Администратор глубоко дышал во сне. Каюта раненого – не место для того, чтобы искать руку женщины и держать ее в своей, и, забыв обо всем на свете, испытывать наслаждение от того лишь, что женщина тут, рядом, сейчас и навсегда, но капитан именно это и делал, и совесть не мучила его.
Зоя не отняла руки. Она только взглянула искоса и слегка покачала головой. Устюг кивнул в знак того, что все понимает, и они опять застыли у прозрачного колпака.
– Вот как получилось, – сказал капитан тихо.
– Он поправится.
– Я не о нем.
Зоя снова взглянула на него и отвела глаза.
– Земли не будет, и я по-прежнему капитан. Растерявшийся капитан, по правде говоря.
Сейчас в его голосе не было командирской непреложности, и Зоя обрадовалась тому, что он раскрылся перед нею: это помогало и ей самой преодолеть скованность, возникшую, едва они остались вдвоем; они знали, что должно произойти в самом скором времени, и не решались сделать первый шаг. Вслух Зоя не сказала ничего.
– Мы здесь, – сказал Устюг. – И деваться нам некуда.
На этот раз Зоя посмотрела ему в глаза взглядом, просившим не лгать ей.
– Если я соглашусь, – сказала она негромко, хотя оба знали, что она уже согласилась, – если соглашусь, то ведь надолго, и тебе придется терпеть меня навеки и до смерти. Так что подумай – стоит ли: потом тебе некуда будет деться от меня.
– Я подумал.
– На Земле было бы легче, там можно уйти. А тут…
– Это хорошо, – сказал он. – Тут ты не бросишь меня.
Она не удивилась этим словам, знала, что обладает чем-то, заставлявшим обращаться к ней так, словно ей одной принадлежало право решать: оставаться или уходить. Но сейчас она знала, что не уйдет.
– Не брошу, – произнесла она почти беззвучно.
Они стояли сейчас близко, очень близко друг к другу, и что-то толкнуло их сократить, совсем уничтожить это расстояние. Дверь пустующей каюты корабельного врача была перед ними, и трудно сказать, кто сделал первый шаг к ней.
Жажда оказалась сильна, и они пили, пили, пили, не боясь пресытиться, и кончики пальцев, касаясь кожи, говорили куда выразительнее, чем слова. Докторское ложе было узко, но сейчас они уместились бы вдвоем и на острие ножа. Прошло сколько-то вечностей, потом тихо запел блокер входа: кто-то стоял за дверью. Вспыхнул свет. Зоя безмятежно улыбалась, Устюг торопливо превращался в капитана, потом отворил. Там стояла Вера.
– Ну, что случилось? – спросил Устюг недружелюбно, загораживая вход.
– Наверное, весна, капитан, – невозмутимо сказала Вера. – Вас ищет инженер.
Он понял: все готово. Пришла пора.
– Ах, будь они… – пробормотал он, невольно радуясь и огорчаясь вместе.
– Да, капитан, – бесстрастно согласилась Вера, глядя мимо него – на Зою.
– Вот как… – сказала Зоя протяжно, веки ее чуть дрогнули. – Иди. Но не задерживайся…
Устюг улыбнулся: мужчинам часто нравится, когда ими командуют, потому что им свойственно в глубине души все-таки верить, что командуют они – древняя и прекрасная иллюзия… Устюг кивнул и ушел, а Зоя встала не стесняясь: нравится ей смотреть – пусть смотрит. Неторопливо привела себя в порядок, провела пальцами по столику, взглянула в зеркало.
– У вас нет карандаша?
У Веры, конечно, был; помедлив, она протянула блестящий стерженек. Цвет был чуть бледнее, но неважно – карандаш для губ был сейчас символом, верительной грамотой… Зоя улыбнулась:
– Спасибо… Не думайте: это – всерьез.
Вера нерешительно улыбнулась. Они стояли по разные стороны порога, потом Зоя переступила его и вышла в лечебную каюту, подошла к колпаку, где по-прежнему спал администратор, проверила нагрузку на стимуляторы, чуть увеличила мощность.
– Кальция не мало? – спросила Вера.
– У вас есть медицинский опыт?
Вера прислушалась: нет, голос Зои был ровен, насмешки в нем не ощущалось.
– Иначе меня не допустили бы к полетам. Возить врача оказалось ни к чему, но кто-то должен хотя бы знать аппаратуру.
– Как хорошо! – обрадованно проговорила Зоя. – На время перехода меня опять уложат в кокон, и я рада, что за больным будет врачебный надзор.
Люди всегда остаются чувствительными к уважению, какое им оказывается, и даже к лести – если она не чрезмерна. Вера деловито кивнула:
– Я приготовлю его к переходу.
Зоя улыбнулась девушке, и та ответила тем же.
– Устюг – хороший человек. Он редкий…
– Я знаю.
– Ой, – сказала Вера, – как здорово…
Шелестело. Едва слышно шелестело. Луговой повернул ручку усиления до предела. Вроде бы промелькнуло какое-то слово. Кажется, «море», а может быть, и не было слова, просто шумы сложились нечаянно во что-то похожее.
Да, наверное, это был просто шум, и никакие антенны, никакое усиление больше не могло помочь услышать голоса Земли, не направленную передачу – планета могла бы еще, в случае везения, нашарить корабль, хотя вероятность этого была очень мала, – но простую, тот голос, каким Земля разговаривает со Спутниками, с планетами Солнечной системы, каким переговариваются корабли в Приземелье. Луговому и раньше в каждом рейсе приходилось слышать, как замирает, теряется в пространстве этот голос, но тогда он знал, что уходит не навсегда, что пройдет месяц-другой, – и слова опять возникнут в усилителе, и будут становиться все громче, яснее, и это будет первым признаком того, что Земля приближается. На этот раз нельзя было сказать, начнет ли когда-нибудь сокращаться расстояние, которое увеличивалось, увеличивалось с каждой секундой, и этому увеличению не было предела.
Слишком далеко ушли. Не слышна больше Земля. Все.
Луговой выключил аппаратуру.
Все было готово.
Пассажиры спали. Вера включила противоперегрузочные и антиинерционные устройства медицинского отсека, убедилась, что все стабильно, надежно, и беспомощный человек под колпаком, наполовину рождающийся заново, не пострадает, что бы ни происходило за стенами каюты. Тогда Вера ушла к себе. Она привычно нажала педаль рядом со своей постелью, и постель поднялась, открывая подобие ванны, выложенной мягким. Вера разделась, легла, проверила, нормально ли поступает воздух, и с удовольствием ощутила, как ванна колеблется, точно лодка на прозрачной и спокойной воде в окружении матовых лилий. Крышка медленно опустилась, и Вера глубоко вздохнула перед тем, как погрузиться в сон. Вздохнула, наверное, просто потому, что воздух в коконе едва уловимо пахнул цветами.
Остальные трое членов экипажа собрались в центральном посту. Посидели, помолчали. Потом капитан сказал?
– Ну, пора.
Рудик кивнул и вышел. Через несколько минут он показался снова – на этот раз на экране. Все трое одновременно заняли места. Щелкнули механизмы. Центральный пост едва уловимо качнулся: теперь он свободно висел в системе конструкций корабля, удерживаемый лишь комбинациями электромагнитных полей. То же самое произошло и с инженерным постом.
Капитан прочитал показания приборов. Степень вакуума, кривизна пространства, напряженность полей – все соответствовало условиям.