На протяжении двух следующих дней Карло слышал у себя над ухом стоны и бессвязное бормотание товарища.
Пересекая болотистые участки прилегающей к реке местности по колено в воде, путаясь в вантах свисающих с деревьев лиан, раз за разом спотыкаясь о кочки, преодолевая препятствия в виде лежавших поперек их с Джеффри пути замшелых стволов деревьев, и все это с тяжелой ношей на плечах, Карло думал о том, что топографы, отводившие в своих изысканиях джунглям лишь семь процентов от всей поверхности планеты, были, пожалуй, не совсем правы.
Изредка, когда это не грозило ему перебить дыхание, Карло высказывал свои сомнения по этому поводу вслух, делясь ими с Джеффри. И слыша в ответ лишь слабые стоны раненного, просил его еще немного потерпеть.
На третий день стоны Джеффри стали тише. А во второй половине его и вовсе прекратились. И если до этого они временами раздражали Карло, который, как ему казалось, делал все что мог, чтобы не причинять Джеффри боль, то теперь его беспокоило и даже злило то, что его тяжелая ноша, это гора мускулов, пусть и довольно потрепанных, больше не информировала его о своем состоянии. Прежним, привычным и доступным ей способом…
Было еще нечто, что тревожило и смущало Карло. Он не знал, как так получалось, и почему, но с недавних пор ему стало казаться, что он видит себя как бы со стороны… Видит себя увешанным оружием, с Джеффри на плечах, медленно бредущим по пересеченной местности, все чаще прислоняющимся к стволам деревьев, чтобы перевести дух, – видит, словно на большом, с объемным изображением, экране…
А еще, – он также не знал, что это было, – то ли шестое чувство, то ли интуиция, которая никогда его не подводила, то ли внутренний голос, но что-то подсказало Карло, и это беспокоило его больше всего, что следить за событиями, разворачивавшимися на том экране, мог не только он один. Следить за ними мог еще кто-то. И этот кто-то не сидел, откинувшись на спину сидения в полутемном зале кинотеатра. Нет, чтобы хорошо все видеть, он шел. Не спотыкаясь и чертыхаясь, как Карло, а ступая тихо, как ягуар, неслышно и словно просачиваясь меж лиан, высоких стеблей травы и стволов деревьев. Причем этот другой шел все быстрее и поэтому расстояние, отделявшее его от Карло с Джеффри, с каждой минутой все более сокращалось…
Вместе с непонятно откуда появившимся и нарастающим ощущением присутствия кого-то постороннего и приближающейся опасности, Карло все чаще посещала мысль о том, что выражение «выработал свой ресурс» очень скоро можно будет применить и по отношению к нему…
Вначале он противился ей, всеми силами гоня эту мысль, гоня прочь от себя, но она каждый раз, как ни в чем не бывало, возвращалась к нему снова, начиная звучать в его голове, подобно бьющему в набат колоколу. И вскоре Карло как бы даже и смирился с ее навязчивым присутствием.
– В конце концов я сделал все, что мог, – сказал он себе, в очередной раз остановившись у дерева, чтобы глотнуть так не хватавшего ему воздуха. – Правда, Джеффри в свое время сделал это лучше. Ну, что ж, это лишний раз говорит о том, что я – не он. И тут уже ничего не поделаешь… Да, тут ничего не поделаешь…
– Наверное, самый неприятный момент в жизни человека тот, – продолжал рассуждать про себя Карло, пытаясь дышать ровно и глубоко, – это когда под влиянием воздействующих на него извне отрицательных факторов он начинает понимать, что его физические возможности не безграничны. И что у них, как и у всего в этом мире, тоже есть предел. Предел, который положен им свыше. А это значит, что моей вины здесь нет. Нет совершенно…
Придя к такому выводу, Карло осмотрелся вокруг, поворачиваясь всем корпусом и ища глазами пригодное для привала место. Но затем, будто вспомнив что-то, и криво усмехнувшись, снова зашагал на восток…
Ближе к вечеру третьего дня, когда солнце, почти невидимое за густыми кронами деревьев, миновав точку в зените, медленно заскользило по наклонной к горизонту, силы окончательно оставили Карло. Почувствовав, что дальше идти он уже не может, Карло опустился на колени, и осторожно положил Джеффри на землю.
Треска сучьев, хруста сломанных сочных стеблей, чавканья болотной жижи под ногами идущего, – всего этого больше не было слышно. Единственными звуками, нарушавшими установившуюся непривычную для джунглей тишину, были теперь лишь тяжелое дыхание Карло и его надсадный кашель. Карло, грудь которого вздымалась и опускалась, словно кузнечные меха, дышал часто, с шумом втягивая в себя насыщенный болотными испарениями воздух, но никак не мог отдышаться. Легкие Карло готовы были разорваться от нехватки воздуха. Ему казалось, что он находится сейчас не на поросшем травой небольшом островке земли, среди болот и зеленого моря благоухающей, усиленно выделяющей кислород растительности… А внутри совершившей несанкционированное погружение, терпящей бедствие и израсходовавшей весь запас воздуха, субмарины…
Немного отдышавшись, Карло нащупал пульс Джеффри, пульс слабый и едва прослушивавшийся, и с помощью мягких, оснащенных иголками ампул, сделал ему инъекцию стимулирующих жизненные процессы препаратов.
То, что Джеффри никак не реагировал на его действия и по-прежнему оставался ко всему безразличным, очень беспокоило Карло. И очень ему не нравилось.
Но, в принципе, он был готов к тому, чтобы в этой непростой ситуации, в которой они с Джеффри оказались, воспринимать все таким, как оно есть. И появление тех, о чьем существовании ранее он мог лишь смутно догадываться, не стало для Карло таким уж неожиданным. Он рассматривал произошедшее, как нечто свершившееся; И как то, что он в какой-то мере предчувствовал и предвидел…
Теперь Карло и Джеффри находились в обществе смуглых людей в набедренных повязках, лица и тела которых были разрисованы разноцветными красками. Неслышно появившись из-за скрывавших их густых кустов, они быстро приблизились к друзьям и окружили их, взяв в плотное кольцо.
– Привет, парни! – сказал Карло, настороженно глядя на аборигенов. – Рад встрече с вами, очень рад. Приятно видеть ваши мужественные, открытые лица. Лица, рисунок на которых, выполненный в столь спокойных тонах, ясно говорит о вас, как о людях уравновешенных, доброжелательных, с миролюбивым характером! Да, скажу я вам! Талант вашего визажиста, как говориться, и впрямь налицо!
– А что же это я расселся тут перед вами, в самом-то деле! – спохватился Карло. Действительно, это как-то невежливо с моей стороны. Думаю, никто не будет против, если я встану? Чтобы высказать должное почтение и уважение проявившим такое внимание ко мне и моему другу людям? – И, приподымаясь, Карло оперся рукой о лежавший в траве рядом с ним автомат.
Но как только рука Карло коснулась оружия, перед его глазами блеснули острые наконечники десятка направленных на него копий. Оружия не менее опасного в руках в совершенстве владевших им людей, чем его автомат. И те же метровой длины
, разом поднесенными ко ртам остальными раскрашенными участниками встречи.
После увиденного Карло с легкостью и без малейшего труда подавил в себе желание взять оружие. Стоило лишь ему представить себе, как, посылаемые вперед сильным выдохом, из нацепленных на него деревянных трубок вырываются маленькие оперенные стрелы, и как те летят, бесшумно буравя воздух, и впиваются в его тело, как его рука отдернулась назад сама собой. Карло знал, яд кураре, которым смазаны наконечники этих безобидных, на первый взгляд, деревянных иголок, в случае их попадания в него, вызовет мгновенный паралич дыхательных мускулов. И, сопровождаемый этим своеобразным маленьким духовым оркестром, он тут же отправится в те дальние края, где, пусть и легко душе и телу, но откуда он уже никогда не сможет вернуться…
Но, как раз туда, в те самые края, Карло не очень-то и торопился. Ко всему прочему, он не мог принимать решение самостоятельно, не посоветовавшись с Джеффри. И должен был до конца оставаться на этой грешной земле рядом с ним.
Затем от группы окруживших Карло и Джеффри островитян отделился человек ростом чуть повыше остальных, одетый в бриджи и майку цвета хаки, туго обтягивающую его мускулистый торс. Боевая раскраска на его лице мало чем отличалась от той, что была на лицах остальных воинов. Но по тому, с каким почтением относились к нему его соплеменники, и с каким достоинством тот держался, Карло понял, что этот человек будет рангом выше остальных. Да повыше, если не сам вождь собственной персоной. И Карло решил про себя, что для удобства именно так и будет называть этого человека.
Мягко ступая, вождь подошел к Карло и Джеффри и присел рядом с ним на корточки. Некоторое время он молча, в упор, рассматривал их, переводя взгляд с одного на другого. После чего, полуобернувшись к своим соплеменникам, подозвал к себе одного из них, сопровождая свои слова неторопливым жестом.
Человек с флягой, болтавшейся на ремне у пояса, подойдя, так же присел на корточки рядом с вождем, и они принялись вдвоем о чем-то совещаться. При этом лекарь (такое прозвище Карло дал этому высокому и худому человеку потому, что на его фляге слабо просматривался затертый красный крестик), что-то важно пояснял внимательно слушавшему его вождю, то и дело, показывая пальцем на Джеффри. Которого уже, с молчаливого согласия Карло, успел бегло осмотреть, быстро нащупав едва прослушивавшийся пульс раненого и приподняв его веко.
Затем эти двое как бы поменялись местами – пояснять что-то лекарю принялся сам вождь, поочередно указывая ему глазами то на друзей, то на его флягу.
– Могу ли я поинтересоваться к какому заключению пришли уважаемые члены консилиума? – спросил Карло, когда вождь замолчал. – Сколько, по-вашему, времени займет лечение? И есть ли надежда на полное выздоровление пациента?
Очевидно, почувствовав иронию в его голосе, человек с флягой что-то тихо сказал вождю, и, поджав губы, отвернулся.
– Мы знаем, – ты и твой товарищ, – вы храбрые воины, – мягко произнес тогда вождь, серьезно глядя на Карло и обращаясь к нему, к его немалому удивлению, на чистом, без малейшего акцента, английском языке. – Так сказал нам Боа – Нуау, Великий Дух и покровитель этого Острова. Который в вашей схватке с преследовавшими вас «пятнистыми» принял вашу сторону. Он сказал нам, что мы можем рассчитывать на вашу помощь. А Великий Боа-Нуау знает все, и знает, что говорит. И всегда говорит правду.
– Мне приятно слышать такие лестные отзывы о себе из твоих уст, – отвечал вождю, глядя ему в глаза, Карло. – Я ни в коей мере не ставлю под сомнение многие достоинства, которыми, что совершенно очевидно, обладает Великий Боа-Нуау. И от своего имени, и от имени моего друга благодарю его за оказанную нам честь сражаться рядом с ним. Но, сказать откровенно, я не знаю, чем и в чем мы с товарищем можем помочь вам. Да, на вашем месте я не стал бы возлагать на нас слишком большие надежды…
– Похоже, у вас имеются какие-то планы относительно нас, – продолжал Карло, пытаясь понять, чего хотят от них с Джеффри вождь и его люди. – Могу я знать, о чем, по большому счету, идет речь? И в чем конкретно, они, эти планы, заключаются?
– Обо всем этом мы поговорим чуть позже, – ответил, поднимаясь с корточек, вождь вопросительно смотревшему на него Карло. – А сейчас мы должны подумать о твоем друге. Похоже, у него совсем нет времени на то, чтобы присутствовать при нашем затянувшемся разговоре. К тому же, я думаю, со временем, когда его состояние улучшится, он тоже захочет услышать ответы на заданные тобой вопросы.
– Это Анума, – сказал затем вождь Карло, указав рукой на своего соплеменника с флягой. – Он искусен во врачевании. – И с этими словами вождь кивнул лекарю головой, очевидно, предлагая тому приступать к делу.
Через какой-то миг сосуд, висевший на поясе Анумы, был снят с него; и Карло услышал, как забулькала, переливаясь в отвинченную с него пробку, жидкость коньячного цвета.
– Это очень хорошо, – сказал Анума, протягивая емкость с напитком Карло. – Это нужно пить. Будет очень хорошо. Будет много-много сил!
– Ну, разве что, – прищурился, глядя на лекаря и стоявшего с невозмутимым видом вождя, Карло. – Хотя, правду сказать, я на здоровье не очень-то жалуюсь…
Карло медлил, как всегда просчитывая возможные варианты развития событий. Варианты, которые могут последовать за дегустацией предлагаемого ему напитка.
– Пожалуйста, – настаивал Анума, протягивая Карло импровизированный стаканчик, удерживаемый им длинными, как у пианиста, пальцами и ободряюще кивая ему. – Пожалуйста, так нужно!
– Я не совсем уверен… Ну, хорошо. Чтобы не обидеть вас своим отказом… – И, приняв стаканчик из чуть подрагивавшей руки лекаря, Карло решительно отправил содержимое себе в рот.
Жидкость была ароматной, терпкой, чуть горьковатой на вкус и действие оказывала почти мгновенное. Последнее, о чем успел подумать Карло, засыпая, было то, что от него теперь мало что зависит. И им с Джеффри остается лишь одно – уповать на заступничество Великого Питона Боа-Нуау, с которым они уже имели возможность познакомиться. И которому они, похоже, чем-то приглянулись…
Глава вторая. Приятное знакомство Карло с Мэри и неприятное – Джеффри с Траутом
…Ни глубокий вздох, нарушающий размеренный ритм дыхания, ни едва заметное движение тела, ни слабое дрожание век, – ничто не говорило о том, что Карло проснулся.
Способность просыпаться незаметно для окружающих, выработанная им в результате упорной работы над собой и тренировок, проявлялась и сейчас. Переходя на работу в режиме бодрствования, мозг Карло тут же дал команду телу продолжать спать. Вернее, имитировать сон, притворяясь спящим.
Его нежелание заявлять о себе первым в выглядевших неопределенными ситуациях преследовало вполне определенную цель. Это давало ему некоторое преимущество над теми, кто мог наблюдать за ним в такие моменты. Так что ожидать возвращения Карло из владений Морфея обратной стороне приходилось ровно столько времени, сколько требовалось ему для того, чтобы оценить ситуацию и свое положение.
Первое, что почувствовал Карло, проснувшись «для себя», это характерный для лечебных учрежденный запах медикаментов.
– Следовательно, – подумал он, – уже с первых минут общения с теми, кого я встречу здесь, я могу позволить себе вести себя как человек, здоровьем которого дорожат. В какой мере, еще предстоит выяснить. Но вполне очевидно, что это так. И это уже радует…
Придя к такому утешительному для себя выводу. Карло решил осмотреться. И он осмотрелся, осмотрелся настолько, насколько в состоянии был сделать это, не поворачивая и не поднимая головы. И лишь чуть-чуть приоткрыв глаза.
Он лежал на кровати, подобный тем, которые обычно можно видеть в больничных палатах, весь опутанный разноцветными проводками, соединенными с всевозможными датчиками и электронной аппаратурой, размещенными на хромированных стеллажах у стены и успокаивающее подмигивавшими ему зелеными неоновыми лампочками.
Рассмотреть все досконально, кроме двери, за никелированными прутьями невысокой спинки кровати и с едва приоткрытыми глазами было довольно сложно. И поэтому Карло пришлось прибегнуть к способу наблюдения, называемому им «эффект мыльницы». Это когда, по аналогии с работой устройства затвора фотоаппарата, глаза, как те самые его «шторки», открываются лишь на очень непродолжительное время; но, тем не менее, в его памяти (и в мозгу человека), остается запечатленная во всех подробностях картинка.