Приключения Пиноккио – 2, или Тайна золотых монет

– Да, я понимаю… – Мадавати говорила тихо, с трудом шевеля вдруг пересохшими губами. – Ничего не поделаешь… Ты оказалась сильнее меня. Было большой ошибкой с моей стороны недооценивать свою соперницу. Я поняла это слишком поздно…

Негромко вскрикнув, Мадавати выдернула из своей груди вонзившийся в нее нож с рукоятью из рога носорога, и, закрыв глаза, затихла. Ею сразу же занялись бывшие заложники. Для них, клиентов и служащих Банка, все тревоги теперь были позади. И они, пережившие немало неприятных минут, с готовностью оказывали помощь всем тем, кто в ней нуждался.

Так завершилась операция по освобождению захваченных экстремистами в Банке заложников. Операция, в которой пришлось участвовать нашей героине, Секретному правительственному агенту Джессике. Молодой женщине, чью фамилию, из вполне понятных соображений, мы здесь называть не станем. А все остальное, как верно заметил, общаясь с инспектором Брауном, все тот же теперь лишившийся своего пульта Раджан Кгхишта, было делом техники. И спецслужб, «клиентом» которых ему вместе с остальными его «соратниками» уже очень скоро предстояло стать. И стать очень надолго.

Остров зла

Глава первая. Крестный отец. Первое и неожиданное появление Карло

До срабатывания механизма активации Матрицы остается девять лет, три месяца, два дня.

…Дом был истинной страстью Джеффри. Страстью, пусть и не единственной, но!..

Выстроенный в строгом классическом стиле, но, вместе с тем, не лишенный деталей, придававших ему некую романтичность, он весь, от фундамента и руста, от цокольного этажа и до лепных украшений на карнизах и крыше, был частью его самого, его души, был его идеей и его мечтой.

Бассейн и площадка для гольфа при доме являлись неотъемлемой частью этой мечты. А строгих, геометрических форм изумрудные газоны, вычурно подстриженные кусты, деревья и другие декоративные растения, бывшие результатом стараний искусного дизайнера-садовника, фонтан и яркие островки цветников, – все это вместе взятое позволяло Джеффри, пусть, быть может, и с некоторой долей самообольщения, но говорить о своих владениях, как о его «маленьком Версале»…

От кованных, напичканных электроникой, ворот, извиваясь меж газонов и цветников, к дому вела усыпанная мелкой галькой из розового кварца дорожка. В ясные, безоблачные ночи она, как, впрочем, и другие дорожки, смотрелась особенно эффектно. И казалась сделанной из сахара. Или из застывшего сгущенного молока…

Серебристо-голубого, без декоративной подсветки, цвета дом, темные проемы окон, огромный диск луны в небе, дорожки, искрящиеся в ее ярком свете, близкие звезды над головой, аромат распускающихся ночью цветов, смешивавшийся с ароматным же дымом дорогой сигары… В такие моменты он, Джеффри, как никогда ясно понимал, что это значит, быть в гармонии как со всем, что его окружало, так и в гармонии с самим собою. И что такое настоящее человеческое счастье…

Минуты, проведенные Джеффри в подобной обстановке, доставляли ему истинную радость. Он наслаждался ими, очень ценил их, и, собственно, ради них он и жил. Возможно, кто-нибудь мог назвать все это его причудой. Но это был его, Джеффри, мир, мир, созданный его руками, им населенный и ревностно им оберегаемый. И защищать его он готов был яростно, подобно царю Итаки, защищавшему свой дом и свою честь от посягнувших на святое для него наглых развратных недругов.

И вот сейчас Джеффри шел к дому, тяжело ступая по тихо шуршавшей под его ногами мелкой розовой гальке, и с удивлением отмечая про себя, что идти ему становится все труднее и труднее. И что его ноги отказываются слушаться его. И потому для того, чтобы сделать следующий шаг, ему приходится прикладывать все больше и больше усилий…

Джеффри недоумевал. Он пытался, но никак не мог понять, что случилось, и что такое с ним происходит. Но где-то в коре его мозга, в затаенных глубинах подсознания, подобно светящемуся в ночи неоновому огоньку цепляющегося за насквозь промокший куст светлячка, пульсировала предательская мысль о том, что идти уже, собственно, некуда… Да, наверное, и незачем…

И все-таки Джеффри шел. Сжав зубы, и не на секунду не останавливаясь, шел, потому что привык доводить любое начатое дело до конца. Шел, понимая, что должен идти, и что лишь собрав всю свою волю в кулак он может выйти из передряги, в которую непонятно как попал… И во всем затем разобраться.

Три последние, показавшиеся ему очень высокими гранитные ступени, Джеффри преодолел уже на пределе своих физических возможностей. И в изнеможении остановился у входа, опустив голову и тяжело дыша.

Затем, упершись рукой о бронированное стекло стальной двери, скрывавшей непривлекательность металла под резной обшивкой из мореного дуба, он отыскал глазами панель идентификатора и приложил к ней свою трясущуюся ладонь. Джеффри надеялся услышать негромкое гудение электромотора и приятный для слуха щелчок, означавший, что запоры зафиксированы в положении «открыто». Вернее, он представлял себе, что именно так все и произойдет. Но этого как раз и не случилось…

– Так вот значит как, – сказал тогда Джеффри тихо. – Вот значит как…

В этих его словах было все. Констатация того, что его тревога, как подсказывало ему его шестое чувство, была не напрасной… Что наихудшие опасения, которые не покидали его с недавних пор, подтверждались; что он невероятно, смертельно устал, но что, несмотря на все это, он все еще пытается контролировать ситуацию и должен постараться справиться с не просто возникшей, а прямо-таки свалившейся на его голову проблемой…

– Хорошо, что хоть голова все еще цела, – криво усмехнулся сам себе Джеффри, растянув потрескавшиеся губы в болезненной улыбке. – Только вот, опять же… К нашему большому сожалению, это совершенно не меняет дела…

…Яркая, до боли в глазах, вспышка света, блеснув молнией перед Джеффри, на какое-то время ослепила его, задернув все вокруг серой пеленой… Впрочем, способность видеть он потерял совсем ненадолго. И уже в следующий миг его вниманием полностью завладела красавица-яхта… Белоснежная, словно чайка, с наполненными ветром парусами, компьютером на борту и до блеска начищенными и пускающими повсюду на воду «солнечных зайчиков» медными частями…

Мощный двигатель, навигатор и зависший где-то высоко в небе спутник уводили его, Джеффри, яхту в открытое море… Между тем как он оставался на берегу. И мог лишь наблюдать за тем, как от него уходит то, чем он так дорожил, то, что было частью его самого и его свободы. И Джеффри стоял, глядя яхте вслед, понимая, что не может ни изменить ничего, ни что-либо предпринимать, чтобы помешать этому. И кусая губы от сознания собственного бессилия и от отчаяния…

…Очнулся Джеффри от досады и боли. Действие препарата, инъекцию которого он сделал себе накануне вечером, кончалось, и в голове у него прояснялось. Боль же в ноге, развороченной выше колена разрывной пулей «тум-тум», напротив, подступала вновь. Впрочем, она никогда не оставляла Джеффри совсем. Не оставляла с тех пор, как с ним случилась эта… эта неприятность…

Джеффри опять начинало казаться, что нога его вновь лежит на жаровне, со всех сторон обложенная углями, и кто-то, чьей целью было сжить его со свету, доставив ему при этом как можно больше мучений, опять принимается за свое. С изуверским увлечением раздувая жар огромными мехами, и копаясь в его конечности раскаленными щипцами.

Наступило утро, и сквозь стоявший в джунглях сумрак все явственнее проступали краски зарождавшегося дня. Ночные тени нехотя отступали, прячась в темные норы и расщелины скал, волоча за собой тайны ночных драм и туда же уводя за собою посвященных…

Лучи солнечного света, пробиваясь кое-где сквозь густую листву деревьев и кустарников, пронизывали пространство подобно лучам театральных софитов, поторапливая тем самым с выходом новых героев нескончаемого, захватывающего, продолжающегося тысячи лет действа. Голоса любви и торжества, тревоги и смертельной тоски, – звуки теперь уже дневных, в режиссерской версии самой природы, спектаклей – драм, мистерий, комедий и трагедий, вновь постепенно наполняли джунгли.

Начинался день… Который, судя по его началу, как думал все еще находившийся под впечатлением от ночных видений Джеффри, вряд ли принесет с собой что-нибудь хорошее для него. Очевидно, этот день будет малоблагоприятным для принятия важных решений… Но, тем не менее, одно, и, пожалуй, самое важное в жизни решение Джеффри все-таки предстояло вскоре принять…

Дело в том, что программа «Автономное обеспечение», по которой на этот раз должен был действовать именно он, Джеффри, сегодня могла быть полностью завершена. С выполнением ее последнего пункта, носившего название «Самоуничтожение»…

– Очень жаль, – думал Джеффри, анализируя произошедшее и все больше склоняясь к мысли о том, что его игра сыграна. И что его «воспоминаниям» о, на самом деле, не существующих доме и яхте, «воспоминаниям», явившимся ему во сне, в итоге суждено остаться не нашедшей воплощения мечтой. Мечтой, прекрасным видением, картинкой, предложенной ему для просмотра его больным, воспаленным воображением…

Джеффри осторожно пошевелился, пытаясь понять, насколько ограничена свобода его действий, и не смог сдержать стон. Да, придать удобное положение израненному телу было не так-то просто. Острая боль в плече, дававшая о себе знать при малейшем движении, указывала на то, что проклятая «тум-тум» была пусть и самым значимым, но не единственным из воздействовавших на Джеффри извне неблагоприятных факторов. Ко всему прочему «Червяк», служивший Джеффри ночью удобным «креслом», теперь немного мешал ему…

«Червяк», в котором было, как прикинул Джеффри, не меньше метров девяти, явился под вечер. Как раз тогда, когда начиналось действие болеутоляющего препарата. Двигаясь с завораживающей неспешностью, но, вместе с тем, чрезвычайно целенаправленно, огромный питон бесцеремонно вторгся на территорию, занимаемую находившимся в полубессознательном состоянии Джеффри, полностью заполнив при этом небольшое пустовавшее пространство у замшелого ствола, о который тот так неловко опирался спиною. Действуя мягко, но с настойчивостью и силой мощного домкрата, питон чуть приподнял Джеффри, свернулся кольцами, осторожно поместив свое тело под его раненное плечо, и, положив свою голову ему на колени, закрыл глаза.

Фатальная несвоевременность произошедшего, полное отсутствие возможности хоть как-нибудь влиять на события, сама выглядевшая насколько нереальной и драматичной, настолько же и комичной, ситуация, а самое главное – то, что теперь лежать Джеффри стало намного УДОБНЕЕ, – все это вызвало у него приступ нервного смеха. Тут же перешедшего в болезненный кашель, который он постарался поскорее унять, чтобы не беспокоить чуть приподнявшего голову и, как показалось Джеффри, удивленно посмотревшего на него питона…

Сбившееся, было, с ритма сердце Джеффри теперь билось ровнее. Да, его застали врасплох, но… Но в данном конкретном случае снова нажимать на курок ему уже совсем не хотелось. Вчера и так было пролито много крови. Крови «пятнистых», крови бойцов его команды и его собственной в том числе…

– Ну-ну, – сказал, немного расслабившись и глядя на питона Джеффри. – Если так… Думаю, тебе вряд ли нужна моя кровь. И мои переломанные ребра тоже. Мы с тобой покладистые парни, правда? И у нас нет абсолютно никаких претензий друг к другу. Я правильно говорю, Каа? – И Джеффри по-дружески похлопал огромное пресмыкающееся по его толстому, чешуйчатому и узорчатому боку.

Почувствовав прикосновение руки Джеффри, питон открыл глаза, внимательно посмотрел на него, а затем, просканировав пространство трепещущим, раздвоенным на конце, длинным языком, снова закрыл их.

– Я, пожалуй, тоже вздремну немного, – сказал тогда Джеффри, не без трепета в душе поглядывая на подозрительное утолщение посреди мощного туловища питона. – Вздремну немного, – повторил он, чувствуя, что не в силах больше противиться действию препарата, инъекцию которого он сделал себе незадолго перед появлением Червяка.

И Джеффри погрузился в забытье. Имея надежду на то, что питон славно пообедал и что на полный желудок ему не приснится охота…

Наступившее утро, а за ним и день, не внесли каких-либо изменений в по-прежнему остававшееся сложным и, более того, критическим положение, в котором оказался Джеффри. Его состояние не улучшилось. Да и как оно могло стать лучше, если он, весь израненный, оставался без медицинской помощи, помощи, в которой так нуждался? И, ко всему прочему, теперь против него играло само время. Время, очень сильный и напрочь лишенный каких бы то ни было чувств и эмоций игрок…

Натренированное, мускулистое, сильное тело Джеффри по-прежнему отказывалось служить ему. Это было невыносимо для него, – чувствовать себя полностью беспомощным и не способным не то что на энергичные действия, которым он всегда отдавал предпочтение, а на какие-либо действия вообще. И от этого Джеффри испытывал огромные душевные муки. Муки, с которыми, пожалуй, могла сравниться лишь донимавшая его сейчас острая физическая боль.

И теперь уже не наркотик, а она, невыносимая боль, временами, как и первый, туманящая его разум, начинала диктовать свою волю его истерзанному, израненному телу. Заставляя все чаще подымать руку, чтобы поднести к глазам зажатую меж пальцев капсулу… Капсулу с содержавшимся в ней нервно – паралитическим ядом группы цианидов, мгновенно и безболезненно обрывающим течение всех жизненных процессов в организме и гарантирующим ему, Джеффри, быстрое и кардинальное решение всех без исключения вставших перед ним вопросов и проблем. А о том, что будет после этого, Джеффри старался не думать. Он был твердо уверен в одном: – в этом случае его ждет полный покой. И не будет больше ни раскаленных щипцов, рвущих на части его тело, ни тяжелых, не дававших покоя его душе покоя мыслей. А этого ему как раз больше всего и хотелось.

Что же касается Червяка, то если он и спал, то сон его был очень чутким. И проснулся он как раз в тот момент, когда Джеффри, решив, что тянуть с принятием яда не стоит, и что пришло время переправляться в мир иной, поднес капсулу ко рту. Питон резко поднял голову и, глядя полуприкрытыми и, казалось, сонными глазами на капсулу в руке Джеффри, стал медленно раскачивать ею из стороны в сторону. Затем в движение пришло все мощное тело Червяка. Не обращая ни малейшего внимания на Джеффри, лишившегося в этот момент опоры и потому заскрипевшего зубами от боли, и, очевидно, торопясь куда-то по своим делам, питон быстро выполз из-под него. И, даже не оглянувшись ни разу, бесшумно скрылся в ближайших зарослях.

– Думаешь, я буду скучать по тебе, Червяк? – прохрипел вслед поспешно удалявшемуся пресмыкающемуся Джеффри, зажав капсулу с ядом в кулаке и опершись локтем о землю. – Не дождешься, нет! Хотя я не имел бы ничего против того, чтобы снова когда-нибудь встретиться с тобой. Интересно, узнал бы ты меня, предстань я перед тобою в смокинге и с галстуком – бабочкой на шее?

Вот тогда-то, в ту самую секунду, когда весь Червяк исчез из виду, и произошло то, что, как думал Джеффри, никак не могло, и не должно было произойти. Против чего восстало вначале всего существо, и за что впоследствии он не раз благодарил судьбу. Вот тогда-то Джеффри и услышал голос Карло… Вернее, не его самого, а чипа, имплантированного в Карло. И звучал он из нашпигованного электроникой титанового многофункционального устройства на его, Джеффри, запястье. А затем Джеффри увидел маленькую ярко-оранжевую звездочку на экране его миниатюрного компьютера на браслете, беспрестанно мигавшую и медленно передвигавшуюся по нему. Этой звездочкой и был шедший в его направлении Карло. Чье многофункциональное устройство, точная копия браслета Джеффри, ни в коем случае не должно было работать сейчас в режиме «Поиск»…

И, тем не менее, Карло шел по следу Джеффри. И делал он это не в соответствии, а вопреки пункту Инструкции. Пункту, строжайше запрещавшему вступать в контакт с теми, кто оказался в ситуации, подобной той, в которой оказался сейчас Джеффри. Само существование кого этим пунктом ставилось под сомнение. Потому что теперь он был объектом, неспособным к активным действиям, «балластом», а Инструкция рассматривала балласт как негативный фактор. Фактор, способный самым отрицательным образом сказаться на проведении операции и помешать успешному ее завершению.

Как командир одного из отрядов Центра, Джеффри знал, что, хотя операция и провалилась, это абсолютно ничего не меняло. Он был дисциплинированный боец. Вернее, его уже почти не было. И поэтому его «маяк» молчал. Но Карло, несмотря ни на что, продолжал искать его. Маленькая, едва заметная точка на экране многофункционального устройства Джеффри упрямо, и не переставая ни на минуту, твердила: – Я иду, Джеффри! Я иду, дружище! Я иду!

Как Джеффри ни старался, он никак не мог определиться со своим отношением к тому, что делал сейчас Карло. Наверное, потому, что он не ожидал подобного поворота событий. И вообще… В его состоянии любому было бы очень нелегко сосредоточиться…

Взглянув на экран в очередной раз, Джеффри понял, что Карло уже не более чем в двадцати метрах от него. И кривясь, повернулся в ту сторону, откуда тот должен был появиться.

А потом их глаза встретились. Извиняющийся взгляд Карло объяснял все. Он был не один. И шел не совсем по своей воле. Ствол автомата одного увешанного оружием «пятнистого» упирался ему под лопатку, а второй, сверкая белками и выкрикивая проклятия, все норовил ткнуть стволом своего автомата Карло в лицо.

Морщась от боли, Джеффри вскинул руку с пистолетом. Ствол «беретты» в ней был нацелен в голову первого «пятнистого», того, от которого исходила прямая угроза жизни Карло.

– И не думай! – заорал, увидев это, нервный второй, тыча стволом то в сторону Джеффри, то снова в лицо Карло. – Сейчас же брось пистолет! А не то я разнесу череп твоему товарищу! И мы увидим, что в голове у него не серое вещество, как называют ее содержимое некоторые умники, а кровавая каша!