Здравствуй, земля целинная. Книга третья

Меня отвезли в уголовную тюрьму на Таганке. Камера, в которую меня поместили, являла собой настоящий интернационал: русские, украинцы, белорусы, евреи, немцы, венгры. французы и англичанка – восемнадцать женщин помещались в камере, рассчитанной на трех человек.

В первую ночь я лежала на голом полу у параши, подложив одну половину драпового платья под голову и накрывшись другой. В голову лезли всякие мысли, но в одном я была уверена, что это чудовищная несправедливость и завтра меня вызовут к следователю, объявят, что я не виновна, извинятся и отпустят домой. Я была не виновна перед Советской страной, перед своей партией, всю свою сознательную жизнь я посвятила борьбе за новую социалистическую родину.

Несколько дней меня не вызывали к следователю, я просила конвоира, чтобы он отвел меня к нему, но тот ответил, что не надо торопится, что меня вызовут, когда надо. Полная неизвестность тяготила меня.

Но вот наконец-то меня вызвали к следователю, это был молодой подтянутый человек, в форме. Я надеялась, что это должен был профессионал своего дела, который хорошо разберется в этом недоразумении, а тут этот юноша. Это разочаровало меня, но еще больше меня разочаровало, что он отказался выслушать меня, а стал задавать мне самые разнообразные и непонятные вопросы из моей жизни. Причем, даже вспомнил о том времени, когда я была схвачена белой контрразведкой и приговорена к смертной казни.

– Так почему же вас не расстреляли? – равнодушным голосом спросил он.

– Меня освободил мой брат, я не знаю каким образом ему это удалось.

– Может вас завербовала белогвардейская разведка и потому вас отпустили, чтобы вы затем вредили нашей стране?

– Никто меня не завербовал. Они от меня ничего не добились. Потому и решили расстрелять.

– Но не расстреляли ведь.

– Я ж говорила, что брат ночью вызволил меня из тюрьмы.

– А кто был ваш брат?

– Он служил в белой армии.

– Так у вас, значит, есть родственник среди наших врагов?

– Тогда вся страна разделилась на белых и красных.

– Вы встречались позже со своим братом?

– Нет. Я не знаю его судьбу, он не давал о себе знать ни мне, ни моим родителям.

– Вы троцкиста?

– Нет.

– Но почему же вы держали у себя книгу Льва Троцкого?

– Я не знала, что она запрещена. До последнего времени в институте я обучала по ней студентов института Коминтерна.

– Вы знакомы с Валентиной Сергеевой?

– Да.

– Вы знали. что она занималась подрывной деятельностью против Советской власти?

– Нет. Я не знала, что она занимается подрывной деятельностью. Наоборот, она человек преданный делу революции.

– А вот она дала показания, что она занималась подрывной деятельностью против власти, что она сколотила группу единомышленников, которая хотела убить Народного комиссара Ворошилова и захватить власть.

– Ничего подобного я не собиралась делать.

– А вот у нас есть другие данные, – и он подробно пересказал наши разговоры с Валентиной на кухне.

– Но здесь ведь нет никакого криминала, – возразила я.

– Для вас нет, а для нас есть. Так что сознайтесь в том, что вы вели подпольную пропаганду против власти. Тем самым, вы выполните свой долг перед страной и партией в разоблачении врагов революции.

– Но я знакома с этими людьми и считаю, что это люди кристальной честности и они не могут быть врагами народа.

– Вот и вы, старый, проверенный солдат революции поверили в слащавые речи этих извращенцев, которые поступают вопреки решениям партии и организовывают подполье, чтобы свернуть нынешнее правительство и привести к власти ставленников мирового капитализма.

– Но я не могу поверить.

– Идите, посидите в камеру и подумайте в чем заключается ваш долг перед революцией.

Меня отвели в камеру, где у меня постепенно рассеялась моя вера в свою непогрешимость, вера в то, что скоро весь обман откроется, и меня выпустят на свободу. Рядом со мной сидели такие женщины, которые попали в тюрьму по недоразумению. Выслушивая их истории, я все больше убеждалась в том, что происходит величайшая несправедливость – в стране происходят вещи, которые должны уничтожить все завоевания революции, что человека лишают всякой свободы, и даже малейшее инакомыслие грозит тюремным сроком.

На следующий допрос меня вызвали через неделю. За столом сидел тот же следователь в новенькой военной форме.

– Так вы уже сделали правильный выбор, – задал вопрос он.

– Я сделала свой выбор еще тогда. когда вы в коротких штанишках бегали, – ответила я, видно, ответ мой ей не понравился.

– Что ж перейдем к фактам. Вам знаком профессор Неделин?

– Конечно, это очень образованный и культурный человек, профессионал своего дела.

– А вот давеча, во время лекции он вдруг позволил себе острить, когда погас свет, что жить стало лучше, жить стало веселее.

– Но ведь так сказал наш вождь Сталин – возразила я.

– А с какой иронией было это сказано. Вы считаете так допустимо говорить, клеветать на нашу действительность.

– У него не было задней мысли на этот случай.

– Вот здесь вы заблуждаетесь. Это клевета на наших руководителей, на нашу страну. Тем что вы не донесли на профессора, за его такие высказывания, доказывает о том, что вы заодно с такими вот врагами революции.

– Нет, я не думаю, что они враги.

– А скажите, что случилось с супругой товарища Сталина Надеждой Алилуевой.

– Она умерла от сердечного приступа.

– Верно вы говорите, а вот в вашем институте ходят слухи, что она покончила с собой выстрелом из нагана.

– Не знаю я таких подробностей.

– Вы уверены в этом? – следователь посмотрел мне прямо в глаза, и я не выдержала этот пронзительный взгляд, отвела свои глаза.