неофициально сотрудничавших со структурами МВД, Имперской СБ, Отдельного Корпуса жандармов, от репортеров МинИнформа и прочих масс-медиа. Работала и обширная агентура шефа моей личной секретной службы барона Евстафия Елизарова, все эти его мальчишки-газетчики, чистильщики обуви, горничные и прочая прислуга. Не бездельничал и Корпус Служения с его разветвленной сетью отделений и отрядов по всей России. Все получаемые из разных источников сведения собирались в моем Ситуационном центре Императорской главной квартиры, и сотни аналитиков разбирали все сообщения, подавая мне итоговые обзоры и выводы на их основе.

И тут все было сравнительно понятно, хоть и не так радужно, как мне того бы хотелось. Однако же основные наши сведения поступали в основном из столиц, да еще из нескольких крупных городов, имеющих стратегическое значение. Но даже из прочих губернских городов сведения носили сомнительный характер ввиду своей обрывочности и разрозненности. Деревня же, в которой жило три четверти моих подданных, была во многом для нас настоящей Terra Incognita, и о настроениях там мы имели весьма смутное представление.

Конечно, революции делаются в столицах, и как бы ни трясло провинцию, если столицы сохранят спокойствие, то особых потрясений основ не произойдет. Но это в обычной жизни и в обычной ситуации. Не тогда, когда всенародные выборы в стране. Во времена, когда у меня нет под рукой зомбоящика в виде радио и телевидения, в виде того же интернета и прочих прикормленных блогеров. У меня в деревне многие мужики газеты берут в руки, когда нужно оторвать кусок для производства самокрутки. Да и верят они только своему брату-мужику, а не понаехавшим из города подозрительным прохвостам.

Конечно, мы вели разъяснительную работу, открывали избы-читальни, устраивали курсы ликбеза, посылали агитаторов, да и вернувшиеся с фронта односельчане многое могли рассказать и рассказывали о событиях в большом мире. Но мы физически не могли охватить все деревни и постучаться в каждую избу на всей нашей необъятной территории.

Да и русский крестьянин (впрочем, как и любой другой), с одной стороны, личность весьма консервативная и недоверчивая, а с другой – простодушная и наивная, словно ребенок малый. И при этом человек он предельно практичный и очень конкретный, чуждый высоких материй и рассуждений о чести, долге и нашей исторической миссии, но зато имеющий неизбывную тягу к простым решениям. Типа взять все да и поделить.

По сто десятин каждому.

Проводить выборы в таких условиях было чрезвычайно опасно и рискованно. Но могли ли мы не проводить эти выборы? В теории – да. И многие меня убеждали так и поступить. И Ольга, и глава правительства Маниковский, и многие другие. Но, беря летом прошлого года всю полноту фактически самодержавной власти в свои руки, я обещал ввести в Империи Конституцию не позднее чем через три месяца после окончания Великой войны, а выборы провести через полгода после введения Конституции. А монарх, который не держит свое слово, это как бы моветон.

Конечно, все это романтические благоглупости, и, если бы мне потребовалось, я бы нашел сто пятьдесят причин этого не делать вот прямо сейчас. Но в том-то был и вопрос, что мне выборы нужны были именно сейчас, именно в этот острый момент нашей истории.

И тому был целый ряд причин.

Во-первых, к октябрю должен был быть завершен земельный передел. Кого-то его итоги устроили, но многих – нет. В деревне все лето и осень копился очень опасный потенциал негатива, который в любой момент мог вылиться в тот самый русский бунт, который бессмысленный, но предельно беспощадный. И я предпочитал дать этому негативу возможность реализоваться через парламентские и местные выборы, чем через погромы и поджоги. Да, это была крайне рискованная операция, ведь выбрать могли всяких болтунов-леваков, которые так начнут трясти Империю, что бунты в отдельных деревнях покажутся детским утренником. Но так был определенный шанс на то, что выборы отвлекут на себя внимание, потом какое-то время будут ждать каких-то результатов, а это не месяц и не два. Пока избранные депутаты доберутся до Москвы из своих Владивостоков, пока то, пока се, а там уже Рождество и зима. В общем, есть шанс до весны задержать поднимающуюся волну массовых бунтов, а там, глядишь, и что-то сможем и успеем сделать. Главное сейчас – не допустить разгула бунтарской стихии уже этой осенью.

Во-вторых, моя популярность в народе все еще довольно высока, а что будет к весне – неизвестно. А моя популярность – это голоса на выборах за те партии, которые ориентируются на мой курс, на Освобождение и прочее Служение. Так что, если сейчас есть какой-то шанс взять приличное количество мест в парламенте и протянуть не самую плохую для нас кандидатуру премьер-министра, то вот весной все может быть совсем плохо.

В-третьих, меры по борьбе с пандемией «американки» позволили нам вводить весьма серьезные ограничения на массовые собрания и прочие митинги, чем мы затрудняли агитационные возможности прочих партий, но при этом вся мощь МинИнформа и гений графа Суворина работали на результат нужных нам партий.